Страница 7 из 10
Прошли октябрь, ноябрь и декабрь, а их маленькая армия все еще не отваживалась рискнуть и никак не стремилась показать в действии взятые в долг боевые корабли. Да, было проведено две экспедиции: одна на восток, которой руководил сам Энвер, а другая на юг под командой морского министра Джемаля. Их целями были не более и не менее, как отвоевание Кавказа у России и изгнание англичан из Египта. Но поскольку ничего не было слышно ни об одном из этих предприятий, в других Балканских странах, не рискнувших поставить свою судьбу на исход войны, стал проявляться явный цинизм. Ничто бы не доставило большее удовольствие Греции, Болгарии и Румынии, чем разгром Турции в каком-нибудь крупном сражении, и они с надеждой ожидали начала военных действий союзниками стран Согласия.
На море имели место две стычки. Эскадра британских и французских боевых кораблей несла патруль в Эгейском море в надежде, что «Гебен» все-таки появится, и в ноябре эти корабли обстреляли форты Седдэль-Бар и Кум-Кале по обе стороны входа в Дарданеллы. Все было кончено за двадцать минут, а ответа от турок не последовало. Затем в воскресенье 13 декабря лейтенант Норман Холбрук через канал Нэрроуз проник в Дарданеллы на подводной лодке «В-11». Войдя в пролив, как только турецкие прожектора потухли с наступлением рассвета, он пробрался сквозь минные поля и после четырех часов плавания поднял перископ. Он обнаружил перед собой большой двухтрубный корабль – турецкий линкор «Мессудие» – на якоре в Сари-Сигла-Бэй и выстрелил в него свои торпеды с дистанции 500 метров. Подождав достаточно долго, чтобы убедиться, что цель уничтожена, Холбрук совершил срочное погружение. Держась самого дна, он добрался до глубоководной части и вышел в открытое море. За эту победу Холбрук был награжден Крестом Виктории.
Но это были всего лишь акции местного значения, и не было сделано попыток развить их. В Лондоне, правда, существовало мнение, что с Турцией надо что-то делать, и этот вопрос всплывал время от времени. Еще до начала боевых действий государственный военный секретарь лорд Китченер и первый лорд Адмиралтейства Уинстон Черчилль обсуждали возможность убедить греков высадить армию на Галлиполийский полуостров. Если бы тамошний турецкий гарнизон был разгромлен, флот смог бы войти в пролив, потопить «Гебен» и развернуть свои орудия на Константинополь. План был интригующим, и греки, узнав о нем, поначалу загорелись желанием, им в награду был обещан остров Кипр. Однако потом их настрой изменился, да и британцы также вскоре охладели.
Всех занимала массовая бойня, происходившая во Франции. К концу ноября, когда прошло едва лишь три месяца с начала сражения, союзники потеряли около миллиона человек – фантастическая цифра, ни разу не превзойденная за всю войну в такой короткий период. Это было настолько ужасно, что, казалось, вот-вот принесет какой-то результат, мол, если послать на фронт достаточно солдат, если они еще раз бросятся на пулеметы и колючую проволоку, то наверняка прорвутся.
Убивать немцев – вот что требовалось, продолжать убивать их до тех пор, пока не останется ни одного, а затем войти в саму Германию.
В конце декабря подполковник Хэнки, секретарь Военного совета, подготовил доклад, в котором отмечал, что на самом деле союзники не продвигались и не убивали немцев в большей степени, чем гибли сами. Ныне окопы были прорыты на участке в 350 миль от Северного моря до Швейцарских Альп, и Хэнки предположил, что сейчас самое время поразмыслить, нельзя ли выйти из тупика путем широкого флангового обхода за линией окопов – может, через Турцию и Балканы.
Эти идеи в общем виде уже обсуждались Черчиллем, Ллойд Джорджем и другими, а лорд Фишер, первый лорд флота, разработал схему прорыва в Балтику и высадки русской армии на северное побережье Германии. Но во Франции в лице французских и британских генералов существовала стойкая оппозиция этому плану – сказывался образ мышления «убей немца!». По их мнению, не было возможности выделить ни одного человека с важнейшего театра на западе. Они утверждали, что раскол союзных сил, отправка какой-то экспериментальной экспедиции на восток создадут угрозу безопасности всей обстановке во Франции и подвергнут Англию риску вторжения.
