Страница 134 из 136
— Да что же ты такое, забери тебя Эшу Мэд? — выдавила колдунья, — кто ты, тварь?!
Лена не стала тратить время на ответ — стремительно она кинулась к брошенному на землю сапогу, выхватывая из голенища нож Амолы. Колдунья вскинула руки, готовясь выкрикнуть защитное заклинание, но Лена и не собиралась бить по ней — вместо этого она вонзила нож Бога Смерти в то место, куда легла, отбрасываемая от колдовского костра, тень черной колдуньи.
— Неееет!!!
Словно от удара в грудь Амали опрокинулась на спину, содрогаясь в сильных конвульсиях. Лена увидела ее разверстое влагалище — пульсирующая розовая пещера, казалось, стала еще больше, в то время как сама истошно вопившая колдунья будто съеживалась, усыхая на глазах. Пышные бедра стали тонкими, как у ребенка, округлые груди стремительно исчезали — роскошная плоть колдуньи словно втягивалась, проваливалась в ее вагину, зиявшую во влажной почве, как огромная рана. Последним исчезло лицо Амали, кричавшей до тех пор, пока ее собственные половые губы не сомкнулись над распахнутым ртом. Послышался чавкающий звук и влажная земля скрыла под собой графиню Утеро. О том, что произошло напоминал лишь валявшийся на земле нефритовый жезл, слабо мерцавший зеленым светом.
— С ума сойти! — послышался над ухом знакомый голос, — Ленка, как ты ее так?
Попаданка обернулась на голос — рядом с ней стояла Кэт: голая, грязная, покрытая ссадинами и синяками, но без сомнения, прежняя. Тут же стоял и Вулрех. Больше возле Лены никого не было: Белые Дамы исчезли вместе с рассеявшимся туманом.
— Ни на минуту нельзя оставить, — проворчала Лена, — отошла на пару часов, а вас уже захомутала какая-то прошмандовка.
— Мы не рвались ей в услужение, — буркнул Вулрех, — но все же как?
Лена выдернула из земли костяной нож.
— Амола рассказывала, — пояснила попаданка, — что нож Мвене-Путо может обернуть против колдуна его собственное колдовство, если воткнуть его в тень ворожея. Я, правда, не знаю, распространяется это на всех или только на тех колдунов, кто родом из…
Изумленное восклицание Кэт прервало Лену — и та, проследив взглядом за ней, изумленно открыла рот. Огромная лужа во дворе разрушенной усадьбы клокотала большими пузырями — и средь них, словно черные водоросли, вдруг всплыли длинные волосы. Следом показалась вся голова — и Лена схватилась за нож, узнав Амали. Рядом послышалось рычание — это Кэт и Вулрех, снова обернувшись большими кошками, готовились отомстить своей обидчице. Та же, словно не замечая хищников, медленно выходила из воды — на четвереньках, машинально отметила Лена. Черная колдунья вновь вернула свою красоту, даже, казалось, омолодившись: полные груди стали еще больше, напоминая огромные арбузы, также как и колышущиеся шарообразные ягодицы. Однако из глаз исчезло всякое высокомерие — вместо него читалось лишь слепое обожание, с которым она смотрела на попаданку. Заискивающе заглядывая ей в глаза, Амалии подползла к Лене и потерлась щекой о ее колено. Попаданка усмехнулась и небрежно потрепала ее по волосам.
— Нож работает, — усмехнулась она, — Кэт, Вулрех, не стоит. У меня уже появилась идея, как нам лучше использовать эту потаскушку.
«Расставание маленькая смерть»
— Это доставили вечером, — сказал Тускулат, — с сопроводительным письмом из Мюнберга.
То самое письмо, — большой конверт из розовой бумаги, запечатанный черным воском, — держал герцог и сейчас, спускаясь по лестнице, ведущей во внутренний двор своей виллы. Рядом, путаясь в длинных одеяниях, торопился Крамос, стараясь не отстать от своего патрона. Про себя он ломал голову, что случилось, что Тускулат поднял его посреди ночи. Впрочем, Крамоса уже давно не оставляло ощущение, что все идет не по плану. Сначала задержался его отъезд в столицу — Тускулат, после возвращения короля, был вызван во дворец, где герцог провел чуть ли не целый день. Вернулся он злой, срывавшийся на слуг и рабов по поводу и без повода, чего обычно выдержанный герцог себе не позволял. Крамосу также досталось — Тускулат долго не отпускал его от себя, заставляя снова и снова экспериментировать с разными видами нового оружия. Все это демонстрировалось и королю Орсу — и тот, судя по всему, остался доволен. Тускулат, оказавшийся на грани опалы, все же вернул себе расположение короля. Он подобрел и успокоился, после чего снова заговорил о скором отъезде Крамоса в Брокгарт.
