Страница 1 из 4

Русь и Франция. Тайны средневековых рукописей

Озерцова Ольга

Ольга Озерцова

Глава 1. Ле Гофф о горе и голоде в Средние века. Хроники и летописи

Коль не от сердца песнь идет,

Она не стоит ни гроша …

Бернарт де Вентадорн, Франция, XII в.

В сознании современного человека иногда возникают некоторые мучительные представления, которые являются не только воспоминанием о недавней истории ХХ века, но имеют и более древние, архаические корни. Так, страх перед голодом восходит к общим для Средневековья переживаниям XI-XIII век, когда человек был очень неуверен в изобилии материальных благ, страх перед голодными годами и мечта о почти райской обильной еде проявляются особенно ярко и в Западной Европе, и на Руси.

Выдающийся французский историк, представитель школы «Анналов», Жак Ле Гофф, автор интересных, новаторских работ «Интеллектуалы Средневековья», «Воображение в Средние века», «История и память» и др., в «Цивилизации средневекового Запада»1 пишет: «…средневековый Запад представлял собой мир, находящийся на крайнем пределе… мир жил в состоянии крайне неустойчивого равновесия. Средневековый Запад – это прежде всего универсум голода, его терзал страх голода и слишком часто сам голод». Поэтому и мечты человека той эпохи касались именно этой темы. Описания счастливой «Страны Кокань» в английской поэме и французских фаблио полны изображений деликатесов. По словам Ле Гоффа, «воображение средневекового человека неотступно преследовали чудеса, связанные с едой, начиная с манны небесной в пустыне и кончая насыщением тысяч людей несколькими хлебами. Оно воспроизводило их в легенде почти о каждом святом. Интересно, что и сам таинственный Грааль, который страстно и мучительно ищут герои средневековых рыцарских романов, восходит к чаше с кровью Христа, собранной Иосифом Аримафейским, она обладает способностью насыщать своих избранников неземными яствами. Возможна и связь Грааля (Graal) с корзиной изобилия (ирл. cryol) кельтских мифов. Название таинственного замка Корбеник, где хранился Грааль, также происходит от франц-валлийского Cor (s). Benoit «благословенный рог» («рог изобилия»)».

Интересно, что в Древней Руси с раем или какой-либо волшебной землей также связывалось представление об особых чудесных свойствах пищи, ·находящейся там. В средневековом романе «Александрия» Александр Македонский посещает блаженную страну «нагомудрецов» рахманов, где на прекрасных деревьях растут, не переводясь, различные плоды и течет река, вода которой светла и бела, как молоко. Схожие представления о «молочных реках с кисельными берегами», о скатерти-самобранке и т. д. отразились и в фольклоре.

В замечательном переводном апокрифе «Хождение Агапия в рай» игумен Агапий видит в раю прекрасную трапезу и хлеб, белее снега. Этот хлеб, полученный Агапием, оказывается, обладает волшебными свойствами. Им можно насытить умирающих от голода корабельщиков, воскресить отрока, его «укрухом» питается Агапий в течение долгих лет2

Волшебные свойства райского хлеба не исключение. По словам Ле Гоффа, «объектом всех этих чудес являлся хлеб – не только в память о чудесах Христа, но и потому, что он был основной -пищей масс». Необыкновенные качества хлеба или иной пищи, связанной с раем или святым, проявляются особенно ярко во время голода. Очень любопытен рассказ о Прохоре Лебяднике в «КиевоПечерском Патерике». Этот святой жил в Киево – Печерском монастыре во время княжения Святополка Изяславича и питался хлебом, который делал сам себе из лебеды: «на неоранней земли ненасеанная пища бываше ему», говорится об этом в патерике. Когда же начался «глад крепок» в Русской земле, Прохор раздавал хлеб из лебеды многим голодающим. Оказалось, что этот хлеб особенный; если кто брал его с благословением от блаженного, то был он светел и сладок, как мед, а если воровал тайком, то становился горьким ,как полынь. Когда же из-за междоусобиц не стало соли, то Прохор собирал пепел, превращал его в соль и раздавал всем желающим. Из-за этого цена на соль упала, а торговцы ею пошли жаловаться к князю. Думая угодить им, а также нажиться самому, князь веле забрать всю соль у монаха, собираясь сам продать ее по высокой цене. Но тогда соль превратилась в пепел. Множество же народа, увидев, что старец пограблен, «проклинали створившего сие». Старец же посоветовал им собрать пепел, выкинутый князем, и тогда он вновь превратился в соль. Князь покаялся и стал чтить монастырь и особенно Прохора.

