Малыш по контракту

– Отметь за нас двоих! – хлопает меня по плечу Амир, Багратов молчит, полный нетерпения.

– Аааа… Да. Черт, как я сразу не подумал. Женатики! – усмехаюсь презрительно.

Через секунду приходится отвлечься на входящий звонок.

– Отец. Я отвечу.

– Давай-давай, дурень! Папка тебе еще не все уши надрал! – хмыкает Амир.

Не слушаю, что он чешет. Отхожу подальше, чтобы ответить. Кто знает, какого вопроса касается его звонок? Из наших никто не знает о сложностях и покушении на жизнь моих родителей. Отец не поделился с дядьками, значит, и мне стоит держать рот на замке. К тому же у них своих проблем хватает. Амир еще трясется за жизнь дочери и любимой, недавно пережил похищение, Багратов вообще еще в процессе решения собственных сложностей. Пока враг не уничтожен, Шилов этот, гнида, нельзя расслабляться. Так что… думаю, даже к лучшему, что братья не в курсе, смотрят на меня, как на весельчака, даже не подозревая, какая за маской веселья кроется бездна напряжения и адреналина, полного желания защитить своих. Свое. Любой ценой.

– Да, отец. В чем дело?

– Дауд объявился, – бросает коротко. – Объявил траур в связи с трагической гибелью Байсарова. Я дал приказ отправить в офис Байсарова соболезнования, но нужно, чтобы ты завтра нанес семье личный визит и разведал обстановку, что к чему. Пробей, узнай. Воспользуйся связями с Айбикой… Пусть эта глупая кукла расскажет тебе, что известно. Нужно точно узнать, погиб ли Байсаров или ему удалось ускользнуть, а это лишь фикция.

– Думаешь, такое возможно?

– Он не дурак. Возможно все. Будь осторожен!

– Буду, – киваю.

Быстро прощаюсь с братьями. Уже светает, черт подери! Возвращаюсь в дом родителей, на сон остается всего два или три часа. Но я убиваю это время мыслями о Лиле.

Я планировал встретиться с ней. Сегодня же… Теперь опять эти мутки с Байсаровым встали поперек моих планов.

Неожиданно для себя решаю: пох! Сначала решу вопрос с Лилей, нужно увидеться. Встретиться. Зуд, нестерпимая жажда раздирают нутро в клочья.

Я хочу ее увидеть. Сдаюсь этой осознанной мыслью и просто плыву по ее течению. До крови прикусываю губу, а у крови ее вкус – вкус дурманящих поцелуев.

Лилия

– Лилия Алексеевна, вас вызывает к себе директор! – сообщает сухонькая темноволосая женщина с дулькой на голове.

– Спасибо, Любовь Павловна, – благодарю коллегу за предупреждение и откладываю в сторону пирожок, купленный в столовой. Даже откусила всего один раз, на большее меня не хватило. Возникло странное ощущение турбулентности в животе, практически сразу же.

Черт, неужели меня снова затошнит?

Это мучение какое-то!

Токсикоз невыносимо сильный, я с трудом чищу зубы по утрам и почти ничего не могу поесть: от всего выворачивает, буквально от всего привычного. По утрам ничего не могу съесть, а к обеду так мучаюсь от приступа голода, что меня снова тошнит, но на этот раз уже от голода, и поесть получается не всегда. Сегодня от жуткого приступа голода схватила жареный пирожок с картошкой из столовой. На витрине пирожок выглядел очень аппетитно или, по крайней мере, мне так казалось. Не исключаю, что мне так показалось от сильнейшего чувства голода. Но откусив его я ощутила на языке вкус пережаренного масла, и теперь с трудом удерживаю рвотные позывы, отпраляясь к директору «на ковер».

Бреду мучительно медленно, останавливаюсь почти через каждые сто-двести метров. «Турбулентность» сегодня особенно сильная, боюсь, если так пойдет и дальше, я просто не смогу работать. Не могу работать по прежнему режиму, привычный настрой организма сбился, мне хочется поспать подольше, на час или на два. На выходных я сплю дольше, и потом приступы тошноты не такие сильные, но в будние дни это что-то невыносимое.

