Страница 6 из 7
В настоящий момент кампания против коррупции идет уже четыре года. Арестованы были не только 184 «тигра» (чиновники уровня заместителя министра или выше), но и десятки тысяч «мух» (чиновники более низкого ранга). Но, как ни странно, не было предпринято никаких попыток теоретически обосновать, почему эта коррупция вообще существует. Официальная риторика осуждает эгоизм порочных чиновников, желающих извлечь выгоду из своего положения, чтобы обогатиться. Но какая-либо официальная дискуссия о том, как собственная структура партии создает стимулы для коррупции, до сих пор отсутствовала. А без откровенного признания этих скрытых структурных вопросов представляется затруднительным осуществить изменения, необходимые для уменьшения коррупции в будущем. До сих пор единственным структурным изменением было усовершенствование Комиссий по проверке дисциплины различного уровня в составе КПК, хотя не похоже, чтобы партия действительно хотела и дальше доверять вопрос своего существования этой сомнительного качества преторианской гвардии. Комиссии по проверке дисциплины и их предшественники никогда подолгу не играли определяющей роли в истории КПК, и когда в прошлом их роль временно усиливалась, их зачастую осуждали за различные эксцессы и снова ограничивали. Так что сейчас трудно представить, какие именно структурные изменения могут взять под контроль коррупцию, восстановить легитимность и обойти потребность в верховенстве закона и общественном контроле.
Хотя первоначальная атака антикоррупционной кампании была направлена против политических врагов Си, ее не следует рассматривать как простую борьбу фракций, пусть она и является частью этой борьбы, а скорее как составляющую широкомасштабных усилий по сдерживанию волны перемен в обществе, разъедающей легитимность КПК. По иронии судьбы, чем успешнее Си в краткосрочной перспективе, тем выше риск для политической и социальной стабильности в долгосрочной. Так или иначе, Си и правящей партии в целом следует задуматься о присоединении общественных сил, возникающих в Китае. Просто подавлять их недостаточно.
3. Мао все еще что-то значит?
Родерик Макфаркухар
Председатель Мао Цзэдун умер более сорока лет назад. За следующие четыре десятилетия Китай полностью преобразился и превратился в страну, которую Мао не узнал бы. Китайский народ, отпущенный на волю «политикой реформ и открытости» Дэна Сяопина, превратил отсталую сельскохозяйственную страну во вторую по величине экономику мира и его промышленную мастерскую. Сотни миллионов китайцев стали состоятельными людьми, сотни тысяч китайских туристов ездят по всему миру, скупая предметы роскоши, и появились даже миллиардеры. Китайско-американское сближение, начало которому положили Мао и Ричард Никсон в 1972 году, после смерти Председателя успело переплести обе страны множеством связей на всех уровнях: официальном и народном, экономическом и образовательном, политическом и военном.
Китай действительно «поднялся» и представляет собой силу, с которой считаются все, особенно соседи. Пожалуй, Мао был бы в восторге от этой силы. Но как насчет его мечты о равенстве и коллективизме времен Культурной революции? Сейчас Китай – одна из стран с самым выраженным неравенством, и дело не только в миллиардерах, руководящих частными компаниями. Насколько релевантен сегодня маоизм? Сохраняют ли сегодня портрет Мао на Тяньаньмэнь и мавзолей на площади хоть какое-то политическое значение? Мао все еще что-то значит?
Никто не осознает важность этих вопросов отчетливее, чем сегодняшний правитель Китая Си Цзиньпин. Председатель Си постоянно предостерегает китайцев против деления истории КНР на маоистский и реформаторский периоды. Он опасается, что подобное деление будет подразумевать, что один период был плохим, а другой хорошим – как сталинский и послесталинский (после «тайной речи» Хрущева в 1956 году, разоблачавшей Сталина) периоды в советской историографии. Си высоко ценит базовые элементы ленинского государства, учрежденные при Мао в 1949 году, так как отчетливо видит в них единственный способ сохранить правление Коммунистической партии в будущем.
Что это были за элементы? Первым и главным из них был сам Мао, величайший лидер, увенчанный лаврами революционной победы. Он принял лидерство после того, как другие претенденты потерпели поражение. С помощью соратников он выковал из Коммунистической партии и ее армий строго дисциплинированные и высоко мотивированные институты, которые одержали победу в гражданской войне против националистов и с тех пор правили Китаем. Новой государственной идеологией стал марксизм-ленинизм, но идеи Мао о войне и мире, оформленные в виде маоизма, были основой управления страной.
Мао наблюдал за масштабными сдвигами в начале 1950-х годов, распространившими правление коммунизма по всему Китаю без остатка, и именно он принимал основные политические решения в те двадцать семь лет, что он прожил после революции. Мао инициировал отказ от «новой демократии» в пользу быстрого продвижения к социализму; после торжества сельской коллективизации именно Мао стал инициатором оттепели, превратившейся в относительно либеральную эру «ста цветов»; и именно он затем повернул в сторону антиправой кампании. В последующей фазе левого уклона Мао придумал «Большой скачок», движение за социалистическое воспитание и, наконец, Великую пролетарскую культурную революцию. Несмотря на эти катастрофы, к концу жизни Мао никто не смел бросить ему вызов. Как бы то ни было, его личность обладала выдающимся масштабом, приводя в благоговейный ужас всех соратников и возвышаясь над страной, словно колосс, которому все китайские граждане были приучены поклоняться. Есть признаки, что Си стремится к роли подобия Мао.
Си резко отличается от своих непосредственных предшественников, Цзяна Цзэминя и Ху Цзиньтао, – он не стал склоняться перед коллективным лидерством, а ясно дал понять, что является верховным правителем. Тому есть два основных доказательства. Во-первых, помимо должностей, которые всегда были связаны с постом Генерального секретаря – председательство в Центральном военном совете КПК и должность главы государства, – он взял на себя руководство другими важнейшими комитетами: новым Комитетом национальной безопасности, в чьей юрисдикции находятся армия, полиция и все национальные агентства безопасности, связанные с зарубежными странами, новой Центральной ведущей группой по всеобъемлющему углублению реформ, имеющей преимущественную силу по отношению к правительственному Государственному совету (возглавляемому вторым официальным лицом режима, премьером Ли Кэцяном), который традиционно отвечал за экономические вопросы, а также центральными ведущими группами по иностранным делам, интернет-безопасности и информационным технологиям.
Второй признак решительного намерения Си стать верховным лидером Китая в духе Мао – рано развившийся вокруг него культ личности. Его работы опубликованы большими тиражами, а книга «О государственном управлении», изданная в нескольких переводах, легко доступна в западных книжных магазинах. (В рамках продолжающихся попыток Фейсбука закрепиться в Китае Марк Цукерберг приобрел несколько экземпляров, чтобы его сотрудники могли узнать о «социализме с китайским лицом».) Внутренний культ Си Дада («Дядюшки Си») стремится внушить любовь к нему каждому встречному, а те, кто не может дня прожить без политических новостей, регулярно видят его имя в многочисленных заголовках «Жэньминь жибао». Его стильная и привлекательная супруга Пэн Лиюань («Мама Пэн»), популярная исполнительница народных песен и вдобавок генерал-майор, дополняет образ могущественной пары властителей Китая. В постмаоистский период еще ни одна жена лидера не была настолько публичной фигурой. Культ личности Си никогда не достигнет немыслимых высот Мао времен Культурной революции – тридцать пять лет реформ и открытости, несомненно, стали для большинства населения прививкой от слепого почитания какого бы то ни было лидера. Но Си, возможно, удовлетворится нерассуждающим послушанием, основанным на страхе.