Консультан

Неспешным шагом я вернулась в дом. Топор словно стал в два раза тяжелее, пытаясь пригвоздить мою руку к полу. Жан лежал на постели без рубашки лицом вниз, обхватив подушку двумя руками и согнув ногу в колене. Темно-русые волосы растрепались, рот приоткрыт. Спина и крепкие руки бугрились мышцами, а черные брюки складками натянулись на упругих ягодицах. Красивый. Но козел. Боевой настрой был уже не таким решительным. Взгляд упал на его носки, так и лежавшие на полу.

Нет. Я не могу лишить жизни даже его. Око за око, зуб за зуб — гласил первый человеческий закон. Не могу отнять жизнь за полученный синяк. Это было бы неравноценным обменом, пусть даже и за недобровольно отданную мной кровь. Я была зла, но при мысли о том, что мне придется занести тяжелый топор над чьим-то телом, руки становились чужими.

Колоть дрова не пришлось, Жан оставил запас, и я просто перетащила его в дом на вечер и ночь, бросив топор у камина. Немного побродив по округе, я не нашла ничего интересного, кроме дороги, по которой мы приехали. Узкая грунтовая дорога петляла за деревьями, уходя в глубину леса, и я не решилась уходить далеко от домика.

Дорога выглядела новой, но не езженой, похоже здесь редко бывали. Встретить кого-то на ней было бы одновременно неожиданно и до чертей страшно.

Я подумала о том, что комично смотрюсь завернутая в одеяло посреди лесной дороги. Вся взъерошенная, в белом халате и черных ботинках. Носки Жана доставали мне до середины икры как раз, где заканчивался подол.

Где-то надо мной ухнула сова, и от этого внезапного громкого звука я немного присела. Быстро повернув назад к дому и пару раз оглянувшись, я завершила свою прогулку.

Мне нужно было перестать быть такой трусихой, если я хочу добиться уважения от жителей ночи. Они будут со мной считаться.

Я проспала на диване остаток дня, зная, что мне предстоит напряженная ночь.

Глава 17. Полезный разговор

Проснувшись на закате, я поняла, что мне стоит в первую очередь разжечь камин и разогреть ужин. Осталось понять, как это сделать, не имея спичек или зажигалки. Вампир спал. Солнце еще не село, подсвечивая объемные черные тучи оранжево-розовым. Я поискала во дворе сухую траву, и даже нашла какую-то старую бумажную тетрадь для розжига, но добывать огонь с помощью трения я никогда не училась и представляла это только в теории. На цыпочках войдя в темную спальню, где, распластавшись на животе, спал Жан, демонстративно откашлялась, чтобы разбудить его. — Мне нужна зажигалка… — произнесла я, когда он не отреагировал. Выждав приличное время, я бесцеремонно забралась на кровать и похлопала его по ближайшему карману. Бинго! Протиснув два пальца, чтобы вытащить зажигалку, я извлекла из правого кармана толстый металлический болт. Зачем носить с собой такое. Увесистый металл оттягивал руку, лежа в выемке у основания пальцев на руке. Я покрутила бесполезную железяку и отложила. — Это свинчатка, — сквозь сон проговорил Жан, — челюсть сломать мне решила? То, что ты ищешь — слева. Он не открыл глаза и даже не пошевелился. Срываясь от нетерпения, саданула ему по почкам и толкнула на бок, чтобы повернулся, и я могла просунуть руку к левому карману. Он был пуст. Хотя я несколько раз ощупала его внутри, но так ничего не нашла. Моя рука через ткань касалась его ноги. И тут взгляд упал на его лицо с закрытыми глазами и еле сдерживаемой ухмылкой в подушку. — Что смешного? Нет зажигалки, сам проверь! — Она на тумбочке слева от кровати. Но если ты получше поищешь в этом кармане, то найдешь еще кое-что опасное. Я пулей выскочила из спальни с зажигалкой