Кольцо из фольги

– А отчего умер сын Ф.? – спросила я.

– Несчастный случай, – ответила бабушка. – Иногда так бывает… что никто не виноват…

– Это когда кирпич на голову вдруг упадет?

Так говорила мама. Она считала, что если верить в несчастные случаи, в тот самый пресловутый кирпич, который в любой момент может упасть на голову, то лучше вообще не жить.

Мама всегда находила разумное и логичное оправдание несчастным случаям, произошедшим в селе, о которых я ей рассказывала.

– Дядю Артура сбил поезд на железнодорожном переезде, – говорила я.

– Да, потому что дядя Артур на мотоцикле проехал за опущенный шлагбаум, решив, что успеет проскочить. Мотоцикл заглох, дядя Артур пытался его завести, не желая бросать на путях, поэтому его сбил поезд. Бросил бы мотоцикл, был бы жив, – пожимала плечами мама.

– Дядя Зорик умер от удара электричеством.

– А зачем он полез на столб чинить оборванные провода? Голыми руками! Решил, будто он птичка? Хоть бы физику в школе учил.

– Дядя Жорик утонул в реке.

– Так нечего было пьяным на спор пытаться переплыть на другой берег.

А вот смерть мужа тети Зары мама не объясняла.

– Не помню подробностей, – неизменно отвечала она.

Но, становясь взрослее, мы, дети, конечно, жадно ловили слухи и домыслы, ходившие по селу. Возможно, трагическая история обросла новыми деталями, уже додуманными. Но кому надо искать правду?

На Валерика – так звали покойного мужа тети Зары – упало дерево. В тот день был сильный ветер, чуть ли не ураганный. Дерево было старым и крепким, само оно на самом деле не упало, обломилась лишь одна ветвь. Острый сук пробил голову Валерика. Он умер сразу же.

В селе ходили слухи, что это расплата за грехи, совершенные его отцом. Какие именно – история умалчивает. Сам Валерик, как потом припоминали старожилы, с раннего детства находился на грани жизни и смерти. Он тяжело болел – врачи не могли поставить верный диагноз, лечили не от того и не так. Несколько раз чуть не утонул в реке, падал с дерева, получая сотрясение мозга. И вот наконец долг был уплачен. Сначала страданиями Зары, которая теряла детей в утробе и при рождении. Потом судьба забрала жизнь Валерика. Означало ли это, что Зара могла начать новую жизнь? Возможно. Наверное, если отмести слухи и руководствоваться медицинскими анализами, муж с женой не совпадали генами или резусами. А с другим мужчиной Зара вполне могла родить здорового ребенка. Но она сделала свой выбор. Судьба лишь предлагает варианты, дороги, сюжеты, но только от человека зависит, какой дорогой он последует, что примет, а что отвергнет.

Дом семьи Ф. казался мертвым и оттого страшным. Да, в каждом доме случались и похороны, и свадьбы, иногда в один день. А уже на следующий в этот же дом приносили новорожденного или за хозяйство принималась молодая, пугливая невестка. Жизнь не прекращалась. Свадебные столы сменялись поминальными. Едва успевали перемыть посуду после одного застолья, как надо было готовиться к новому – крестинам, сватовству, юбилею, годовщине. В больших семьях по-другому не бывает. Это ведь счастье, слезы высыхают, потому что в сердце приходит радость. Одна жизнь заканчивается, но тут же начинается другая – в люльке сопит младенец. И комната, темная, тяжелая, где умирал прадед, перекрашивается, отмывается проточными водами, переделывается под нужды нового члена семьи, пришедшего на смену усопшему. Я точно помню – никто не трясся над старой кроватью, на которой умерли дед или прадед. Никто не хранил в шкафах вещи покойного. Новая жизнь давала силы, желания, приносила счастливые изменения. Шкаф заполнялся пеленками и распашонками. На месте кровати ставилась люлька. Тяжелые занавески менялись на легкие, кружевные. Комната сверкала чистой побелкой, отбитыми двести раз на солнцепеке коврами, которые со стены переносились на пол – чтобы малыш мог ползать в свое удовольствие. Оставляли разве что портрет деда или прадеда на стене. И тот, казалось, улыбался, глядя на перестановки.

