ЧОП ’ЗАРЯ’

Авдеевка открылась внезапно, мы выехали на пригорок и уткнулись в перекошенный грузовик, у которого два старика пытались поменять колесо. Вокруг плотной массой, под цепким взглядом розовощекой девчонки-пионерки, сгрудился филиал местного детского сада. Нет, галстука у нее не было, зато был тот самый взгляд — быстрее, выше, сильнее и полная решимость охранять мелюзгу от любой угрозы.

Колун разглядел своих пацанов и, получив молчаливое согласие Захара, остался помогать с колесом, а наш поредевший отряд двинулся дальше.

С пригорка открылся неплохой вид — деревня как на ладони. Дорога, идя чуть наискосок, делила деревню на две части и упиралась в небольшую церквушку. Я насчитал около двадцати домов с одной стороны и три десятка с другой. Похоже, все, кроме детей, сейчас собрались в церкви, навалили вокруг заграждений — куски забора, перевернутые телеги и теперь жались поближе к входу, над которым светил чугунный фонарь.

Очень похожий на те, что были в усадьбе, только крупнее и пламя какое-то неестественное. Во-первых, было белого цвета, а во-вторых, не дрожало на ветру, хотя он периодически задувал довольно сильно.

На пороге церкви стоял священник, в привычном для меня образе, а не то что Гидеон — ряса, борода, крест на пузе. В руках у него дымилось кадило, которым он махал в сторону леса. Я навис через сиденье, схватив Захара за плечо, и уставился на то, куда смотрел священник.

Туман. Грязно-серое пятно с зелеными переливами шириной в два дома с огородами очень медленно выползало из леса.

— Млять, зеленка, — Гидеон сплюнул в окошко, — Захар, не говнись, отдай флягу, а? На сухую слишком нервно будет.

— И когда это ты интересно высохнуть успел? — управляющий недовольно крякнул, но полез за пазуху, — Рули к Марушкиной кузне, огородами пройдем, может, успеем еще.

Сначала Захар вытащил очень короткий обрез двустволки, прям огрызок, а потом уже небольшую стальную флягу, которая тут же исчезла в руке Гидеона. Он ловко скрутил крышку большим пальцем, выдохнул и опустошил фляжку. Даже капли последние стряхнул на высунутый язык.

— Бррр! Что по патронам?

— Плохо, осталось всего три штуки, — Захар покосился на меня, — С серебром только один и два зажигательных. Ну и обычных полпачки, но толку от них все равно мало.

— Хреново, — вздохнул священник, а потом вдруг резко дал по тормозам.

«Буханка» встала, как вкопанная на самой границе с туманом. Разреженная серая муть, как рассветная дымка на реке, поднялась на уровень лобового стекла и начала обволакивать машину по бокам. Меня вмяло в жесткую спинку, а сзади еще и навалился сосед, чуть не продырявим меня вилами. Но возмутиться я не успел.

— Пацан, — Гидеон развернулся в сторону салона и протянул руку, — Держи, огневик. Я Гордею обещал, что сохраню для тебя. Эта отца твоего.

Я взял в руки стальной прямоугольник очень сильно напоминавший зажигалку «Зиппо». Только не блестящий новодел с картинками, а добротную увесистую и явно раритетную вещицу. Потемневшее от старости серебро, гравировка по кругу — на основании крест, окруженный выпуклыми черепами, на крышке какие-то крючковатые символы, то ли руны, то ли что-то староцерковное. Несмотря на неровную поверхность, в руку легла, как родная, будто песочный мячик-антистресс сжал.

Я легонько подтолкнул крышку и с щелчком, как у классического “Зиппо”, зажигалка открылась. Внутри тоже все стандартное — обгоревший фитиль в стальной перфорированной защите, крупное колесико над кремнем.

В нос ударил горький, но приятный запах из детства — полынь. Бабушка его везде развешивала, говорила, что от злых духов убережет. И бутылочка абсента у нас всегда дома была припрятана.

Я захлопнул крышку и повертел зажигалку в руках. Там, где обычно выбивают логотип ZIPPO, было незнакомое мне клеймо в виде двух треугольников. А сбоку, на всю высоту надпись: FIAT IUSTITIA, RUAT CAELUM.

— Это что? — я посмотрел на Гидеона.

— Да свершится справедливость, даже если небеса упадут, — пренебрежительно ответил водитель, а Захар с Вилами перекрестились.

