Страница 3 из 11
Хорошее письмо. Хочу сообщить, что сегодня у моего сына очередная гостья, Светлана из одиннадцатого класса, и я это одобряю. Тем более, что в его комнате звучит “Prodigy” – немного старомодно, но в нашей ситуации очень даже прогрессивно. Всем привет, Женя.
ЖЕНЯ (рассказывает): Света мне очень понравилась, очень. Невысокая, ниже Васьки, коренастая, сильные ноги, крепкая попка, небольшая грудь, хорошие волосы. Не красивая, но и не отвратительная. Вниманием мальчиков не избалована, но носит не бижутерию, а золото. Мне показалось, что Вася ее интересует с исследовательской точки зрения. Про Васю можно сказать то же самое: он с нею раскован, ироничен, при каждом удобном случае прикасается к ее руке, трогает за плечо, шепчет на ухо. Она не краснеет, но демонстрирует застенчивость – умело, скупыми и убедительными выразительными средствами.
Я ее тоже немного пощупала, чтобы окончательно удостовериться. По спине похлопала, приобняла один раз, погладила по голове. Нормально. Ваське намекнула, что девица прямо ничего – и подмигнула, что со мной редко случается. Да, еще сказала, что мешать не буду, а пойду по делам – зря что ли отгул взяла. Но задержалась и дождалась, когда заиграет музыка. Потом залезла в интернет, написала кое-что, потом действительно вышла из дома.
Поехала на Ташкентскую, к Максу домой. Позвонила ему в Спорткомитет, он поднял трубку, значит проторчит там до семи. План такой: незаметно пробраться в квартиру, насыпать десять таблеток в серебряный кувшин, из которого он пьет воду, размешать, посмотреть, как он живет без меня и вернуться домой.
7. Соединение установлено
ЖЕНЯ (e-mail): Здравствуй сынуля, это твоя мама. Решила написать тебе – так проще, а то дома по-настоящему поговорить не удается. Это я, конечно, виновата, а не ты.
Ты знаешь, я по тебе очень скучаю. Я скучаю по тем дням, когда мы были рядом, но я почти не знала тебя. Я скучаю по тому времени, когда ты был совсем маленьким. Я тебя плохо помню маленьким. Я любила тебя, мой дорогой, но устроила свою жизнь так бездарно, что пропустила все важное из того времени.
Я хочу рассказать тебе об одном случае, когда мне было очень хорошо, а тебя не было рядом, я даже не подумала о тебе. Мы с Максимом лет шесть назад были на Домбае. Он катался, я пила глинтвейн внизу, там, где чайники учатся. Стемнело, Максима не было, и я должна была волноваться, искать его, нервничать, в общем. Но понимаешь, мне наоборот было хорошо. Я даже воображала, что Макс разбился, что вероятнее всего, насмерть и лежит где-нибудь на склоне, и занесло его снегом, а он не может подать голос, потому что сломал… ну, скажем, позвоночник. Я вышла из кафе и посмотрела в небо. Близкое, глубокое, теплое. Ты знаешь, я закрыла глаза, растопырила руки и стояла так долго. Мне казалось, что я опускаюсь под землю вместе с небом. Чтобы там, под землей у меня был свой мир, со своим теплым небом. И так было несколько минут. Представляешь, я под землей, надо мной черное кавказское небо и счастье, которого мне хватит на всю жизнь. Несколько минут – и все.
Конечно, Макс уже был в соседнем номере, когда я вернулась в гостиницу. Он забыл, где меня оставил. Решил, что я вообще спать осталась. Не пьяный был, кстати. Вот видишь, какая я. И только недавно я посмотрела на себя со стороны. И стала думать по-другому, другим умом, странным, более умным и холодным. И мне стало почти так же хорошо, как тогда на Домбае. Но только теперь рядом, в моих мыслях был ты. Вернее, только ты.
Что я еще хочу сказать. Мне нравятся девочки, которые к нам ходят. Они славные, даже Марина. Мне нравится музыка, которую вы там слушаете. И вообще, спасибо тебе. Например, за интернет.