в руке и красными как помидоры щеками. С розжигом я справилась быстро, и скоро в котелке уже грелся мой утренний суп по средневековому рецепту. За моей спиной раздался шорох и стук: хлопнула дверь в ванную. Солнце за окном закатилось за верхушки деревьев, и комната погрузилась в полутьму. Только огонь в камине с треском бросал пляшущие пятна на пол и диван. Я сходила за тарелкой на кухню, а когда вернулась к котелку, посреди большой комнаты уже стоял Жан с мокрыми волосами. — На двоих, по-жа-луй-ста. — Он сделал акцент на последнем слове так, что мне захотелось его ударить. — Мы ждем еще людей? Или ты собираешься из моей ноги нацедить себе в тарелку? — Я собираюсь съесть этот божественный суп, но если ты против, то можем повторить всë по утренней схеме. Тебе понравилось? — Ты об этом пожалеешь, я просто еще не придумала как. — Ответила я с вызовом, балансируя на грани между тем, чтобы достать вторую тарелку и запустить половником ему в лицо. — Мне налить тебе только бульон из супа и всë? — И всë. Под пристальным взглядом я поставила две тарелки и разлила по ним остатки супа. Ужин был очень скромным. Суп без картошки, бутылка скотча и стакан воды на столе без скатерти наводили уныние. Жан порылся в ящиках и выудил откуда-то подсвечник и пыльную свечу, которую зажег от камина и поставил в центре стола. — Посмотри, не так уж и плохо. Мы словно ужинаем в отеле, пять звезд. Будто почувствовав его беспочвенный оптимизм, по крыше начал барабанить дождь. — Ешь божественный суп. И заткнись, по-жа-луй-ста. — Я уставилась в тарелку, и мы молча прикончили наш ужин. Жан, осушив бокал, подошел к двери и открыл ее. Дождь лил, как из ведра, заливая крыльцо. Расстегнув брюки и скинув на пол вместе с трусами посреди комнаты, он исчез за дверью, оставив меня в полном недоумении с застывшим стаканом в руке. Через полчаса дверь отворилась, и на пороге стоял Жан весь мокрый и голый. Руки и лицо его были в крови, по ногам и рукам струями текла грязь. Я сползла к дивану, подбираясь к топору, не отрывая глаз от обнаженного мужского тела. Мокрые волосы покрывали его ноги до середины бедра и вились вокруг внушительного органа, с которого на пол стекала дождевая вода. — Дорогая, я дома! — Что случилось!? Я закрыла лицо подушкой, чтобы он не видел, как я пялюсь на него, голого и грязного, на пороге. И не поднимала глаз, пока он не прошел в ванную. — Удачная охота, тебе сегодня ничего не угрожает. Принеси брюки, если тебе не трудно. Я бросила комок из его вещей в открытую дверь ванной и принялась затирать грязные пятна на полу какой-то ветошью из шкафа. Открыла входную дверь, чтобы выжать тряпку и замерла. У входа в дом лежала освежеванная вырванная из бедра нога некрупного оленя. Прижав руки ко рту в приступе тошноты, я отпрянула назад. — Боже, какие мы нежные. Кусать нельзя, убивать животных плохо. Как ты выжила в резервации Кармайкла двое суток? Он один из немногих, кто регулярно питается людьми. Жан, одетый по пояс, вышел из спальни и направился ко входной двери. — Они вовсе не такие… Меня они не тронули. — Интересно почему? Или ты особенная, и есть тебя нельзя, потому что ты из комитета? А других можно. Только ты, кажется, должна представлять интересы всех людей, а не только свои. — Может уже закроем эту чертову дверь? — Дай мне два часа, и ты будешь умолять о кусочке мяса с этой жареной оленьей ноги. — Я думала, вы плохо готовите. — Только те, кто забыл вкус еды. Но я не забыл. Давай нож, я знаю, он у тебя. Он занес этот огромный окровавленный кусок в дом и положил в раковину. Вернув самообладание, я