Зaщитник

А вспомнил об этом сейчас потому, что по спине скользнул холодок стали. Склонившись к моему уху, Рамас, со всё той же неизменной и неуловимой улыбкой шепнул мне:

— С трудом удерживаюсь от того, чтобы не разбить о твою глупую голову этот поднос с фруктами.

Я невольно подался в сторону и покосился на стол и этот самый поднос. Металлический, между прочим. Даже не знаю, что разбилось бы первым. Он или голова. А Рамас не замолкал:

— Последний месяц ты вечерами не вылезал из Павильона Лотоса, чуть ли не записывал мои советы. И что? — Не сдержав эмоций, Рамас всплеснул руками. — Ты снова чуть не допустил ту же самую ошибку, что едва не погубила тебя в прошлый раз.

Я лишь виновато понурился, выслушивая очередную порцию нравоучений.

Правда, в основном они сводились к тому, что нельзя лекарю быть таким придурком. И что я всё равно не смог бы ничего сделать с подобной раной, потому что, по сути, Кетот убил своим ударом Берека, а я лишь продлевал его агонию, пытаясь закрыть смертельную рану и прирастить голову обратно.

Такие ошибки видел Рамас, сейчас сильнейший лекарь Академии.

И мне нашлось бы, что добавить к его словам.

Можно было бы винить себя в том, что я оказался неумел, как ученик Павильона Лотоса. Что я не сражался в полную силу, оказался медлителен и слаб, как ученик Павильона Меча. Что я просто оказался глуп, как мастер Указов, не начав схватку с них, со своего сильнейшего таланта, не заговорил зубы Кетоту, беря под контроль его печати.

Можно было бы. Но, честно говоря, я устал от подобных мыслей ещё во время своей жизни долговым слугой в Ясене.

Да, может быть, не отвлеки я разговором Шандри, и он услышал бы зов Ксилима раньше и раньше начал бы сражаться.

Но, может быть, без той пилюли, что позволяла переносить любую боль, он и вовсе бы не сумел одолеть своего противника. На что-то ведь Повелитель Дизир надеялся в тот день? А так бежал, едва Шандри разменялся раной на рану. Трус.

Я не хотел опять раз за разом обдумывать всё это в голове, путаясь в десятках мыслей и способах придумать, как бы я мог всё изменить.

Я хотел делать что-то по-настоящему. Поэтому встал, поклонился Рамасу:

— Спасибо за очередной урок, старший. Чтобы вы ни говорили, но у вас получается донести свои мысли до учеников и не убить их при этом за тупость. Но сейчас я вынужден покинуть вас.

Мой путь лежал к большой площадке медитаций, где должны собраться все ученики на урок Ксилима.

И я всё провёл точно так, как и задумал.

Ксилим рявкнул, затыкая меня:

— Довольно! Ученик Римило, немедленно замолчи и следуй за мной!

Теперь наш путь лежал к горе и Шандри.

Ксилим в прямом смысле открыл дверь к нему ногой. Ткнул в меня пальцем и заявил:

— Сам с ним разбирайся.

— Разбираться с чем?

— Пусть он сам и рассказывает, умник!

Я лишь пожал плечами. Сам так сам. Это недолго.

Шандри исподлобья оглядел меня, негромко повторил в очередной раз:

— Мне не нравится то, что ты задумал.

А я в очередной раз повторил:

— Тогда в ваших силах просто запретить мне это делать, глава Академии, — не выдержав, добавил яда, клокочущего в груди. — Ведь я всего лишь ваш преемник.

Ксилим снова, словно в первый день нашего с ним настоящего знакомства, подавился вином и закашлялся. Видно, он о моей стремительной карьере в Ордене слышал первый раз.

Шандри поджал губы.

Он не может запретить мне. И наши ранги в Ордене здесь ни при чём. Не после того, как он просто отпустил тех пленных дизирцев, что видели убийство Берека.

Не после того, как я, распалённый гневом, только что кричал о несправедливости на главной площадке медитаций. Кричал о нарушениях правил перед всеми оставшимися учениками Академии. Кричал и находил согласие в их горящих глазах.

