Страница 7 из 8
Завтракать он не стал. Налил кофе в оливковый термостакан. Забросил в него горсть таблеток. Поболтал и убрал в рюкзак. Закинул следом упаковку дрип-пакетов. В последнее время открыл для себя светлую обжарку, хотя всегда предпочитал темную. Пил как не в себя, а после каждой кружки шел чистить зубы пастой «Кофе и табак». Отчего-то страстно желал сохранить зубы белыми, словно в гробу ему предстояло не лежать с зашитым ртом, а улыбаться. Добро пожаловать, господа, на мои похороны, спасибо, что пришли, устраивайтесь поудобнее, места в первом ряду забронированы, но если в течение пятнадцати минут никто не придет, то бронь будет снята и вы сможете пересесть поближе, да, съемка разрешена, только не забудьте выключить вспышку, автограф-сессия будет после церемонии. Смешил себя кощунственными мыслями. От такого отношения к смерти и церемониальности становилось легче. Фарс спасал от страха.
Заказывать такси к дому не стал. Хотел пройти, сколько будет сил, а затем вызвать беспилотник. На первых порах Прождеву было не по себе видеть, что за рулем никого нет, потом он к этому привык и уже не представлял, как стал бы смотреть в чей-то плохо подстриженный затылок. Человек привыкает ко всему.
На улице было зябко и пустынно. Набухшие на деревьях почки еще не превратились в листья. Только то тут, то там через асфальт пробивались маленькие красные цветы. Ранние, появившиеся в городе лишь несколько лет назад, похожие на свежие капли крови… И название этих цветов, беллочто-то, беллу… белл… которое Прождев все никак не мог запомнить, было связано вовсе не с красотой, а с войной. Сорвал один, повертел в пальцах. Надо придумать, как забрать Агнес. Украсть ее. Он увезет ее, и они будут жить вместе: больная, невыносимая девочка, и смертельно больной ученый. Замечательная семья, лучше и не придумаешь. А когда его не станет, за ней будет приглядывать его мать. Четверть века как уехавшая в глухую деревню и оставившая всю свою мирскую жизнь знахарка. Он считал ее безумной, необразованной, глупой. Прождев был жесток и несправедлив к ней. Но надеялся, что она не будет такой к нему. Если она, конечно, еще жива. Он давно не получал от нее никаких известий.
В мыслях о том, как он все организует, Прождев дошел до здания корпорации. Высотный колизей с треугольными окнами, в котором он трудился последние несколько лет. Величественный и жуткий. Ледницкий вновь был на своем рабочем месте. Что-то не то. Надо быть осторожным. В обед пригласил его в кафетерий на верхнем этаже. Вели непринужденную беседу, шутили, Прождев немного расслабился. Показалось. В последнее время он стал очень мнительным. Когда сам замышляешь неладное, то и ищешь подвоха от других. Работа продолжалась, как обычно. В 15:20 директор вызвал его к себе. Ледницкий выглядел пристыжаемым, виноватым. Значит, не показалось. «Ты ничего не хочешь мне сказать, Андрей?» Прождев не узнавал свой голос, тот дрожал. «Иван, прости, но мне кажется, так будет лучше. Я уже не знал, как говорить с тобой, ты ничего не слушаешь». Окончания фразы Прождев действительно не слышал, сердце-звонарь стучало так громко, будто колокол. В глазах начало темнеть. Отвернулся, припал плечом к стене. Глубокий вдох, выдох, глубокий вдох… Ледницкий продолжал говорить, но Прождев остановил его. Неважно. Будет лучше, если Ледницкий замолчит. Он сам со всем разберется, он все уладит, как делал уже не раз. Главное – взять себя в руки. Глубокий вдох. Прежде чем подняться к директору в кабинет, Прождев зашел к Агнес и оставил на тумбочке возле ее кровати стеклянный бокал с плавающим в нем маленьким красным цветком. Девочка смотрела на подарок пустыми бездумными глазами и, кажется, вовсе не узнавала профессора.
