Страница 25 из 42
– Прямо отсюда с раненой рукой сразу через горы? – уточнил Сфинкс, возвращая себе контроль над собой.
– Почему бы и не… Вот же, – Гулльвейг хлопнула себя по лбу.
– Ага. Нужно вернуться в Бедфордию за Гулом.
– Тогда я назад, за ним! – заявила Гулльвейг.
– Прямо так? – Сфинкс оценивающе оглядел ее косы.
Та возмущенно откинула их за спину со словами:
– Ты чего удумал?
– Фиолетовый – довольно примечательный цвет, – заметил Сфинкс. – Если уж и возвращаться в Бедфордию, то его надо замаскировать. Но волосы-то длинные, может, отрежем?
– С ума сошел?! Свои, вон, режь!
– Я так и думал, – посмеялся Сфинкс и помотал головой, трепля собственные волосы. – Значит, надо чем-то изменить цвет.
– Это чтобы обойти городскую стражу? – догадалась Гулльвейг.
Сфинкс кивнул и забрал волосы в слабый хвост.
– Ну уже нет! Без плаща я никуда не пойду! – замотала головой я и пояснила, потирая шею сзади, – мне уши надо бы пока спрятать!
Хотя дело было вовсе не в них. Да, я не знала, как изменился эльфийский мир за время моего проживания в лесу. В частности – что стало с высшими эльфами и всеми теми, кто чтил или боялся их. Я страшилась, что меня могут узнать и… вернуть. Хорошо, что в Бридже я не заметила ни одного эльфа, – только людей, орков, полуросликов, да гномов, но преимущественно, конечно, – дварфов.
– Может, отрежем их? – как ни в чем не бывало, предложил Сфинкс.
– Мои уши? Ты, что серьезно? – я ошарашено посмотрела на него.
– Нет, конечно, нет, – поспешил успокоить он меня и вдруг снова огорошил. – Отрежем одно!
– Может, не надо? – боязливо попросила я.
– Да ладно тебе! Я же шучу! У меня, кстати, есть идея, – будто бы спохватился Сфинкс.
Он достал из сумки свой плащ, пристально оглядел меня, словно прицениваясь, неудовлетворенно помотал головой, а после – вынул походный нож и одним резким движением укоротил свой плащ.
– Ты зачем это сделал? – Искренне не понимала я.
– Реализую то, что придумал, как и обещал, – улыбнулся Сфинкс, убрал нож и подошел ко мне. С размаху он накинул на меня свой плащ и, улыбнувшись шире, натянул капюшон мне до самого носа с веселым комментарием, – держи, мелкая!
Я растерялась и не сразу решилась двинуться. Плащ скрывал меня полностью, до самых пят, и не был теплым, как если бы только что был снят с чьих-то плеч, но в нем было комфортно и уютно. А еще – приятно пахло, будто бы чем-то родным и до боли в пару раз стукнувшем сердце, знакомым. Я запахнулась в полы плаща, чтобы максимально ощутить его ткань и привыкнуть к нему, и потерлась щекой о воротник. Только потом я слегка приподняла удобно глубокий для моих целей капюшон, я увидела, как Сфинкс снова присматривался к волосам Гулльвейг.
– Может, сажей с кострища на время сделаем из тебя брюнетку? А из остатков моего плаща соорудим подобие твоей укороченной накидки, которая сгорела тогда.
Гулльвейг задумчиво посмотрела на кострище, и я решилась заговорить:
– Сфинкс, спасибо! – снова чувствуя странное тепло на лице, усилившееся после того, как он откликнулся и посмотрел на меня, сказав «обращайся», я спросила, запинаясь, – н-но как же ты сам?
– На мне пока есть чужое лицо, забыла? – он улыбнулся и очертил ладонью в воздухе вокруг своего лица. – Его в городе не знают, а там новый плащ себе куплю. Кстати, вам тоже нужна маскировка.
На том и порешили.
Идея намазать волосы Гулльвейг сажей была одновременно и практичной, и смешной. Сперва она хотела справиться сама, но я вызывалась помочь ей, потому что одна рука у нее была обожжена, да и Сфинкс настороженно всматривался в лес. Стоило поспешить и справедливо не задавать лишних вопросов, как никто из них не стал задавать их мне по поводу тех же ушей.
