Страница 21 из 23
– Ты почему здесь, Наполеон? – говорит она нежным голосом, – этот бассейн только для императоров.
– Но я тоже будущий император, – отвечает Наполеон и не слышит своего голоса.
– Я тоже будущий император, – повторяет он.
– Я слышу, слышу, но здесь могут находиться только настоящие императоры, а не будущие, – говорит императрица, а сама подходит все ближе и ближе.
Вот она уже совсем рядом. Возбуждение достигает предела. Скоро все взорвется, но тут императрица кричит грубым мужским голосом:
– Рота в ружье!!!
Наполеон в страхе вздрагивает и открывает глаза. Его соседи по койкам, младшие офицеры Валанского артиллерийского полка, уже повскакали со своих спальных мест и натягивают панталоны, мундиры, сапоги. Еще до конца, не выплыв из сна, Наполеон тоже вскочил и начал торопливо одеваться.
– Что случилось? – спросил он товарищей.
– Нападение на заставу.
Вместе со всеми Наполеон выбежал на плац и занял свое место в строю. Еще не все солдаты и офицеры встали в строй, а командир полка, полковник де ла Фер, уже раздавал команды: «Первая батарея – с орудиями и боекомплектом, вторая и третья батареи, тыловой и саперный взводы с личным оружием к третьей заставе бего-о-ом марш!!!».
Наполеон был приписан к третьей батарее и в числе первых прибежал к месту нападения. Представшая перед ним картина не имела ничего общего со словом «нападение». Возле опущенного шлагбаума стояло около сотни мужчин и женщин, и лишь немногие из них были с ружьями. Они мирно беседовали с караулом заставы. Командир батареи приказал остановиться, а сам отправился к шлагбауму.
В это время из толпы вышел человек и громко, чтобы его слышали вновь прибывшие военные, заговорил:
– Солдаты! В Париже произошла революция! Тирания пала! Власть перешла к учредительному собранию. В городе Осон образован временный революционный комитет. Я комиссар национальной гвардии…
На этом месте его пылкую речь прервали. К шлагбауму подошел полковник де ла Фер и спокойным голосом произнес:
– Перестаньте кричать, мсье. Если хотите о чем-то договариваться, присылайте завтра парламентеров. Не больше трех. А сегодня прошу увести людей от заставы.
– А если мы не уйдем, – с вызовом отозвался комиссар, – вы, что, отдадите приказ стрелять в мирных горожан?
– Отдам. Даже не сомневайтесь.
Комиссар в нерешительности оглянулся на толпу, затем развернулся и махнул рукой:
– Уходим!
Когда «нападавшие» скрылись из виду, полковник де ла Фер объявил отбой тревоги и приказал офицерам собраться у себя в кабинете.
– Господа офицеры, – начал совещание полковник, – мы присягали королю. Пока у нас нет официального подтверждения, что он низложен, мы продолжаем оставаться действующей частью королевской армии. Слушайте мой приказ: все разговоры о, так называемой революции, немедленно пресекать. За неповиновение приказу старшего, отправлять на гауптвахту. Усилить караулы на каждой заставе втрое и придать им артиллерийский расчет. Прошу задавать вопросы.
Вопросов не было, и командир приказал разойтись.
– Поручик Бонапарт, задержитесь, – услышал Наполеон голос полковника уже шагнув за порог кабинета.
– Подпоручик Бонапарт, господин полковник, – поправил молодой офицер своего командира, вытянувшись по стойке «смирно».
Командир встал из-за стола и, улыбаясь, протянул Наполеону бумагу.
– Поздравляю с присвоением очередного воинского чина, поручик Бонапарт. Вчера пришел указ короля.
– Виват король! – по уставу ответил новоиспеченный поручик.
Но если верить этому комиссару, то этот пункт устава устарел. Наполеон помялся, и все же решился спросить:
– Господин полковник, если приказ подписан королем…
– Это ничего не значит, поручик. Приказ подписан два месяца назад, 17 мая.