подошла к кухонному столу и достала соль, сушеные пряные травы и вынула из наплечных ножен маленький кухонный нож. Нехотя расставаясь со своим защитником, я решила ретироваться поближе к топору и подальше от крови и полуголого повара. — Зачем ты делаешь это, если ты не ешь? — Но ты ешь, и я хочу быть благодарным за твою кровь. Такая у меня философия. — Но брать кровь ТАК нельзя, это изнасилование. Это больно, это нарушение моих прав. — Слушай, я думал, ты просто хочешь посопротивляться для виду. Я был максимально осторожен, ты не ударилась, ничего себе не сломала. За синяк прости. — Я же сказала: «нет». Я не давала разрешения! — Дала бы, просто у меня не было времени. Посмотри на это с моей стороны. Вот представь, что ты умираешь от жажды в пустыне и встречаешь на пути верблюда. В горбу верблюда есть запас влаги, который спасет твою жизнь. Ты убьешь верблюда? Да или нет? — Да, но при чем тут… — И вскроешь его горб, чтобы добраться до воды? — Наверное, да. Но… — Но в вашем мире у животных тоже есть права, к тому же это мог быть чей-то верблюд, ты еще и убила чужого верблюда. Да ты преступница по нескольким статьям. — Но ты же сказал, я умру, если не сделаю это. — И чем это отличается от нашей ситуации? Только вот ты убила несчастного верблюда, а я великодушно сохранил тебе жизнь и хочу восполнить ужином взятую кровь. — Это другое… Ты просто… Я сама понимала, что в этом споре не могла найти аргументов в свою пользу и просто скатывалась в яму беспомощной ярости и злости. — Ну, конечно, люди, вы же венец творения, вершина пищевой цепи. Ваше высокомерие и эгоцентризм не знает границ. Себе вы всегда отводите особую роль, вы ставите себя над природой. Мы же стремимся сохранить баланс жизни и смерти. — Хочешь сказать, что люди должны добровольно отдавать вам свою кровь? — Нет. Раньше мы охотились на вас, сейчас мы готовы вступить в эпоху капитализма. И покупать кровь как товар. — Но если я не хочу продавать свою кровь. — Если рядом не будет никого, кто хотел бы продать мне воды в пустыне, то я бы пошел охотиться на самого слабого верблюда. — Значит у нас нет выбора. Вступить в эти рыночные отношения или стать добычей. — Звучит неочень жизнерадостно, но если ты посмотришь под другим углом, то поймешь, что мы на пороге удивительного симбиоза. И обе стороны могут научить друг друга чему-то важному, быть полезными для развития. — Я понимаю. Наш разговор был полезным для меня. Но давай впредь договариваться на берегу о том, как будет происходить этот обмен. — Я торопился. И я нагрубил тебе. Подумал, раз укусов не боишься и под халат ничего не надеваешь, то это приглашение. Я идиот. Искренне прошу прощения за это. Вот, я это сказал, это было трудно. Ты простишь? — Нет, я злюсь на тебя. И пожалуй, теперь злюсь ещë и на себя за то, что я самый слабый верблюд в этой пустыне. — Самым слабым сегодня был этот олень, ты можешь гордиться собой. Он улыбнулся, взял фартук и приобнял меня за плечи. — Теперь иди на диван и дай мне немного пространства. Я не хочу задеть тебя ножом. Я отступила к камину и смотрела, как он стал снимать шкуру и филировать мясо с оленьего бедра, мастерски орудуя ножом как кистью. Злость постепенно отступала, оставляя место размышлениям о том, как избежать повторения моей личной драмы с сотнями других девушек. Через час я пересела погреться на пол у камина, завороженная пламенем и ароматом, а Жан рядом подкручивал аппетитно шипящее мясо на вертеле. Вытянув поближе к огню затекшие ноги, невольно погладила болезненное бедро. По ноге через махровую ткань осторожно пробежались костяшки