— Да я не про надпись, я про зажигалку?

— Зажигалка? — Гидеон нахмурился, — Эка ты, извернул. Это же огневик.

— И что делать с ним?

— Как что? — он пожал плечами, — Жечь, конечно. Только зазря смолу не переводи, это последняя.

— Приготовьтесь, — вклинился Захар, — Они уже рядом.

— Держитесь все, — крикнул водитель и дал по газам.

Чем больше нас обволакивал туман, тем сильнее мне хотелось верить, что это все развод и спецэффекты. Но я уже не верил.

То, что я чувствовал, сейчас ни могло быть никакой технологией. Ни дым-машины на концертах, не пенные вечеринки в клубах, ни рассветы на реке, ни метель под яркими фарами дальнего света — ничего, с чем бы я мог сравнить из своей прошлой жизни.

Я не мог назвать это страхом, скорее жуть, которая обжигает мурашками по всему телу. Но было что-то еще. Любопытство? Адреналиновый приход? Не как прыжок с парашютом, а, наоборот, как дайвинг. Свободное погружение к затонувшему кораблю с щекотливой мыслью, что где-то рядом плавает акула.

Пелена поглотила «буханку» полностью и уже начинала проникать внутрь. Я не понимал, как Гидеон ориентировался и делал ли это, или просто крутил рулем то влево, то вправо, но периодически уже совсем впритык мимо бокового окна медленно проползал то кусок бревенчатой стены, то перевернутый горшок на заборе. Что-то хрустело под колесами, «буханку» пошатывало, как на волнах, но мы ни во что не врезались.

Черным комком в лобовое стекло влетела ворона, и сползла, оставляя за собой кровавый подтек. Гидеон сквозь зубы помянул черта, а Захар в очередной раз перекрестился.

Не успели дворники смыть кровь, как от нас отскочило что-то более крупное. Я успел разглядеть желтые зубы, розовый язык и космы слипшейся шерсти. По лобовому стеклу побежала сетка трещин, а «буханка», чихнув и заглохнув, встала, как вкопанная.

— Выходим, надо ликвидировать источник, — почему-то шепотом сказал Захар, — Не лезьте вперед Гидеона, но и не отставайте. Кучно идти надо.

Пока я раздумывал, хочу ли я выбираться в эту мутную стремную пелену, и можно ли в ней вообще дышать без противогаза, Вилы уже распахнул боковую дверь и с противным чавкающим звуком исчез в тумане. Я подошел поближе, покрепче сжал осиный кол и втянул воздух носом, пытаясь понять, чем пахнет, заползающий внутрь салона, туман.

А потом чуть кондрашку не прихватил, когда с той стороны на меня вылетел крюк Захара, ткнул меня под ребра, зацепившись за ремень, и выволок меня наружу.

В последний момент, когда я пролетал над ступенькой, меня кто-то поймал и, шепча: тихо-тихо, придержал и выровнял.

Пришлось вспомнить, что надо дышать. Я потихоньку начал втягивать окружающий туман через нос. И ничего не произошло — ни щекотки, ни разъедающей слизистую кислоты, только подванивало чем-то тухлым. А еще чем дольше я находился внутри тумана, тем больше расширялась зона видимости.

Силуэты моих напарников постепенно обретали форму, появился просвет с косым забором и грубо сколоченной лавкой. Картинка постепенно становилась резкой, правда, недалеко. Эффекта хватало метра на два, может, на три, а дальше дымка уплотнялась, уходя в молоко.

Первым шел священник. Я не сразу понял, что у него в руках, пришлось догонять, но потом разглядел черную книгу с крестом на корешке. Справа, почти вплотную, за ним крался Вилы со своей тезкой наперевес. Слева — я, а замыкал Захар с обрезом, положенным поверх крюка.

В паре метров от «буханки» лежало небольшое тело, похожее на собачье после автомобильной аварии, и сейчас напомнившее груду грязных тряпок, края которых шевелились на ветру. Тварь была еще жива. Вывернутые наружу сломанные кости подрагивали, будто собака все еще пыталась встать. А, может, это был волк. Или какой-то местный мутант — в глазах затухал зеленый огонек, кожа вроде гладкая, почти лысая. Морда вытянутая, ближе к волчьей, но клыки длиннее и кривые, как у аллигатора.