Одержимые. Женщины, ведьмы и демоны в царской России

Таблица 1.1. Религиозные преступления, расследованные Преображенским приказом и Тайной канцелярией, 1700‐е – 1760

Источник: РГАДА. Ф. 7. Оп. 1. Д. 75, 128, 328, 349, 393, 411, 440, 442, 546, 550, 553, 567, 635, 720, 964, 982, 1045,1063, 1081, 1082, 1144, 1260, 1298, 1323, 1359, 1548, 1572, 1714, 1730, 1788, 1880, 1897, 1917, 1923, 1965, 1970.

Безусловно, наибольшее количество дел, рассмотренных Преображенским приказом и Тайной канцелярией, касалось лиц, которые обвинялись в причинении вреда колдовством. Многие из обвиняемых имели волшебные талисманы, бумаги или тетради, полные заклинаний белой или черной магии, а также коренья и травы для зачаровывания. Другие обвинялись в обращении к колдунам. То, что внимание чиновников сосредоточилось на тех, кто якобы мог превратить людей в кликуш или навредить другими магическими способами, а не на самих кликушах, как это предписывал закон, иллюстрирует широко распространенную даже среди правительственных чиновников XVIII века веру в возможность колдовства и одержимость бесами. Это является частью того, что Джон Ледонн называет «лихорадкой разоблачений» первой половины XVIII века, вызванной тревогой и нестабильностью, ставшими следствием двух десятилетий войн при Петре I, дворцовых переворотов и финансового кризиса 1730‐х годов93.

Выводы Е. Б. Смилянской подтверждают закономерность, которую демонстрируют вышеуказанные дела Преображенского приказа и Тайной канцелярии: следователи гораздо больше интересовались задержанием волшебников, колдунов и богохульников, чем кликуш. Смилянская изучила 198 судебных дел о магии и суевериях, датируемых первой половиной XVIII века, расширив выборку за пределы Преображенского приказа и Тайной канцелярии, включив туда также Сыскной приказ, полковые, воеводские и губернские канцелярии, местные, судебные и ряд других ведомств. Чуть более 50 процентов этих случаев касались людей, использующих наговоры и заклинания, примерно треть из них – попытки колдовства и защиты от чар94. Преобладающее количество мужчин среди обвиняемых (в соотношении почти 5:1) можно объяснить их более высокой публичностью и большей вероятностью того, что внимание властей привлечет деятельность солдат, священнослужителей, писцов и торговцев.

В то время как правительственные учреждения не занимались регулярными задержаниями кликуш, Священный синод, зависящий от поступления информации о суевериях и богохульствах из епархиальных источников, также не проявлял бдительности в отношении кликушества. Несмотря на напоминание 1737 года о том, что епископы должны отчитываться Синоду дважды в год, и призыв 1746 года к священникам сообщать епископам обо всех кликушах, официальные послания епископов рассылались нерегулярно, а ответы были скорее формальными отписками95. Так, в 1751 году, например, только ростовский, суздальский, архангелогородский и переяславский епископы обтекаемо пишут о суевериях в своих епархиях, причем последние два отмечали наличие кликуш. Архангелогородский архиепископ Варсонофий сообщал только, что в его епархии, в Кеврольском и Мезенском уездах, имеется «один икотник (кликун) и семь икотниц (кликуш), которые и сыскиваются». Несомненно, причиной упоминания икотников в отчете стала широкая известность эпидемии икоты в Мезенском уезде 1720–1730‐х годов, потребовавшая вмешательства Сената. Сообщая о наличии бесноватой женщины, переяславский епископ заверяет Синод, что и ее, и тех, кого она обвиняла в колдовстве, вызвали в суд. Остальные епископы, числом 21, уведомили Синод, что «слава Богу все добре»96.