его пальцев, замерев над пульсирующей болью ранкой. Он осторожно потянулся и прежде, чем я успела оттолкнуть его руку, отогнув уголок халата, коснулся следа из двух точек с синяком-полумесяцем. — Твой первый укус. Я это сразу понял. Ты напрягла мышцу. Так это вызывает болезненные ощущения. Но если ты расслабишь ее, то клыки входят в кожу как нож в масло, не разрывая мышц и не оставляя травм, только небольшой след на коже, который сходит за пару дней. Такое свойство у нашей слюны. — Как вообще можно расслабиться, когда тебя протыкают зубами. — Это как секс. Кожа это самый главный эрогенный орган в теле человека. Кому-то нравится, чтобы его целовали в губы, а кому-то по душе укусы в шею. — Думаю, тогда вам легче искать кровь там же, где продают секс. Осталось узаконить и то, и другое. — Для этого оба сообщества должны измениться. Знаешь, а ты начинаешь мыслить, как одна из нас, — с этими словами он встал и пошел в спальню. — К нам скоро приедут. Через минуту он вышел уже не в халате, и вид его строгих брюк и рубашки вернул меня в мир, где меня все еще хотят убить, обменять и съесть. Я поспешила привести себя в порядок и одеться. А через пару минут во двор въехал автомобиль. На пороге на фоне проливного дождя стоял Аргий с головой маленького оленя в руках, кровь капала на пол. — Чуть не забыл. Вот твой бэмби, ягодка. С этими словами он бросил голову в дом к моим ногам и прошел к камину, снимая мокрый блейзер. Следом вошел водитель. Нервно сглотнув, я проследила глазами за Аргием, стараясь не смотреть вниз на раскрытую пасть оленя, высунутый язык и заставший в его глазах миг смерти. — Это не было необходимо. Где Энгус? — Вернулся в свою резиденцию, где находится под наблюдением, утром его арестуют. Прошлой ночью в поместье Красная гора случился небольшой пожар из-за неисправной плиты, и тебя благополучно доставили на пропускной пункт, где ты уже пообщалась с журналистами и предоставила на своем диктофоне доказательства преступлений Владыки Энгуса против своего народа. А он был очень плохим мальчиком… — А жители поместья, что будет с ними? — Ничего. Кармайкл позаботится о них. Он все еще мейстер, правда, теперь ненадолго. Энгус не терпит предателей, да и я тоже. — Ты убьешь его, когда оружие будет уничтожено? — Не знаю. Хочешь выкупить его жизнь? — Ты ей не владеешь. — Но буду, когда стану тимархом. Я могу вернуть ему поместье, титул и восстановить его репутацию. А могу уничтожить. — И что ты хочешь взамен? Снова кровь? — Как предсказуемо. Ты забыла, что уже должна мне ее. Его мальчишеская рука касаясь одним пальцем поднялась по моему колену к бедру и с силой надавила на рану сквозь платье. Какие омерзительные мысли посетили его голову, я не знала, но боялась пошевелиться, не сводя глаз с его руки. — Мы договоримся. — С усмешкой произнес он. — Чего ты хочешь? — Мне будет полезен свой человек в государственном комитете. Но на должности консультанта от тебя будет мало толку. Посмотрим, что я смогу сделать. — Я не буду работать на тебя. — Будешь, или в следующий раз здесь будет лежать голова Леонарда Кармайкла. — Хорошо. Мне все равно. — Я так не думаю. И ты сделаешь, как я скажу, чтобы никто не пострадал, потому что тебе невыносимо жалко даже этого бэмби, и ты не умеешь это скрывать. Он посмотрел на Жана и протянул руку: — Чистый стакан. Я отпрянула, понимая, что сейчас произойдет, и решила хвататься за соломинку. — Нет. Не сегодня. Мой сегодняшний рацион из круглосуточного магазина вас разочарует. Аргий скривился. — Я все равно не голоден. Да и я предпочитаю мужскую кровь. Но Жану нравятся