Когда я уже заплетала Гулльвейг, удивляясь тому, откуда мои руки помнили, как создавать разного рода прически на длинных волосах, Сфинкс объяснял ей, как лепить на своем лице новое. Потом настала моя очередь. Я не могла унять дрожь от того, что меня касались сразу двое: один – моего лица, аккуратно обходя все еще ноющий ожог, другой – головы, меняя повязку, о которой я снова позабыла. В тот момент мое сердце билось, и мне было и страшно, и радостно, и неловко одновременно. Затем все прошло, и я в ответ поменяла повязку Гулльвейг, а ее изрядно потрепанный доспех и использованные бинты сожгла заклинанием.
Когда я вывела нас из леса, вести дальше взялся Сфинкс. Обходя деревушку, где жили Томан и Мария, стороной я спросила, выныривая из воспоминаний о Доме:
– А у вас есть дом?
– Есть, но он далеко, – Гулльвейг тепло улыбнулась. – На самом севере Северного континента!
Было видно, что воспоминания о доме доставляли ей радость.
Сфинкс отвечать, по всей видимости, не хотел, но под моим любопытным взглядом, со вздохом отстраненно пояснил:
– Где-то очень и очень далеко в дебрях Южного континента…
– О, я тоже! А эта… – я постучала себе пальцем по подбородку, – как же это… стая?
– Семья? – с ходу угадала давно забытое мною слово Гулльвейг. Она улыбнулась шире, – есть и большая: матушка, отец, двое старших братьев. И все в добром здравии. Как же это здорово!
– Эльфы вообще могут спрашивать хоть что-то приятное? – фыркнул Сфинкс, когда заметил, что я ожидающе посмотрела на него.
– Высшие – редко, – честно призналась я. – А ты вообще встречал эльфов на своем пути?
– Предостаточно, – ответил Сфинкс, не давая понять, говорил ли он правду или нет.
Понятно было лишь одно: они ему не нравились.
– И они уходили от тебя живыми? – усмехнулась я.
– Когда как! – Сфинкс тоже усмехнулся. – Ты так спросила об этом, словно печешься обо всех представителях своего рода. Неужели вы так близки?
– Нет! Вовсе нет!
Все было как раз наоборот, но Сфинкс допытываться не стал. И я замолчала, анализируя полученную информацию и радуясь, что мы почти подошли к городским стенам, а ответного вопроса Гулльвейг так и не задала. Ведь я все равно практически ничего не помнила.
Было примерно восемь утра, когда мы вошли в город через главные ворота, на каменной арке которых на большущем щите красовался герб Бриджа в виде перекрещенного красного пера и секиры. Дорога здесь была очень широкая, – могла бы разъехаться не одна повозка. Ранним утром народа на улице практически не было. По правой стороне виднелись те самые ветхие домики трущоб, а слева – дома побогаче, каждый из которых имел свой небольшой огороженный двор. Улица делилась ровно посередине вереницей крупных фонарей, чередующихся с указателями и какими-то вывесками. На одной из них мы заметили красиво украшенную листовку, в которой говорилось, что сегодня в полдень на главной площади города состоится казнь.
– Хорошо бы убраться из города с Гулом до этого, – сказал Сфинкс, поморщившись.
– Опять эти расправы, лишь бы не потехи ради, – посетовала Гулльвейг, помрачнев. Потом она обратилась к Сфинксу с вопросом. – А зачем, кстати, тебе Гул?
– Скажем так, мне тоже нужно в Бедфордию, – ответил Сфинкс и пошел дальше.
– Присоседиться решил? – спросила его Гулльвейг, но посмотрела, почему-то, на меня. – Между прочим, в расписку вписана только я! И это моя плата за все те ужасы под шахтой Бриджа!
– Не переживай, мы сможем договориться, – заверил ее Сфинкс. Далее он заговорил тише о более насущном, продолжая идти к центральной площади. – Сейчас нам нужен план; что необходимо сделать в городе, что из этого важнее всего и с чего начать.
– У тебя нет плаща, у Гулльвейг – доспеха, – подала голос я. – Свой мне тоже нужно немного подлатать. Если случится битва наподобие той, что произошла в трущобах, пока мы ищем Гула, в чем есть, мы не будем готовы сполна дать отпор врагу.
– Значит, все-таки к площади, на рынок. – Пару раз кивнул Сфинкс, соглашаясь. – Минут сорок отсюда.
Торговые лавки на площади только открывались. Народу все еще было немного. Молча переглянувшись, мы решили разделиться. Оставаясь в поле зрения друг друга, мы разбрелись по рынку. Гулльвейг прикупила новый кожаный доспех, я смогла залатать свой, – благо ничего важного в нем огнем задето не было. Не хотелось бы так скоро расставаться с подарком лесных эльфов. С учетом, что меня вообще этим не так часто баловали.