Серьезное наступление на замалчивание суеверий, включая веру в одержимость бесами и колдовство, в епископских отчетах можно увидеть в донесении суздальского архиерея Порфирия от 1754 года. Порфирий отмечает, что, хотя поповские старосты и духовные правления не сообщают о суевериях в период с июня 1751 по январь 1752 года, «множайшие вдалися волшебствам, чарованиям, колдунствам, обаяниям, что едва каковы дом во граде и в окрестных селех обрестися может, в котором бы от таковаго сатанинского действа плачевных не было случаев…». Убеждая Синод в том, что полдюжины лет боролся с отступничеством и с ложной верой в колдовство и волшебство, он вынужден признать, что в его епархии имели место подлинные случаи, когда колдуны напускали на людей бесов. Мало какая свадьба или рождение ребенка, писал Порфирий, проходила без демонического вмешательства, что, в свою очередь, приводило к ухудшению здоровья людей и даже смертельным случаям. Он объясняет, что в духовном суде неохотно расследуют подобные «сатанинские действа», потому что «все страхом одержимы, чтобы безгодно не пропасть смертию». Более того, архиерей так боялся за свою жизнь, что попросил Синод освободить его от должности и перевести от «толь злаго народа»97.

Ободряющая откровенность суздальского архиерея в отношении всепроникающей веры во вредоносную магию заслуживает внимания. В то время как законодательство и церковная кампания с 1740 года и далее осуждали суеверия, православные практики продолжали связывать колдовство или чародейство с одержимостью бесами. Священники спрашивали у своих прихожан на исповеди не только о том, обращались ли они к предсказателям и колдунам, но и пользовались ли они их услугами, чтобы навести чары или порчу98. Подобные высказывания в исповедальных и религиозных текстах закрепляли в умах православных людей, что недоброжелатели могли наслать на них как болезни, так и бесов. Еще в 1803 году архиепископ Вениамин (1739–1811)99 в своем руководстве, объясняющем православные обряды, символы, таинства и различные молитвы, отмечает: «Некоторые отвергают, что сила и злодейство демонов наводят на людей болезни; но благочестивые люди не сомневаются в этой истине». В подтверждение своих слов он цитирует 13-ю главу Евангелия от Луки, на другой странице указывая, что молитвы для обуреваемых духами необходимы, так как они «подвержены нападениям нечистых духов, – по злому действию волшебного искусства». Шестнадцатое издание руководства, опубликованное в 1899 году, содержит раздел100 о тесной связи между колдовством и одержимостью101.

Случай, привлекший внимание Священного синода в 1770 году, подчеркивает сохраняющуюся веру в колдовство в российском обществе и лояльность церковных иерархов к кликушам. Пелагея Никитина, крепостная из костромской деревни графа Матвея Федоровича Апраксина, была передана церковным властям губернской канцелярией за «напущение на крестьянских женок беснования и кликоты» (объединение слов «кликать» [как кликуши] и «икота»). Позже костромской епископ Симон сообщает Священному синоду, что его расследование показало, что Никитину ложно обвинил в волшебстве бурмистр Бухоловской вотчины Афанасий Васильев. Он добился повинной, жестоко избивая женщину. Сторонник идей Просвещения и осуждающий пытки, преосвященный Симон приказал наказать бурмистра за истязания несчастной. Любопытно, однако, что он ничего не пишет о тех женщинах, которые были идентифицированы в ходе расследования как кликуши и, согласно закону, должны были оказаться под следствием и наказаны102.

Случай, рассмотренный Ростовской духовной консисторией в середине 1760‐х годов, несколько проливает свет на церковные процедуры в отношении кликуш, демонстрируя, как серьезно церковники отнеслись к вопросу о подлинности привлекшей их внимание кликуши103. Дело касалось инцидента 1764 года в селе Тишино Ярославского уезда, где две крестьянки обвинили свою соседку Екатерину Иванову в том, что та наслала на них кликоту. По этому обвинению Иванову отправили в губернскую тюрьму. Ростовская консистория инициировала расследование дела. Выслушав различные свидетельства, церковники решили в апреле 1766 года отправить Иванову в женский монастырь в Ростове. Настоятельнице было поручено при помощи Священного Писания внушить крестьянке страх Божий, чтобы определить, действительно ли та общалась с бесами и околдовывала своих соседей. Они также вызвали врача, чтобы осмотреть одержимых женщин. Узнав от игуменьи, что признания Ивановой в причастности к колдовству и связям с бесами были получены гражданскими властями под пытками, консистория освободила Иванову от обвинения в колдовстве, создав прецедент для решения епископа Симона по делу Пелагеи Никитиной в 1770 году. В то же время они воздержались от наказания кликуш, поскольку врач, осмотревший женщин, признал, что те страдают от настоящего недуга. Другими словами, поскольку кликуши не симулировали свою одержимость, они не подлежали преследованию по закону104.

93

LeDo