такие как ты, уверен, вы уже подружились. — Этот козел укусил меня. Я обиженно покосилась на Жана, но он только закатил глаза, скрестив руки на груди. — Так укуси его в ответ. Аргий отвернулся и достал из кармана телефон. Некоторое время он листал сообщения, и в комнате повисла тишина, прерываемая только шумом дождя и треском дров. Я прислонилась к стене. Комната сжалась до размеров спичечного коробка со скорпионом. Жан снял мясо с огня и положил его на большое блюдо в столовой. Голова оленя на полу не давала мне покоя, и он давно заметил это. — Хотела ее в подарочной упаковке? — Ты можешь убрать ее? — Козел вынесет ее на улицу, если леди этого желает. Он ухмыльнулся и, схватив голову за рога, исчез с ней за дверью. Воспользовавшись поводом уйти, я пошла за тряпкой и старательно вытерла следы крови. Водитель куда-то пропал, а через окно кухни я увидела, что они с Жаном сливают кровь оленя в стакан, придерживая рога. Аргий был занят телефоном на диване и, на первый взгляд, ничем не отличался от обычного скучающего подростка. Не вписывались только его грязные руки, в коричневых разводах от запекшейся крови. — Возможно, будущий тимарх захочет принять ванну перед встречей с другими Владыками? — Я вижу, ты умеешь быть любезной. Пожалуй, да, захочу. Я отправилась в ванную, привела ее в порядок после визита Жана с оленьей ногой и набрала теплой воды. Надеюсь, он в ней утонет, и я смогу поесть и посидеть у камина, подумала я. Приготовив полотенце и халат на табурете, я оглянулась на дверь. Аргий вошел и начал раздеваться, не отрываясь от телефона. Инстинкт заботы о ребенке подсказывал мне странные вещи: забрать телефон, отругать и накормить. Но мой разум твердил, что этому ребенку около тысячи лет, и мне стоит держать язык за зубами. Я вышла, прикрыв за собой дверь, и вернулась в гостиную, где Жан и водитель за столом смаковали густую темную жидкость из стаканов. Взяв вилку с ножом, подошла к аппетитному мясу на блюде, пар от которого сводил меня с ума. Отрезав сочный кусочек, я положила его в рот, но тут же достала и замахала рукой на обоженную губу. Язык немного опух от попавшего на него горячего сока. Я принялась дуть на вилку, когда заметила, что Жан смотрит на меня. — Хотел попробовать? — Не говори глупостей, мы не едим мясо. У меня будет несварение на много месяцев, если этот кусочек начнет разлагаться у меня в желудке. — Один мой знакомый вампир дает еду человеку, а потом выпивает его слюну. — Он вскрывает его желудок или сцеживает слюну в стакан через пищевод? — удивленно и заинтересованно спросил водитель. — Н-нет, он целует его. Ее. — Тебя. — Не важно. — Важно. Я бы не стал пить твою слюну, Эмиль. — Я бы твою тоже не стал, Жан. Но ее слюну, возможно. — Я свою слюну вам не дам. — Но давала ему. Это был Олав? А он тот еще извращенец, жесть. — Ты придурок, Жан, ты знаешь это? — Подожди, я думал, я козел. Это хуже извращенца? Я схватила вилку и с силой вонзила ее в ногу смеющегося Жана. — Мы квиты. — Бросила я через плечо и вышла из дома на крыльцо, хлопнув дверью. Мои голые ноги тут же сковало холодом, но гордость не позволила мне вернуться. Я присела в кресло на крыльцо рядом с отрезанной головой, и скопившиеся за день слезы сами побежали по моему лицу. Горячие капли стекали по холодным щекам, и я зарылась лбом в ладони, рыдая как в последний раз. Мне было жалко себя, оленей, не сумевших спасти свою жизнь, Леонарда, потерявшего все ради спасения других резерваций, Олава, чьи тайные слабости стали поводом для насмешки из-за меня. Я вспомнила слова Виктора о том, что моя смерть поможет