Только не для взрослых

– Что случилось?

Я растерянно застыла возле нее.

– Пойду полежу, – сказала она непривычно несчастным голосом.

Лицо было сухое, блестящее, но глаза все же припухли.

Услышать от мамы, что она собирается «полежать» с утра в будний день, вместо того чтобы сломя голову мчаться на работу, было из ряда вон выходящим событием.

– Можешь объяснить, что случилось?

– Просто поссорились.

– Это я слышала. А из-за чего?

– Не важно.

Она скрылась в спальне и не выходила оттуда до самого вечера, а когда я вернулась из школы, сказала, что плохо себя чувствует, и попросила прикрыть дверь.

Я ушла к себе и позвонила папе:

– Привет. А что у вас случилось? Мама плачет, и я от этого немного в шоке.

– Ничего, поплачет и, может, очнется.

Впервые я слышала, чтобы он так резко отреагировал.

– Пап, пожалуйста, объясни, что за драма.

– Вот пусть мама тебе и объяснит.

– Она не хочет.

Я услышала на заднем плане звон посуды.

– Малыш, я сейчас не могу говорить. Попозже тебе позвоню.

Он отключился, а я зависла в полном недоумении.

Для такого расклада должно было случиться что-то очень неприятное.

Мама с папой познакомились еще в школе и почти сразу поженились. И хотя меня они, конечно, любили, но друг другом всегда были заняты гораздо больше.

Чаще всего родители ссорились из-за маминой машины: поломок, штрафов, мелких аварий и прочего, чем потом приходилось заниматься папе. Или, бывало, из-за денег. Зарабатывали они хорошо, но папа любил жить на широкую ногу: дорогие рестораны, отели, брендовые вещи, в то время как мама старалась экономить и копить. Могли поругаться из-за того, кто из них лучше играет в теннис или разбирается в книгах и кино, или из-за того, кому идти на родительское собрание в школу.

Но что могло произойти такого, чтобы мама плакала, а папа, психанув, ушел?

В субботу утром мама, уже накрашенная и одетая, безжалостно разбудила меня, и мы поехали в «МЕГУ». Приехали и стали заходить в каждый магазин. Обычно она носила классические вещи, одеваясь дорого и со вкусом. Что-то модное, но не броское, а тут с пол-оборота накупила странные и провокационные шмотки: расклёшенная юбка на лямках, джинсовый комбинезон и огромную безразмерную футболку в стиле хип-хоп. После чего мы пошли и набрали тонну какой-то косметики.

Я очень надеялась, что к нашему возвращению папа уже будет дома. Однако в субботу он тоже не пришел.

Я написала ему в Вотсапе и Телеграме, но он нигде не появлялся со вчерашнего вечера.

Так что, лежа в кровати и глядя в потолок, мне все-таки пришлось впустить в себя страшную, чужеродную мысль о том, что у него могла появиться другая женщина.

Любовь не обязана быть вечной. Не бог весть какое открытие, но для меня это было как приехать из жаркой африканской страны в зимнюю Москву. Вроде и знаешь, что снег существует, но вживую его никогда не видел.

Папа был красивый, молодой и всегда привлекал внимание женщин, но я никогда не думала об этом всерьез, да и мама ему полностью доверяла. Иногда, глядя на то, как он примеряет рубашку или выбирает галстук, она могла бросить ироничную фразу вроде: «Твоим поклонницам понравится», но дальше шуток это не заходило. Поэтому и я привыкла думать, что родительские отношения – самое прочное и незыблемое во всем этом ненадежном мире.

– Не делай поспешных выводов, – сказал Амелин, после того как я выдала ему по телефону свои опасения. – Что бы ты ответила маме, если бы она спросила, из-за чего мы поссорились, когда я ушел из «Хризолита»?

– Что ты придурок.

– Видишь, а про твоего папу она такого не сказала, значит, отчасти чувствует и свою вину. А какая может быть ее вина, если, как ты считаешь, у твоего папы появилась любовница? И почему мама повезла тебя по магазинам и так странно себя вела?

– Ну… Например, хотела успокоиться или, если все же рассматривать версию любовницы, доказать себе, что она красивая. Не знаю.