И тут — какая-то новая напасть.
Спустившись, Крамос увидел посреди двора большой сундук, скрепленный деревянными штырями. Вокруг стояло с десяток арбалетчиков, целившихся в неожиданный подарок. Крамос сразу понял, к чему такие предосторожности: сундук то и дело вздрагивал и раскачивался, из него доносились странные звуки, свидетельствующие о том, что внутри находилось нечто живое. Из небольших отверстий, под самой крышкой, выбивались отблески зеленого свечения.
— Открывайте! — процедил герцог.
Один из стражников, опасливо поглядывая на странный дар, осторожно вытянул сначала один, потом второй штырь. Выругался и отскочил, схватившись за арбалет, когда сундук вдруг с грохотом развалился. Тускулат в сердцах выругался, остальные неверяще уставились на дар из Вальдонии.
На дне сундука восседала графиня Амали Утеро — совершенно голая, с распущенными волосами, окутавшими соблазнительные формы. Широко расставив ноги, черная колдунья, казалось, не заметившая своего освобождения, упоенно сношала себя нефритовым жезлом. Светящийся зеленым светом искусственный фаллос с хлюпаньем погружался в воспаленное влагалище, растянутое до совершенно неприличных размеров, коих постыдилась бы и сама развращенная шлюха. Женские выделения, стекавшие по смуглым ляжкам, образовали целую лужу под задом госпожи Амали. Смуглую кожу покрывали следы от плетки и чего-то напоминавшего укусы и царапины; полные груди прокалывали бронзовые кольца, соединенные цепочкой. Еще одно кольцо, на этот раз золотое было продето в нос Амали. На ее лбу было крупными буквами вытатуировано слово «Шлюха», другие части тела также покрывали всякие непристойности. Широко распахнутые глаза заволокла бессмысленная, не рассуждающая похоть, из приоткрытого рта стекала струйка слюны.
— Все вон! — выдавил Тускулат, не сводя взгляда с наполненного животной похотью существа, в которое превратилась его помощница, — все, кроме Крамоса.
Дождавшись, пока стражники покинут двор, Тускулат сломал печать на конверте и начал читать вслух.
«Наю Юнию Тускулату, герцогу Алетты и Пании, первому министру Гроскании. Мы все очень благодарны за Ваше внимание и Ваши подарки. Мы очень весело провели время с ними, но в конце концов графиня Амали и княгиня Эржет нам наскучили и мы решили вернуть их Вам. Будет затруднительно использовать их по прежнему назначению, но нам удалось открыть у них новые таланты — из Амали, например, получается отличный писсуар или подставка для ног. Уверены, что Вы сможете придуматьдля них и другие способы употребления. Жаль, конечно, что мы пока не можем выразить Вам свою признательность лично, но если Вы продолжите оказывать нам столь настойчивые знаки внимания, мы постараемся оказать Вам не худший прием, чем графине Утеро».
Тускулат закончил чтение и смял письмо в руках, злобно уставившись на Амали, что продолжала монотонно терзать себя нефритовым фаллосом.
— Твоя миссия в Брокгарте изменилась, — процедил герцог, — помимо нашей основной задачи, именно ты теперь станешь искать эту девку. Привезешь мне ее голову — и я сделаю тебя бароном.
Крамос покорно склонил голову, понимая, что сейчас не лучший момент, чтобы спорить.
— А что с Госпожой Амали? — сказал он, когда Тускулат уже развернулся, чтобы уйти.
— Да что хочешь, — не оборачиваясь, пожал плечами герцог, — она вся твоя.
С этими словами он покинул двор, а Крамос подошел к Амали. Ему составило некоторого труда поставить ее в более удобную позу — несостоявшаяся графиня Утеро ни за что не соглашалась выпустить нефритовый фаллос. В конце концов, Крамос все же исхитрился установить продолжавшую себя трахать Амали на четвереньки. Тут же он зажмурился от ударившего в глаза света — в анус колдуньи, как выяснилось, был затолкан его собственный зеленый шар. С трудом вытащив его, Крамос наклонился к подрагивающему женскому заду. В ноздри ударил одуряющий женский запах и толстяк, не в силах больше сдерживаться, зарылся лицом меж полных ягодиц.