Лето печали

Тоби уехал в Блумсбери в сопровождении напарника Сабурова, терпеливо ожидающего его с экипажем.

– Миссис Сэвилл пустит вас в квартиру, – Сабуров нацарапал записку хозяйке. – Впрочем, я уверен, что у вас имеются отмычки.

Грин подмигнул ему.

– Вы не ошиблись, мистер Гренвилл. В нашем деле никогда не знаешь, что за дверь поджидает тебя за углом. Иногда нет времени посылать за судебным ордером. Но к вам домой я не заходил, – добавил парень. – У нас так не принято.

Сабуров ему верил. Англичане, по его мнению, врали гораздо менее охотно и лихо, чем русские. У него дома и не водилось ничего интересного, кроме картотеки и писем Амалии. Он собирался завести разговор о фрейлейн Якоби немногим позже, когда, по выражению Сабурова, им стало бы понятно, с кем они имеют дело.

Слушая шипение газового фонаря над оцинкованным столом, он незаметно вздохнул:

– Вернее, и сейчас уже все понятно.

Сабуров рассказал Брауну о петербургских убийствах, не упоминая имени монарха. Никаких доказательств у него не имелось. Правду могла бы рассказать Таня Алфимова, однако она давно покоилась в могиле.

Браун покачал сложенными кончиками пальцев.

– Брат и сестра покойного Литовцева бесследно пропали, – подытожил чиновник. – За полтора года вы о них ничего не слышали.

Максим Михайлович хмуро отозвался:

– До сегодняшнего дня нет, но это почерк Литовцевой, – он повертел записку. – Вернее, теперь она, кажется, стала Дорио.

Браун недовольно пожевал губами.

– Завтра я отправлю телеграмму в Рим, – пообещал он. – Там постараются выяснить, не появлялась ли парочка в Италии. Может быть, их потянуло к родным местам. Хотя, если верить вашему рассказу, они не имеют отношения к графам Дорио.

Сабуров пожал плечами.

– История о подкидыше в черных пеленках могла быть плодом воображения покойного Литовцева. Мать Пьетро и Софии давно мертва и отношения к делу не имеет. Для нас важно не прошлое, а настоящее.

Браун хмыкнул:

– Которого не существует без прошлого. Но вы правы, надо заняться нынешними делами госпожи Литовцевой, вернее, Дорио. Кажется, она состояла в приятельских отношениях с мисс Перегрин.

Сабурову предстояло разобраться в обрывках слов на листе.

– Но это потом, – загремел железный ящик. – Сначала нас ждут мистеры Январь и Февраль, личность которых пока не установлена.

Служитель взмахнул холстом и Сабуров взглянул в голубые глаза мертвеца. Благообразное лицо обрамляли светлые бакенбарды.

Браун позвал:

– Вы говорите, а я буду записывать.

Сабуров наклонился над трупом.

– Начнем с его синяков.

– Вы пиво пить не будете, – утвердительно сказал Браун. – Однако я позволю себе кружечку.

Полицейский чай оказался только немногим лучше министерского, но замерзшему в стылом морге Сабурову было не до оттенков вкуса.

– Добавьте в чашку рома, – посоветовал чиновник. – Младший констебль оказался сообразительным и принес сюда не только пиво.

Они обосновались в голом кабинете на втором этаже бывшей конюшни, в середине века ставшей полицейским участком. Неожиданно бодро взбираясь по скрипучей лестнице, Браун обернулся.

– Придется посидеть в пальто, – заметил он. – Камина в комнате нет, а погода истинно апрельская и меняется каждый час.

Над вечерним Лондоном опять сгустились серые тучи, накрапывал дождь. При свете керосиновой лампы они занялись провизией, доставленной расторопным парнем из ближайшего паба.

– Устриц не ждите, – хмыкнул Браун. – Мы не в клубе джентльменов и сезон заканчивается.

Он зашуршал грубой оберточной бумагой.

– Корнуэльские пироги, – удовлетворенно сказал чиновник. – Еще теплые. Хотелось бы жареной рыбы с картошкой, но лоточники уже закрылись. Ничего, – он налил пива из оловянного кувшина. – Вы, русские, тоже любите пироги.

Сабуров прожевал действительно вкусную мясную начинку.

– Любим, – согласился он. – Вы правы насчет рома, он пришелся кстати.