– У Милы бывало похожее. Натворит каких-нибудь глупостей с вечера, а утром стыдно. Чувство вины – оно такое… Кто-то пытается исправить ошибки, а кто-то – утешить себя подарками.

– Думаешь, это она себе кого-то нашла? – ахнула я.

Заподозрить такое про маму я и подавно не могла.

– Нет. Просто все может оказаться совсем не так, как кажется.

Амелин всегда успокаивал чем-то подобным, рассказывая о скрытых причинах и недосказанности, о неспособности слышать, слушать и ждать. Он умел утешать, и, если бы верил в Бога, из него, наверное, вышел бы отличный священник.

В воскресенье им предстояло отправиться с выступлением на детский утренник в частный загородный дом. Кто-то из Лёхиных подписчиков пожелал пригласить его к себе, отчего Лёху просто распирало от гордости.

Сначала я тоже собиралась поехать с ними, пофотографировать и развеяться. Но потом выяснилось, что в машине, которую выделило агентство Лёхиной мамы, всего четыре пассажирских места, и мы договорились с Амелиным встретиться после его возвращения.

На следующий день мама полдня не выходила из своей комнаты, а папа не звонил.

Я поделала уроки, разобрала мешок с обувью и потом часа два в ожидании условленной встречи чистила фотографии в телефоне.

Почти все летние. В деревне у Амелина и потом в Капищено. Основную часть фотографий из деревни снимал Лёха, поэтому большинство из них были смешные.

Я, взмыленная, на четвереньках мою полы, а все кругом залито водой из-за того, что кто-то опрокинул ведро. Я лезу на яблоню за жирным орущим соседским котом, потому что парни отказались его снимать, сказав, что кот – мужик и должен преодолеть себя. Я, запутавшаяся в гамаке, я с опухшим из-за укуса мошки глазом, я позирую с сигаретой в руках в вульгарном желтом сарафане и дурацком венке из садовых ромашек, я лохматая, с отпечатком подушки на лице, я мокрая, облитая из шланга прямо в одежде, я на спор пытаюсь сварить компот из яблок, я раздуваю костер, я пытаюсь дотянуться до бельевой веревки, чтобы развесить постиранные вещи, и всё в том же духе.

Летние воспоминания всколыхнули массу теплых чувств.

Все, даже не самые приятные моменты сгладились, затуманились, изменили цвет и значимость, оставив на сердце только нечто приятно-обжигающее, как раскаленный песок на карьере, и волнительно-душное, как ночное предгрозовое небо.

Дойдя до фотографий из Капищено, я уснула. Зелень, зелень, очень много зелени, солнца, музыки и танцев, а когда проснулась, сразу услышала голоса. Мамин и папин. Спокойные. Негромкие. Помирившиеся и довольные.

Из окна струился призрачный зимний свет, выбираться из нагретой постели было прохладно, но я сразу же помчалась на кухню.

Мама сидела, облокотившись о стену и положив ноги на табуретку, а папа, стоя у плиты, варил кофе.

– Вы, вообще, нормальные? – невольно выкрикнула я.

Оба вздрогнули и обернулись.

– О, привет! – обрадовался папа. – Как дела?

– Пол холодный. – Мама кивнула на мои ноги.

– Нет. Сначала вы мне оба объясните, что это было.

Папа посмотрел на маму, мама на него.

– Мы помирились, – сообщила мама.

– Прости, что не отвечал, – сказал папа. – Не хотел расстраивать тебя своим плохим настроением.

– Ты где был?

– У Решетниковых.

– И?

Они опять переглянулись.

– Тоня, – медленно произнесла мама. – Ты уже взрослая и должна понять…

Глубоко вздохнув, она сделала паузу:

– Мы решили завести ребенка.

– Я решил, – с нескрываемой гордостью добавил папа.

– Что? – Смысл этих слов как-то плохо улегся в сознании. – У вас уже есть ребенок.

– Я имела в виду еще одного. – Мама поднялась мне навстречу. – Маленького.

– Ты беременна?

– Ну да. – Она пожала плечами.

– Ты же не против? – поинтересовался папа.

– Об этом нужно было заранее спрашивать.

Я все еще не могла осознать услышанное и понять, как я к этому отношусь. Я была готова к чему угодно, даже к разводу, но уж точно не к ребенку.