Но работать надо. Все-таки на мне еще висит кредит, взятый в банке. При помощи человека, которого я упорно не желаю называть про себя даже по имени, я лишь расплатилась с настойчивыми коллекторами, но официальный долг перед банком остался, поэтому я просто не имею права лишиться работы. Мне и так приходится несладко в последнее время. Банк замучил дополнительными проверками и подтверждениями: запрашивают постоянно то обновление анкетных данных, то недостаточно убедительно выглядит справка о доходах. Я понимаю, что такие придирки просто ненормально. Понимаю и знаю их причину: тот самый отец ученика, Шестов, который клеился ко мне и получил отказ. Первое время он еще пытался снова заигрывать и предлагать стать гувернанткой, имея в виду еще и собственную постель, потом почти прямо предложил стать его любовницей, но получив решительный и ярый отказ, затаил злобу и теперь донимает меня вот так, используя собственное положение ведущего юриста по работе с физическими лицами.

Не знаю, что он придумает на этот раз: я терпеливо предоставила все, что он запросил через менеджеров. Все, до последней бумажки, больше нечем вставить палки мне в колеса! Кредит я оплачиваю вовремя, все бумаги у меня в порядке. Не знала, что мужчины бывают настолько въедливыми и мстительно мелочными, как Шестов. Угораздило же меня вляпаться в такое дерьмо!

Похоже, я вообще не очень везучая на мужчин. От них меня просто… тошнит, думаю с накатывающим раздражением, понимая, что силы и решимость оставить ребенка тают с каждым мучительно прожитым днем. Нужно что-то менять в собственной жизни, снизить нагрузку, но как… С такими финансами, как у меня, с фактом, что я живу на птичьих правах в квартире подруги…

Можно было бы взять немного денег с карточки «сама-знаешь-кого».

Можно было бы потратить эти деньги на себя, как мужчина и советовал, а не устраивать акцию невероятно щедрых пожертвований, но… дело уже сделано. На тот момент я посчитала, что поступила верно. Сейчас понимаю, что в моем поступке было много испульсивности обиженной и впервые влюбившейся девочки. Психанула? Однозначно…

Дело уже сделано.

Перед входом в кабинет директора замираю, переводя дыхание. Знаю, что выгляжу бледной, несколькими щипкам разгоняю кровь, чтобы она немного прилила к щекам. Пытаюсь улыбнуться хотя бы немного, только после этого я вхожу. От сквозняка дверь немного выбивает из моих пальцев, поэтому стук получается громким, как будто с вызовом.

Тучная директриса отрывает взгляд от кипы бумаг и улыбается мне натянуто.

– Садитесь, Лилия Алексеевна. Ничего не желаете?

– Спасибо, я только что из столовой.

– Как хотите.

Ольга Васильевна перекатывает ручку между пальцами, напоминающими разваренные сосиски, меня снова начинает скручивать тошнотой. Но я упорно удерживаю ее внутри, пытаясь угадать, по какому поводу меня вызвали к директору на тет-а-тет.

– Знаете, что я читаю, Лилия Алексеевна? – начинает издалека директриса. – Я читаю нечто очень занимательное. Занимательное оно потому что прилетает ко мне на стол не впервые. До сегодняшнего дня моего влияния и умения разговаривать с людьми на правильном языке хватало, чтобы погасить конфликт на корню. Однако сегодня я пришла к выводу, что нужно заняться первопричиной источника постоянных жалоб. То есть вами, Лилия Алексеевна.

До меня доходит с опозданием, о чем она говорит.

– Жалобы на меня? Какие?

– Систематические. Подробные. Грамотно составленные. Юридическое образование, как никак… – усмехается директориса.

Она еще не называет имени жалобщика, но по одной небольшой наводке я понимаю, о ком идет речь, и мрачнею.

– Шестов?

– Шестов.

Директриса перебирает на своем столе несколько листочков, складывая их в тоненькую, но уже стопку, и опускает на стол, придавив указательным пальцем.

– Что вы на это скажете? Если я в очередной раз пущу все на самотек и отделаюсь обещанием провести с вами поучительную беседу, эти жалобы пойдут выше. Я не хочу иметь проблемы с городским отделом образования… Шестов производит впечатление человека, который доводит до финала задуманное.

– Его жалобы не имеют под собой реальных оснований. Этот человек просто зацепился со мной по личному вопросу и систематически изводит меня, пользуясь даже служебным положением! – говорю возмущенным голосом.