Кстати пришелся и полицейский фотограф, опять, по настоянию Сабурова, посетивший морг. Увеличенные снимки синяков на телах мистеров Января и Февраля должны были оказаться в их руках завтра, но Максиму Михайловичу и так все было понятно.

Расправившись с пирогом, он со значением повертел серебряный портсигар.

– Курите, – разрешил Браун. – Я тоже позволю себе одну папиросу, хотя обычно я предпочитаю трубку.

Усилившийся к темноте дождь стучал в окно, в щелях свистел ветер. Окутав себя облаком ароматного дыма, Сабуров взялся за неизменный блокнот в черной коленкоровой обложке.

– Мне надо попасть домой к чертежной бумаге, – сказал он Брауну. – Сейчас я изложу только предварительные соображения касательно дела.

Чиновник внезапно сказал:

– Вы точно напоминаете терьера, мистер Гренвилл. За меньше чем сорок восемь часов вы добились большего, чем Скотланд-Ярд за три месяца.

Сабуров сварливо отозвался:

– Кое в чем мне повезло, – он поправил пенсне в стальной оправе. – В остальном я применил линейку и здравый смысл, мистер Браун.

Судя по измерениям, синяки на плечах мистеров Января и Февраля оставил мужчина.

– Или крепкая женщина, – педантично поправил себя Сабуров. – Мистер Январь отличается здоровой комплекцией, мистер Февраль более сухощав и у него начиналась чахотка, но я склонен думать, что их утопление – дело рук мужчины.

Внимательно рассмотрев ссадины и царапины на телах убитых, Сабуров согласился с Брауном.

– Отметины появились после смерти, – он задумался. – Надо провести анализ содержимого желудков. Возможно, их накачали снотворным средством или хлороформировали, но в таком случае на лице остались бы следы от тряпки с жидкостью.

Браун указал на соседний оцинкованный стол.

– Похоже, именно это и случилось с мисс Перегрин, с ее отметинами вокруг рта. Что касается желудков, то мистер Февраль встретился с убийцей натощак, а что-то похожее на фазана и лобстера из желудка мистера Января благополучно хранится на льду.

Сабуров склонился над мертвенно-белыми плечами мисс Перегрин.

– Ни одного синяка, – пробормотал он. – Это что такое?

Тонкое запястье девушки обвивала красноватая борозда.

Сабуров помолчал.

– Полицейские доктора решили, что перед ними след от браслета, но мне кажется, что ее связывали. Смотрите, – он указал на щиколотку. – Там тоже осталась отметина.

– Следы вокруг рта, следы вокруг рта, – Сабуров вглядывался в блокнот. – Вчерашним вечером мне что-то пришло в голову…

Он вскочил, едва не опрокинув опустевший чайник.

–Зовите полицейского доктора, мистер Браун, – велел Сабуров. – Отдых закончен, надо заглянуть в горло мисс Перегрин.

Перескакивая через ступени, Максим Михайлович ринулся в подвальный морг.

До чертежной бумаги Сабуров добрался ближе к полуночи. Покидая морг, Браун заметил:

– Ваш верный оруженосец мистер Грин отправился к семье. Я подвезу вас. Завтра отправьте телеграмму сюда, – он нацарапал адрес на Пэлл-Мэлл. – Сообщите Грину, когда вас забирать из дома.

Сабуров собирался поработать с запиской княжны Литовцевой. Услышав о его планах, Браун задумался.

– Я договорюсь со Скотланд-Ярдом, – пообещал он. – У них есть что-то вроде лаборатории. В Оксфорд или Кембридж вам ездить не с руки.

Максим Михайлович решил, что настал подходящий момент.

– Касательно лаборатории, – он откашлялся. – Учитывая новые сведения, мне кажется правильным привлечь к расследованию ученого-химика. Я дилетант в науке, а доктор Якоби из лаборатории профессора Пастера известный ученый и пользуется моим полным доверием.

Сабуров возблагодарил неопределенность английского языка.

– Победителей не судят, – сказал он себе. – Браун не выгонит фрейлейн Амалию восвояси только потому, что она женщина. Он кажется прогрессивным человеком. Во всяком случае, он читал романы мисс Джордж Элиот и мисс Мэри Шелли.

Речь о последней зашла, когда Сабуров, рассказывая за папиросой о Пьетро Дорио, сравнил его с Франкенштейном.