Всё это время, глядя, как пустеет Академия, мы слушались главу Шандри. Быть сильными, показать свою силу дизирцам и продержаться год, пока где-то наши собратья по Ордену сражаются в схватках Дикого Времени под руководством магистра.

Мы и сами получили одну такую схватку. И действовали по правилам. Но разве действовал по правилам Кетот, покалечивший своих противников и убивший Берека?

И когда Шандри запретил нам мстить за Берека, убитого на наших глазах. Когда мы знали имя убийцы, но ничего не могли сделать…

Не прошло ещё и тысячи вдохов с момента, как я сказал: «Моя верность Ордену не может выносить подобного.»

И замерцавшие над головами остальных учеников Указы лишь показали мне, что не у одного меня.

Самое забавное, что мой талант мастера Указов к этому не имел ни малейшего отношения. Любой другой, даже, например, Гилай, мог бы провернуть такое. Всего-то нужно было говорить правду.

Ведь я лишь высказал то, что безмолвно билось в головах всех учеников и стражников Академии.

Правила. Нарушения. Справедливость. Возмездие.

И теперь у Шандри не осталось другого выхода, как согласиться со мной. Он медленно кивнул:

— Хорошо. Ты прав. Действуйте.

С того дня ученики Павильона Меча больше не отсиживались в стенах, а рыскали по окрестностям Академии с самыми быстрыми и сильными из стражников.

Дизир решили, что они могут протянуть руки к Хребту чудовищ?

Мы каждый день доказывали им, что они неправы и каждый день расширяли территорию своей охоты. И добрались наконец до окраин леса, до редкого кольца крохотных лагерей вольных искателей.

И я сразу же оказался награждён нежданной встречей.

Кирт и его десяток. Правда, одетые, как оборванцы. Хуже, чем они снаряжались в Ясене Саул. И кланяющиеся как болванчики, словно в первый раз видят халаты Ордена.

Я едва удержался от гневного вопроса, успел прикусить язык в последний миг. Хорош бы я был, человек с сотней имён и лиц, если бы раскрыл их притворство. Не просто так же они вырядились в эти обноски?

Скривившись, жестом заставил их выпрямиться и строго спросил:

— Вы кто такие и почему сдаёте добычу не Ордену?

Кирт обернулся, словно ища того, кому я задал вопрос, затем снова принялся кланяться:

— Господин, старший, мы бедные искатели. У нас даже нет кисетов. Мы не дотащим добычу до города Меча, а сейчас скупщики Ордена остались только там. Не наказывайте нас, старший господин.

Стражники позади меня зафыркали в сдерживаемом смехе. Я скривился:

— Да кому вы нужны?

Кирт бросился вперёд, ухватил меня за руку, принялся трясти, скороговоркой частя:

— Спасибо, спасибо, господин-старший.

Стражник шагнул ближе, пихнул Кирта в плечо:

— А ну, прочь! Ты бы хоть сначала руки отмыл, прежде чем лапать старшего.

Кирт отскочил, а я положил руку на кисет, сменив зажатую в ней бумажку на тряпку, которой обтёр ладонь и медленно, борясь с желанием прочитать послание, спросил:

— И как, много добыли?

— Нет, господин-старший, какое там, — Кирт махнул рукой. — Уж больно Звери злые в ваших академских лесах. Но мы сюда надолго приехали, ещё освоимся, господин-старший.

Хахпет фыркнул:

— Если не сдохнете.

Я жестом призвал его к молчанию и сложил руки в приветствии идущих:

— Ладно, братья идущие, желаю вам удачи в вашем деле.

И шагнул дальше, к самой большой палатке в этом жалком лагере.

Стоявший перед ней пожилой идущий, не набравший за все прожитые годы даже третьей звезды Мастера, склонился передо мной в поклоне и затараторил:

— Старший, прошу простить меня, но буквально тысячу вдохов назад я заплатил налог за весь этот год.

Хахпет по-прежнему державшийся за моим плечом рассмеялся:

— Ха-ха-ха! Прошло только четыре месяца с прошлого сбора, а ты уже рассчитался за весь только наступивший год? Ловко. И ты можешь доказать это?