Вначале Китченер поддерживал эти идеи, но затем, в последние дни года, от британского посла в Петрограде сэра Джорджа Бьюкенена пришло сообщение, в котором говорилось, что русские испытывают трудности. Великий князь Николай Николаевич – главнокомандующий российскими вооруженными силами – запрашивал, сообщал сэр Джордж, «не сможет ли лорд Китченер организовать какого-либо рода демонстрацию силы где-нибудь против турок, морскую или сухопутную, и так распространить информацию, чтобы заставить весьма чувствительных к изменению ситуации турок отвести часть своих сил, ныне воюющих против русских на Кавказе, и тем самым облегчить положение русских на этом фронте».
Такое нельзя было игнорировать. После сокрушительных ударов под Танненбергом и в районе Мазурских озер российские армии стали колебаться на всех участках фронта. Сообщалось, что их потери превысили миллион человек, а поставки оружия и боеприпасов иссякали. Новое германское наступление предстоящей весной стало бы для них катастрофой.
Китченер заехал в Адмиралтейство, чтобы обсудить это сообщение с Черчиллем, а на следующий день, 2 января 1915 года, он говорил: «Единственным местом, где демонстрация имела бы какой-то эффект на остановку подкреплений, идущих на восток, могли бы быть Дарданеллы. Особенно если, как говорит великий князь, в то же время распространить слухи, что Константинополь находится под угрозой». И в Петроград была послана следующая телеграмма:
«Пожалуйста, заверьте великого князя, что будут приняты меры для производства демонстрации силы против турок. Однако есть опасения, что любая акция, которую мы сможем запланировать и провести, вряд ли серьезно повлияет на численность противника на Кавказе или вызовет вывод войск».
Каким бы унылым это послание ни было, оно обязывало британцев к действию, и в Адмиралтействе Черчилль вместе с Фишером занялись вопросом, какого рода акция возможна. Фишер был полностью за то, чтобы сразу же использовать план Хэнки. «СЧИТАЮ, ЧТО АТАКА НА ТУРЦИЮ ДОЛЖНА СОСТОЯТЬСЯ! – писал он (прописными буквами). – НО ТОЛЬКО ЕСЛИ НЕМЕДЛЕННО!» – и продолжал детально описывать, что для этого следует сделать. Всех индусов и 75 000 британских солдат во Франции следовало посадить на корабли в Марселе и высадить вместе с египетским гарнизоном на азиатском берегу Дарданелл, грекам надлежит атаковать Галлиполийский полуостров, а болгарам маршировать на Константинополь. В это же время эскадра старых британских линкоров класса «Маджестик» и «Конопус» будет пробиваться в Дарданеллы.
Все это звучало по-своему очень хорошо, но Китченер в ходе дискуссий многозначительно заявил, что для любой новой экспедиции у него нет ни одного лишнего человека, а о том, чтобы забрать войска из Франции, и думать нечего. Если вообще надо провести какую-то демонстрацию, то это должна быть морская операция. На Черчилля наибольшее впечатление произвел намек Фишера на захват проливов с помощью старых линкоров. Подобный подвиг будоражил воображение британских морских стратегов по крайней мере столетие, и в реальности подобное уже однажды происходило, и в обстоятельствах, весьма схожих с нынешними. В 1807 году, когда Наполеон устремился на восток, русские запросили помощь в борьбе с турками, и британцы послали эскадру в Дарданеллы. Сэр Джон Мур, второй по чину в британском гарнизоне на Сицилии, настаивал, чтобы отряд сопровождали войска, но услышал в ответ, что нет ни одного свободного солдата (что было неправдой). «Было бы неплохо, – писал сэр Джон после того, как корабли отплыли, – отправить вместе с флотом в Константинополь семь или восемь тысяч человек, которые бы подстраховали наш проход через Дарданеллы и позволили бы адмиралу уничтожить турецкий флот и арсеналы – задача, которую из-за недостатка сил он может и не выполнить». Экспедиция, однако, началась очень хорошо. Адмирал Дакворт с семью кораблями в развернутом строю прошел по проливу сквозь строй турецких батарей, уничтожил турецкую эскадру и находился уже в восьми милях от Константинополя, когда вдруг затих ветер. Он простоял целую неделю в ожидании, не имея возможности разрядить свои орудия по городу, а затем решил отойти. Дорога назад оказалась много труднее. Он не потерял ни одного корабля, но под огнем турецких орудий в Нэрроуз погибло 150 матросов.