***
Придя в казарму, Наполеон вспомнил этот день. Ничего примечательного в нем не было. Их батарея двигалась пешим строем из небольшого городка Торре к месту постоянной дислокации в Осоне. В Торре они провели полтора месяца. Этот городок достался третьей батарее по жребию. Весь полк тогда, в начале апреля, распределили по маленьким городкам «для поддержания порядка».
Особой нужды в этом не было. Да, на улицах шли митинги, какие-то люди собирали подписи к наказам королю, выбирали депутатов в Генеральные штаты, но до беспорядков дело не доходило. Разве что карманники, воспользовавшись скоплением народа, повылазили из своих нор. Однако ими занималась не армия, а местная полиция. Военным, временно расквартированным в Торре, применить силу ни разу не довелось.
Наполеон написал об этом матери, пытаясь с юмором рассказать о своем нежданном отдыхе и происходящих в городе событиях. Мать ответила, что в Аяччо происходит то же самое: идут выборы, и горожане уже выбрали двоих местных: Саличети и ди Борго, а также, заочно выбрали «этого проходимца Паоли».
Имя Паоли было на слуху: отважный генерал, борец за свободу Корсики, такой, наверняка, и в Париже не пропадет, а будет пробиваться к вершинам власти. К чему же еще, как не высшей власти стремиться, если ты и так генерал? А что если стать сподвижником такого человека? Тогда тоже можно оказаться на виду, завязать знакомства, и попробовать себя проявить. Нужно написать Паоли письмо. Такое письмо, чтобы он сразу понял, что это пишет молодой человек необыкновенно развитого ума.
Наполеон написал об этой идее своей матери, и она неожиданно быстро ответила коротким письмом:
«А напиши, сын. Только напомни ему о его делишках, когда он был на Корсике».
Еще по прошлому письму матери Наполеон понял, что она почему-то не жалует боевого генерала, но от своего плана отказываться не стал. Он написал Паоли большое, на два листа письмо, в котором выразил сожаление, что борьба за свободу Корсики, возглавляемая генералом Паоли не увенчалась успехом и народ острова страдает. Далее Бонапарт намекнул, что, если бы у него появились средства жить в Париже, и он бы мог общаться непосредственно с таким героем, каковым, несомненно является Паоли, то это приблизило бы его, Наполеона, мечту: написать историю народа Корсики. В конце письма Наполеон выразил почтение генералу и сделал приписку:
«Мать моя, синьора Летиция, поручила мне напомнить вам время, проведенное вами в Корсике.
Бургонь,
12-го июня 1789 г.»
Прошло уже больше месяца, а ответ генерала все еще не пришел. Других идей, как ускорить свое восхождение по карьерной лестнице, у Бонапарта не было. Его лишь на короткое мгновение порадовало известие о повышении в чине. Эх, если бы оно пришло на два года раньше! Сейчас он бы воевал в русской армии с турками. Уж там то он смог бы себя проявить, а после победы вернулся знаменитым полковником или даже бригадным генералом к маркизу де Монферрат, который повел бы его к титулу Императора Европы. А что теперь? Пять лет он ждал повышения на одну ступень. Если так дальше пойдет, то генерал-майором он станет, когда ему перевалит за пятьдесят. И зачем тогда это будет нужно?
Между тем комиссар из Осона приходил в полк, как на работу. Он уговаривал командира примкнуть к новой власти и присоединиться к национальной гвардии. При этом предлагал ему стать командующим всеми вооруженными частями округа, а комиссар при нем будет исполнять лишь политические функции. Полковник де ла Фер отговаривался тем, что у него еще нет официального подтверждения о последних изменениях в Париже.
Такое подтверждение пришло в начале августа. Даже не одно, а два с перерывом в один день.
Первое исходило из королевской канцелярии, и в нем говорилось, что король был и остается монархом Франции, и что войска, ему присягнувшие, должны помнить о своем долге и быть верными присяге.
Второе, отправленное из военного министерства, говорило о совершенно противоположном. «Так как вопросами объявления войны и мира, – говорилось в нем, – ведает революционный комитет, образованный Учредительным собранием, то все войска Франции переходят в его подчинение».