Страница 2 из 6
Вот тогда-то зеброидов, всех шестнадцать, и мобилизовали в тяжелую артиллерию. А заодно и молодого объездчика, одного из немногих, кто умел с этими «приученными к упряжи» надежно управляться.
Маленькие полосатые коньки легко потащили тяжелые пушки, неподъемные для обычных лошадей, по раскисшей октябрьской дороге – и навсегда исчезли с глаз асканийцев. Как гласит каноническая легенда, шестнадцать зеброидов вместе с юным объездчиком оставались при пушках на всем пути врангелевского отступления, вплоть до самого Сиваша – где их и перебили, мол, не большевикам же оставлять! Вместе с зеброидами был застрелен и юный объездчик.
Так ли именно завершился их вояж – поди угадай: мелодраматизм тут зашкаливает даже сильнее, чем при описании дореволюционного подвига Фрегата (который, кстати, был в числе тех шестнадцати). Пожалуй, у асканийцев в принципе не могло быть столь подробной информации: трудно представить, что какой-нибудь морозовский есаул позвонил им по мобильнику или послал SMS! Если же учесть, что самые горестные рассказы о событии (именно те, где присутствует гибель объездчика) были озвучены лишь в 1936 году…
Как бы то ни было, этот горестный эпизод в целом скорее послужил к вящей славе асканийских селекционеров. Тяжелые пушки, буксируемые полосатыми лошадками в условиях, когда обычная конная тяга спасовала, с той поры фигурировали во всех документах – и во многом благодаря им программа зеброидоводства в 1920—1930 годы получила резкий старт.
Сколько именно зеброидов было готово к интересующему нас периоду, сказать сложно: опубликованные данные разнятся, полуофициальные воспоминания тоже не идентичны. Кроме того, большое количество архивной документации, в том числе и засекреченной, погибло в 1941—1943 годы вместе с живым материалом. Но к сорок первому году речь идет уже о нескольких стадах, правда, небольших.
Если выражаться языком техники – этап предпромышленного производства. Слишком много для удовлетворения научного любопытства, даже первая экспериментальная стадия в основном уже позади. Но в массовую серию гибрид еще не пущен…
Почему так? Главным образом потому, что никак не удавалось обойти порок бесплодия. Надежда на это все еще сохранялась, во всяком случае применительно к самкам – потому и множили поголовье, стремясь не мытьем, так катаньем получить кобыл, способных к воспроизводству гибридов второго порядка, то есть лошадей на три четверти… Увы, ничего не вышло.
Можно бы остановиться и на варианте мула: массовое муловодство, в том числе для нужд армии, – дело известное, и польза от него очень ощутима даже и в армии ХХ века (по крайней мере, первой его половины). Причем как раз такой армии, в которой могут быть востребованы преимущества зеброидов: долгие перегоны в знойных степях, где редкие дожди не столько решают проблему водопоя, сколько увеличивают проблему бездорожья…
О каком из возможных направлений могла идти речь, скажем после. Хотя иные читатели уже догадались: особенно любители альтернативной военной истории!
На этом театре военных действий полосатый мул всем хорош, но только «готовый». А вот в стадии воспроизведения зебровая составляющая подкачала, во всяком случае для СССР. Да, зебр в Аскании уже изрядное количество, целые табуны, но потребности конезаводов (или пусть мулозаводов) куда более масштабны, особенно в военное время. Завозить же полосатых племенных жеребцов из Африки во множестве, сотнями – серьезная проблема. Почти столь же серьезная, как возможная альтернатива, сводящаяся к организации фактически двух конезаводов нового типа: один для воспроизводства зебр (абсолютно бесполезных самих по себе), другой – для создания зеброидов. А ведь даже климат Аскании для зебр зимой холодноват, им требуются утепленные стойла.
(Ох, как пытались у нас этих коренных африканцев по-настоящему акклиматизировать, приучить не мерзнуть зимой! В те же годы пытались, в рамках все того же эксперимента. Но – не вышло. Так что пришлось советским селекционерам смириться с идеологически чуждым фактом: эволюционно выработанные качества перепропагандировать не получится.)