Кроме чудесных свойств хлеба из лебеды в этом рассказе обращают на себя внимание несколько интересных деталей. Некоторым из них есть параллели в материалах из западноевропейской истории ,используемых Ле Гоффом. В рассказе о Прохоре Лебяднике приведен рецепт той пищи, которую можно использовать во время голода -это лебеда. В хронике Рауля Глабера (XI век) описывается, как «многие люди извлекали из почвы белую землю, похожую на глину, примешивали к ней немногоого муки, соли, отрубей и пекли из этой смеси хлеб». «Очень сильный голод в Моравии и Австрии, многие умерли, ели корни и кору деревьев(1263 г.). «В Австрии, Иллирии и Каринтии был такои сильныи голод, что люди ели кошек, собак, лошадей и трупы». «Потребление недоброкачественных продуктов -травы,испорченной муки, вообще негодной пищи, иногда даже земли, не считая человеческого мяса… влекло за собой болезни.»Во время голода происходили и случаи канниализма.

Другой мотив, встречающийся и в западноевропейских хрониках, и в патерике,– это дороговизна продуктов, спекуляция богатых людей и взаимоотношения праведника со светской, княжеской властью, возмущения горожан. В рассказе Патерика «глад крепок>, «усобицы», «рати» от половцев автор считает наказанием за насилия князя. Голод, отсутствие соли возникли в результате рати Святополка , произошедшей из-за коварного ослепления Святополком князя Василька. Страшное преступление сильно поразило современников. Бог, по мысли автора, «наводить на ны овогда глад, овогда же рати за неустроение сущаго властелина», «делающе злаа и неподобнаа дела предани будуть злым и немилостивым властелином грех ради наших».

Эта яркая нравственная оценка и повышенная эмоциональность является особенностью в описании голода в литературе Древней Руси. В ней встречаются и другие мотивы, свойственные западноевропейским хроникам: страшные изображения множества трупов на улицах городов, которых не успевают предать земле, и уход, или изгнание голодающих в другие земли. Сцены «очищения от голодающих» ярко запечатлены в легенде о Гамельнском крысолове-флейтисте и в итальянском сборнике XIII века «Новеллино». Власти позвали бедняков на корабли, обещая хлеб, и отправили всех в Сардинию. Там не было голода, а в Генуе таким образом прекратилась дороговизна.

Чаще всего изображения голодных лет встречаются в новгородском летописании. Новгородская республика, расположенная на севере, особенно зависела от погодных условий и привоза зерна. Поэтому эффективным средством в борьбе князей с Новгородом был захват Нового Торга, современного Торжка, через который подвозили зерно в город. На примере описаний голода в Новгородской летописи интересно рассмотреть, как для постоянных мотивов находится особое средство художественного воплощения. Такое явление древнерусской поэтики, как синонимические перечисления экспрессивных существительных, отображающих скорбь и другие трагические чувства человека, придают особенную выразительность сценам голода. Прием перечисления эмоционально окрашенных существительных уходит корнями в переводную книжность и фольклор (грустьтоска, тоска-кручина), но в новгородском летописании выполняют необычные художественные задачи.Большинство_эмоциональных перечислений лаконичны и являются парными сочетаниями (повторяются лишь два существительных). Например, «Новегороде печаль и въпль»3 Поражает ритмическая выразительность и целостность стилистических формул такого рода. В них проявляется безукоризненное чувство ритма. Если книжник распространяет высказывание «Новегороде печаль и въпль» словом плач, то он удлиняет фразу добавлением «по городам и селам>>. Если летописец пишет «О велика скорбь бяше в людях», он заканчивает коротким «и нужа». Но если хочет поставить не один, а подряд два эпитета «великий» – «И велик мятеж, и велика беда», он обязательно находит более длинную концовку, разрешающую ритмическое равновесие. Можно предположить, что такая афористическая законченность обусловлена многократным повторением подобных формул в устной традиции. Но художественное мастерство проявляется не только в совершенстве самой стилистической формы афоризмов, но и в особой художественной значимости их.

Ж. Ле Гофф Цивилизация средневекового Запада М., 1992

Успенский сборник XII-Xlll вв. М., 1971. С. 466-473.

Новгородская первая летопись старшего и младшего изводов / Под ред. А. Н.' Насонова. М.: Л., 1950.