Страница 38 из 40
Есугэй почувствовал, что у него учащается пульс, и ему почему — то захотелось оказаться где угодно, только не здесь.
В вышине по-прежнему мчались облака, почва все так же испускала жар. У Таргутая еще сильнее пересохло во рту.
Он не обладал провидческим даром. Хан верно говорил, что такая способность — проклятие; насмешка богов, а не благословление. И все же тогда в разуме Есугэя промелькнула целая череда образов. Белый Шрам увидел горящие миры, как известные ему, так и незнакомые. Уловил, как кто — то кричит его имя, и каким — то образом догадался, что голос принадлежит этой женщине, но не понял, в чем причина ее воплей.
Таргутай взял себя в руки. Меж тем у преследовательницы возникли проблемы: воин услышал, как она теряет равновесие. Если сейчас терранка поскользнется, то падение с гряды наверняка убьет ее, и цель, ради которой она пришла, сгинет вместе с ней. Есугэя охватило желание предоставить женщину самой себе, настолько могучее, что оно повисло тяжким грузом на руках и ногах. Но грозовой пророк подбежал к гребню скалы — в тот самый миг, как терранка оступилась и махнула пальцами мимо зацепа. Таргутай поймал ее, и в могучей хватке легионера запястье женщины показалось хрупким как стекло.
— Генерал Илия Раваллион из Департаменте Муниторум, — произнес он. — Будьте осторожны.
Терранка подняла взгляд, и Есугэй разглядел за прозрачным щитком шлема ее лицо — грязное, потное и явно потрясенное. Ей не хватало сил для такого подъема, однако Таргутай отчего — то уверился, что женщина добралась бы до вершины вопреки логике и здравому смыслу Чогориец ощутил в ней целеустремленность и ментальную стойкость, настолько же могучие, насколько слабым было ее тело.
— Спасибо, — сказала терранка. — Обязательно.
Прошло пять дней. Флот снова готовился к отлету.
Чтобы отбытие колоссальной армады прошло надлежащим образом, прилагались немалые усилия. Пополнение запасов топлива, провизии и боеприпасов требовало времени и труда многих тысяч чернорабочих. Задача усложнялась тем, что в системе также находились другие легионы со своими надобностями, и имперские чиновники едва справлялись с нагрузкой.
Еще никогда в одном месте не собиралось столько примархов. Каждый из братьев воспользовался шансом побеседовать с обычно разрозненными родичами, полагая, что следующего раза придется ждать очень долго. Дети Императора смешивались с Лунными Волками, пехотинцы Гвардии Смерти обменивались лаконичными фразами с гладиаторами Пожирателей Миров, а Белые Шрамы, как обычно, сторонились центра жаркого общения, предпочитая космос разбомбленным равнинам Улланора.
Есугэй, впрочем, один раз вернулся на поверхность и, выполнив обещание, забрал на своем челноке ту смертную женщину. Он руководствовался вескими причинами военного толка: терранка носила звание генерала и, несмотря на долгую службу, сохранила незамутненную приверженность делу, а Хан теперь нуждался в союзниках. Иначе примарх не исполнил бы свое желание — плотнее вовлечь Белых Шрамов в кампании Крестового похода. Среди таких помощников встречались и равные ему, вроде Ангела и чародея с Просперо, но других следовало набирать из менее славного племени. Кроме того, Раваллион ведь просила об аудиенции.
Легион по-прежнему перестраивался на ходу. Этот процесс никогда не закончится, и о том, как он начался, уже понемногу забывали. Терран в рядах воинства теперь с трудом отличали от чогорийцев (по крайней мере, если они успели прослужить какое — то время). Возможно, иномиряне так и не сумеют избавиться от врожденной слабости, но, как любил говорить Цинь Са, «главное — попытаться».
Пока челнок поднимался на орбиту, Таргутай немного поговорил с Раваллион.
Женщина нервничала почти до отупения, однако Есугэй не мог успокоить ее ничем, кроме банальностей. Любой космодесантник был возвышенным существом, а примарх — чем — то гораздо более великим. Сам факт того, что человечеству понадобились такие воины, указывал, насколько враждебна и опасна Галактика. Пусть уж лучше простые люди поменьше знают о легионах и лишь благоговейно взирают на них издалека.