Ответь, если хочешь. Разговаривать об этом не обязательно. Это совсем другое. Пусть другим оно и останется. Пока, Женя, [email protected]
8. Соединение разорвано
ЖЕНЯ: Только я вставила ключ в замок, дверь открыла Нина Георгиевна, мама Максима. Она как будто ждала меня. Здравствуй, говорит, Женя, как дела? Да, говорю, нормально, вот Максу ключи решила вернуть. Мы прошли на кухню, она чай поставила, разогрела пирожки. Вот говорит, ему готовлю, а то у него с желудком что-то, отравился на днях очень сильно. Ест в сухомятку, в холодильник не заглядывает, в ресторанах сейчас тухлятину дают. Да, говорю, правда. Он, спрашиваю, живет с кем-нибудь? Не знаю, отвечает, таскается куда-то, а так никого не видно. И, главное, не говорит, что, мол, жаль, что вы с Максиком разошлись. Ладно. На прощание я говорю: – Вот я для Макса еще витамины притащила. Хорошие, английские. Пусть пьет, укрепляется. И отдала новенькую, закупоренную баночку. Нина Георгиевна, кажется, витаминам очень обрадовалась и вдруг сказала, что скучает по мне. Почти прослезились.
Ох, как же хорошо! Лечу обратно домой, песенки напеваю, давно такого не было. Давно не было так спокойно и радостно. Прямо хочется кому-нибудь спасибо сказать. Поблагодарить от души, расцеловать. За то, что с нами ничего не будет: ни плохого, ни хорошего. За то, что все образуется обычным порядком, скучным и мудрым. За то, что тебя всегда простят те, кому не прощать нельзя. И ты – ты тоже простишь всем, кому положено. За то, что у меня есть свое место – на земле, под землей. И над моим местом есть небо, прихваченное, казалось на время, а вышло – навсегда, навечно.
Как просто.
Песни и огонь Виолетты
Страсти по пластинке
Сцена – это театральная сцена. Перед спектаклем, после – когда угодно. Нет декораций или – остатки закончившегося спектакля. Характерные приметы пустой, неживой сцены. Как будто слышны звуки радио из буфета; переговариваются рабочие; начинается монтировка другого спектакля – или снимают декорации прошедшего.
Решительно, истерично сцену пересекает Виолетта. Так не к месту среди ночи в дверь звонят брошенные любовницы. Под мышкой у нее клавишные, в руках какие-то бумажки. Виолетта решительно, нагло начинает приготовления. Притаскивает тумбочку или стул, ставит инструмент, достает микрофон и т.п. Она видит, что в зале публика, ей, собственно, этого и надо. Закончив приготовления вдруг, она садится и поет.
(поет Что-то случилось)
ВИОЛЕТТА (зрителям): Нравится? По-моему, гениально. Моя песня. Я Виолетта… Я в музыке разбираюсь: музыкальную школу закончила. В Алма-Ате. И институт культуры – там же. Может не устраивает что-то? Может начало не нравится – начало хорошее: до-минор. У меня песен целый альбом. Или есть вопросы? (встает из-за инструмента)
Я вот просто хочу узнать, чем эта моя песня хуже? Вот именно, что не хуже. И весь альбом, который вам придется выслушать, тоже не хуже. Лучше многих. Ну а почему в таком случае я здесь должна еще оправдываться. Почему вместо того, чтобы лежать в теплой ванне вместе с моим лучшим мальчиком … Василием, например, и смотреть скачки на кубок Фишера по портативному телевизору Панасоник – и делать маленькие, милые ставки, я до вечера болтаюсь в театре. Жду, блин, встречи со зрителем. А зритель ля от фа не… Зато когда безголосые придурки и девки каких-то бандитов вылезают и рот начинают открывать в такт… Никаких вопросов. И пластиночку купим, и билетик приобретем. Да ведь, лапули? А искусство – хер с ним. Насрать на искусство. И эта песенка – тоже будет смешной. Умора прям. Я сама когда ее пою – заливаюсь, остановиться не могу. Хоть к врачу обращайся.
(поет Давай поедем в город)
Просто
ВИОЛЕТТА. Мне негде больше петь. Нет у меня фортепиано. Эту расческу (кивает на клавиши) взяла у Савелова… Взяла… Выменяла! Он их выбрасывать собирался, я точно знаю. А когда я попросила на вечер, в голосе переменился: старуха, говорит, клавиши новые, ты их спалить можешь, я на них работаю… Пришлось ехать, зарабатывать право на аренду. Главное, он мне утром: ты там, если сбор хороший, пару долларов кинь – за амортизацию. Говнюк.