Хорошо было Британской империи, с ее обилием теплых колоний и доминионов вроде Австралии! Именно там и подрастало основное поголовье… нет, не зеброидов (о них англичане всерьез не думали), но армейских мулов, столь успешно использовавшихся британцами во многих войнах. Даже и во Второй мировой – в которой вьючный и гужевой транспорт играл, конечно, роль далеко не первостепенную, однако достаточно важную.
Время непарнокопытных тигров
Так что попытки обмануть несовместимость продолжались. Одна из них привела к появлению «зебропржевалоидов». Лошади Пржевальского тоже появились в Аскании «при пане», часть из них сумела пережить все революционные и военные пертурбации. Как известно, с домашней лошадью этот вид дает плодовитые помеси (правда, тут количество хромосом не совпадает лишь на одну пару – но в предвоенные годы такие нюансы уже не принимали во внимание: генетика была в опале), во всяком случае, по женской линии. Так не попробовать ли скрестить ее с зеброй? Может быть, эти гибриды окажутся пригодны для дальнейшей селекционной работы?
Конечно, следовало бы сразу задуматься, есть ли смысл создавать домашнее животное путем гибридизации двух диких видов, особенно таких: зебр временами удавалось и удается приучить к седлу, но с лошадью Пржевальского такое случилось один-единственный раз, в 1904 г. – кстати, именно в Аскании. Однако уж слишком велик был соблазн.
В результате на свет появился Мижорд (1929—1959), по маме Чапман, по папе Пржевальский. Самое страшное существо, которое когда-либо носила асканийская земля – если, конечно, не считать представителей рода Homo sapiens: в этом смысле за нами никакому зверю не угнаться.
Ростом и статью Мижорд превосходил своих родителей (правда, это был незакрепляемый, ненаследуемый фактор: влияние гетерозиса), так что даже вписывался в кавалерийские стандарты, пускай по нижним пределам. Но поставить его в конницу мог только буйнопомешанный. Равно как и использовать на конном заводе, даже не окажись Мижорд все-таки бесплоден. Насчет последнего асканийские селекционеры могли судить лишь предположительно: в юности зебропржевалоид этим интересовался, но, когда заматерел, его пристрастия изменились. Отныне любое оказывающееся в пределах досягаемости живое создание (вне зависимости от пола, размера, видовой принадлежности и количества ног) интересовало рыжеполосатого монстра лишь в одном смысле: за сколько секунд получится убить его.
Много секунд это, надо сказать, не занимало. Ни в одном из допущенных случаев.
В 1941 году асканийских зеброидов вместе с частью других ценных животных попытались эвакуировать «своим ходом». Эта попытка закончилась трагически: немецкие истребители тут же устроили подобие воздушного сафари, расстреляв из пулеметов движущийся по степи экзотический гурт. Но такое сатанинское отродье, как Мижорд, сотрудники заповедника включить в этот гурт изначально не решились, оставив его по прежнему адресу, в специально выстроенном загоне особой надежности.
В результате зебропржевалоид не только уцелел, но и сделался головной болью оккупировавших Асканию фашистов. Пока он пребывал в том загоне, особых проблем не возникало, однако в 1943-м пришло время отступать немцам, так что теперь уже они занялись вывозом уцелевших диковинок. И наивно попытались перегнать Мижорда в транспортную клетку…
Количество жертв в разных описаниях варьирует: о перебитой дивизии вроде бы никто не говорил, но четверо искалеченных и двое убитых фашистов упоминаются часто. Это, конечно, заметно больше, чем было на счету у среднестатистического красноармейца. Сам Мижорд за свой подвиг жизнью не заплатил, унесся в степь (стрелять ему вслед фашисты все-таки сочли нелепостью) и был обнаружен через четыре дня, уже после ухода оккупантов. Причем убежище он нашел на задворках того здания, в котором при немцах было оборудовано асканийское отделение гестапо. Работники заповедника, узнав об этом, тихо, но дружно сказали: «Знал, где ему место!»