Тем не менее Таргутай чувствовал симпатию к Илии. Она выглядела хрупкой, словно та полузабытая терранская птичка с другой стороны оконного стекла. Крепость духа и решимость могли поддержать человека, но не более того.
— Постарайтесь понять его, — спокойно сказал Есугэй. — Может, вы ему даже понравитесь. При мне и не такие диковины случались.
Вскоре челнок обогнул скопления пустотных кораблей, дрейфующих вокруг «Бури мечей», и состыковался с флагманом. Там женщину ждал долгий переход к покоям Хана, за время которого она разволновалась еще сильнее. В итоге, правда, Раваллион хорошо показала себя: смотрела примарху в глаза, отвечала на вопросы честно и без пустословия. Таргутай постоянно следил за Илией, чтобы прийти на помощь, если она все — таки уступит постчеловеческому ужасу.
Пожалуй, неудачно вышло, что магистр войны выбрал именно этот час для своего давно ожидавшегося появления.
Как только Хорус вошел, само его присутствие подавило и смяло даже Есугэя. Он не представлял, случалось так всегда или же события Триумфа каким — то образом изменили Луперкаля. Теперь в помещении их оказалось четверо — магистр войны, примарх, грозовой пророк и смертная, — словно кто — то решил устроить выставку на тему пси-эволюции человечества.
— Брат мой, — произнес Каган, поднявшись навстречу гостю.
— Джагатай, — отозвался Хорус.
Между ними уже возникло неравенство. Еще недавно они стояли на одной ступени неформальной иерархии, пусть между братьями-примархами и кипело соперничество за относительное превосходство, но теперь появилась официальная вертикаль власти. Перед тем как вернуться в Тронный мир, Император назначил любимого сына повелителем Крестового похода.
И все изменилось. Это увидел Есугэй и, возможно, почувствовала даже Раваллион. Луперкаль словно бы прибавил в стати, хотя все еще излучал знакомое непринужденное обаяние. Но перемен хватило, чтобы его беседа с Ханом получилась чопорной и неловкой.
— Потом мы будем вновь сражаться вместе, ты и я, — сказал Хорус чогорийцу. — Давно такого не было, и я скучаю по тебе. С тобой всегда просто, жаль, что ты любишь скрываться.
Фраза прозвучала как комплимент. Возможно, Луперкаль на самом деле похвалил брата, однако Таргутай хорошо знал своего господина и заметил на его лице мимолетную тень неодобрения, кратчайший промельк отчужденности.
— Обычно меня находят, в конечном счете, — заметил Джагатай.
Встреча получилась недолгой. Хоруса ждали другие дела, а Боевому Ястребу уже не терпелось отправиться в путь. Примархи обсудили развертывание на Чондаксе, но в какой — то необъяснимо отстраненной манере, как будто речь шла об уже выполненной задаче, а не о новом этапе пока что продолжающегося Крестового похода.
Есугэй молчал, как и Раваллион. Хан и Луперкаль вели беседу — пожалуй, слишком непринужденно, будто решили исполнить роль братьев, забыв, как правильно вжиться в нее.
— Галактика меняется, — вполне по-дружески произнес Хорус. — В ней возникает многое, чего я не понимаю, и многое, что мне не нравится. Воинам нужно держаться рядом. Надеюсь, ты откликнешься на мой зов, когда придет час.
Таргутай спросил себя, каким будет ответ. Никто иной — вероятно, даже Сам Император — не стал бы так говорить с Каганом.
— Ты знаешь, что откликнусь, брат, — сказал чогориец. — Так всегда было между нами. Ты зовешь — я прихожу.
Вот и все. Только самая суть. Никаких подписанных соглашений или планов о контакте в определенный период времени. Разумеется, еще предстоит сгладить разные шероховатости, однако фундамент дальнейших действий уже заложен.
Вслед за этим Есугэй и Хан вышли из зала, чтобы проводить Луперкаля до его челнока: покинув их, Хорус приступит к командованию всей сетью экспедиционных армад. Когда воины спускались на ангарную палубу, Каган на миг заглянул в глаза Таргутаю и уловил там беспокойство. Затем Джагатай формально обнялся с братом и обменялся с ним дополнительными обещаниями о совместных кампаниях. Поднявшись по длинной аппарели, магистр войны скрылся в люке внутрифлотского транспортника.