19.02.2057.03:49:03.Запись№ 17.ИванПрождев. Носитель: Актар-2
Что ж. Меня отстранили от проекта. Сказали, что временно, пока не проведут проверку, пока я не приду в себя. Значит, навсегда. В себя я уже не приду. Исполняющим обязанности руководителя назначен Ледницкий. Лабораторный крысеныш. Почему не поговорил со мной прежде, чем отправился наверх? Почему ничего не сказал во время обеда? Или он говорил, просто я его не слышал? С каждым днем я все больше сомневаюсь в своем рассудке. Поэтому и начал вести дневник. Чтобы помнить. Чтобы окончательно не потерять себя. Работу над Актаром-2 буду вести столько, сколько возможно. На случай, если я закончусь раньше, чем успею все закончить, запустил автоудаление. Если мне суждено исчезнуть, то я хочу забрать все с собой. Не хочу оставлять следов… Все еще хочу забрать с собой Агнес. Я вернусь за ней, и мы уедем. Мы обязательно уедем. И тогда все Актары, весь этот проект будут не важны. Мы будем просто жить. Мы просто будем.
03.03.2057.03:33:03.Воспроизведение. Запись№ 1.Носитель: Актар-2
Проверка голоса: Иван Прождев. Код операции: ягненок. Пароль: Сколь догонит солнце, Хати схватит месяц. Запуск команд: последовательный. Очистка системы. Уничтожение данных.
19.04.2070.02:30:00.Сообщение№ 1.Отправитель: Иван Прождев. Носитель: Актар-1
Милая Агнес, если ты сейчас слушаешь это сообщение, значит, у меня получилось. Значит, Актар-1 удался, значит, Ледницкий все сделал правильно. Значит, тебе уже двадцать лет, большую часть из которых ты способна видеть и познавать этот мир, но главное – взаимодействовать с ним. Ты можешь учиться и общаться. Наверное, ты даже умнее и сообразительнее многих своих знакомых. Наверное, твои родители не чают в тебе души. А сколько всего ты видела к своим двадцати годам! Наверное, у тебя есть друзья. Наверное, ты уже испытывала влюбленность. Я бесконечно рад, что сейчас могу обращаться к тебе и ты меня слышишь и понимаешь… Милая Агнес, если ты сейчас слушаешь это сообщение, значит, у меня не получилось. Не получилось оградить тебя от вмешательства, сохранить тебя такой, какой создал тебя Бог. Или природа, жизнь, я не знаю, как правильнее это назвать. Но я надеюсь, что я ошибался, и душа – это больше, чем просто сознание. Я надеюсь, что в тебе больше тебя, чем меня. И я надеюсь, что ты счастлива. Это самое главное.
Запах камелий
– Женя, мне холодно! Принеси плед, Женя!
– Какой тебе еще плед?! Никакой плед тебя не согреет. Ты умерла. Ты умерла, слышишь?! Тебя нет! Хватит меня мучить!
Полина лежала, глубже приминая тяжестью своего неповоротливого, не гибкого уже, не звонкого уже тела продавленный матрас, и думала: «Как же так я умерла, вот же я, здесь. Вот и рот мой пересохший открывается, не зашит он нитками или чем там зашивают рот покойницкий? И сердце мое бьется под этой байковой, красивой рубашкой. Разве покойникам покупают такие красивые рубашки? Разве дарят им их на дни рождения? Ведь на прошлой неделе был у меня день рождения, совершенно точно день рождения, а не день смерти. И ели мы торт с безе и жирным кремом. И чай пили черный со смородиновым листом. И дочка моя, как же зовут ее, дочку мою, подарила мне эту рубашку байковую. Чай байховый, а рубашка байковая… Очень тогда смеялась я этому, от души смеялась, а никто почему-то веселья моего не понимал. А Женя что подарил?»
– Женя, а что ты мне подарил на день рождения?
Кричать из дальней комнаты было тяжело. Но встать и пройти к мужу она почему-то не могла. Что-то не пускало ее, сдерживало. Даже подняться, чтобы закрыть балконную дверь, у нее не получалось. И дуло из незастекленной лоджии сыро и свирепо.
– Господи, Боже мой, да что я мог подарить тебе, когда ты умерла?! – исступленно орал в ответ Евгений. – Мертва ты, мертва! И ничего тебе не нужно! Хватит говорить со мной, хватит сводить меня с ума!
Полина смотрела в белый, испещренными червоточинами мушиной жизни потолок и не понимала: «Разве я умерла? Разве не я это говорила сейчас? Разве не свое тело я ощущаю, разве не мой голод сидит в моем животе?»
– Женя, я есть хочу, Женя!
– Мертвые не едят! Закрой свой мертвый рот!