решить все проблемы. Всерьез размышляя о его словах, я откинулась в кресле, подняв глаза в потолок, пытаясь унять истерику. Нос наполнился соплями не то от слез, не то от ночного холода, а глаза сквозь слезы словно через линзу вдруг стали видеть яснее, чем никогда. Я пару раз шмыгнула уже красным носом, и прижала холодные ноги к груди. Подол напрочь намок, впитав из лужи на крыльце. Дверь скрипнула, и на меня опустилось теплое одеяло. — Если хочешь иметь детей, тебе не стоит сидеть с голыми ногами на морозе. Я плотно закуталась в одеяло, но не повернула к нему головы. — Иди есть, через пару часов мы выезжаем в аэропорт. Я хотела огрызнуться в ответ, но мне удалось только поднять глаза к небу, вытянув шею, чтобы вдохнуть сквозь подступивший к горлу комок. Он взялся за подлокотники кресла, и, резко развернув его к себе, присел на корточки напротив меня. Наши глаза оказались рядом, и я отвела заплаканные глаза, чтобы не встретиться взглядом. — Хочешь расскажу секрет? — Нет. — Я все равно расскажу. Слюна не содержит привкуса пищи, она вырабатывается из железы под языком, когда еда еще не попала в желудок. Твой Олав просто развел тебя. — Зачем? — Мой голос звучал хрипло от слез. — Потому что, ты всех хочешь спасти, всем помочь. И это твоя слабость. Если тебе дать несчастного, больного или бездомного, тобой можно управлять. — Ты не лучше его, умирающий от голода. — Ты меня раскусила, делаешь успехи. Я горько усмехнулась, посмотрев на него. Наши лица были близко, и мне показалось, что он тянется ко мне, таким долгим был этот взгляд. — Тебе нужно было дать Виктору меня обратить. Это бы избавило нас всех от проблем. — Такие молодые вампиры могут только убить тебя. Если захочешь выйти из игры, то лучше пусть Кармайкл обратит тебя, когда Аргий восстановит его в должности. Уверен, что мейстер так и планировал поступить, когда снимут мораторий на обращение. — Нет, Кармайкл уже давно не обращает людей. Лучше я найду кого-нибудь другого за пинту крови. Он рассмеялся и исподлобья посмотрел. Глаза были серьезными. — Почему не просишь меня? Я рожей не вышел? — Что сделает с тобой твой Владыка, когда узнает, что ты лишил его шпиона в комитете? — Думаю, наказание не будет суровым, пока ты бесполезна. К тому же я не хочу, чтоб ты умирала в какой-нибудь дыре среди чужаков, это, как минимум, бессмысленная трата пищи высокого качества. Подумав немного, я спросила: — Кровь девственниц отличается на вкус? Он посмотрел, прищурив глаза. — Нет. Ты спрашиваешь, потому… — Просто спрашиваю. Идем в дом. Я отодвинула кресло и быстро встала, направляясь к двери. Но он преградил мне путь, взяв за плечи и, понизив голос, прошептал у самого уха. — Подожди, я отвечу на твой вопрос по-другому. Девственная кровь считается более чистой. И хотя разницы никто не заметит, она имеет некоторый статус из-за которого ценится выше, скажем, в аристократических кругах. — Я поняла, идем. — Нет. Не поняла. Не говори об этом Аргию. И, вообще, никому не говори. Кто-то еще знает? — Олав. — Он кажется нормальным парнем, хоть и со своими тараканами. Но, не думаю, что он будет трепаться. — Да что в этом такого? — Сейчас для них ты бесполезна и ничем не отличаешься от девочек из компании, которые помогают утолить жажду. Но, имея клеймо "чистого продукта", ты станешь ежедневной желанной пищей. Ты останешься в живых, но тебе это не понравится. — Но ведь разницы на вкус нет. — Ты бы предпочла домашний пирожок или пирожок, в который кто-то совал свой член? — Эм. Да, наверное, ты прав. Погруженная в свои мысли, я взялась за ручку двери и вошла в дом.