Все жили сегодняшним днем. Сегодня счастье, значит, надо праздновать. Никто не жил про запас, как говорила бабушка. Если завтра горе, то зачем думать о нем сегодня? Горевать будем завтра. Если беда случится через три дня, зачем эти три дня к ней готовиться? Надо радоваться, что есть еще три спокойных дня.

Мама считала, что к каждой неприятности, удару судьбы нужно быть готовым, лишь тогда сможешь выстоять и выжить. Я жила с бабушкой, которая призывала радоваться каждому дню, верить в добро и в то, что хороших людей больше, чем плохих, и с мамой, которая считала, что все люди сволочи, добро никогда не побеждает зло и в любой момент нужно ждать подвоха и предательства. Это тяжело, на самом деле. Я понимала, что бабушка, несмотря на свой неиссякаемый оптимизм, тоже ждет чего-то страшного. Иначе зачем она приучила меня складывать самые нужные вещи в одном ящике стола? К нужным вещам относились чистые блокноты, карандаши, ручки, непрочитанная книга, желательно толстая, и сборник стихов. Бабушка говорила, что, заучивая стихи, можно тренировать память.

– Зачем? – удивлялась я, не понимая, какая может возникнуть ситуация, в которой мне понадобится тренировка памяти.

– Так бывает… – Бабушка не вдавалась в подробности.

Потом я случайно услышала разговор бабушки с Варжетхан. Та спрашивала, не стоит ли попросить привезти из Москвы таблетки «для головы».

– Нет, Ольга сразу панику поднимет. Заставит меня ехать на обследование, – отмахнулась бабушка.

Во время войны бабушка получила контузию. Лечилась в госпитале. Но если с частичной глухотой она справлялась, садясь к собеседникам так, чтобы слышать их здоровым ухом (от слухового аппарата категорически отказалась), то с «головой», как называла это Варжетхан, так просто договориться не удалось. Иногда бабушка забывала слова, мучилась головными болями и не могла сложить двух слов в предложение. Обычно это наступало после тяжелых командировок или работы над важными текстами. Мне кажется, именно из-за этого у нее появился свой стиль, как сказали бы сейчас. Она писала короткими, емкими фразами, вместо запятых ставила точки. Громоздкие конструкции с многочисленными причастными и деепричастными оборотами, принятые в то время в газетах, не использовала. Наверное, именно поэтому ее тексты, кажущиеся простыми, понятными, доходили до сердец читателей. Ее короткие предложения быстрее проникали в мозги начальников, и те откликались на просьбы о помощи.

Сейчас я вспоминаю, что бабушка действительно заучивала стихи наизусть – мучительно. Злилась на себя, что никак не может запомнить четыре строчки. Но постепенно она восстанавливала силы и снова начинала писать.

На отдельной полке она хранила вещи, называла их «тревожный чемоданчик» – смена белья, старые ботинки, зубная щетка, паста, мыло в мыльнице, шерстяные носки, сухой паек, несколько коробок спичек, сигареты, хотя никогда не курила, туалетная бумага, щипчики для ногтей, гребень для волос, кипятильник.

– Бабушка, это для войны? – спрашивала я.

– И для войны тоже, – отвечала она.

Теперь я понимаю, что бабушка, памятуя о тяжелом опыте страны, была готова и к аресту тоже, и все, что стояло на этой полке, было предназначено для тюрьмы.

У меня была точно такая же полка на случай экстренных отъездов. Трусы, колготки, теплые штаны. А еще пачка конвертов и марок – чтобы я могла писать письма бабушке. На отдельном листочке – список тех, кому нужно отправить поздравительную открытку с Новым годом или Первым мая. Мама однажды нашла этот список и сожгла в любимой хрустальной пепельнице. Я плакала, не успев, точнее не догадавшись, запомнить наизусть адреса.

Предметы – вот что на самом деле заставляет вспоминать. Мамина пепельница была огромной, размером с вазу для фруктов. Подарил благодарный клиент – мама работала адвокатом и юрисконсультом. Настоящий хрусталь. Такой и убить можно. Пепельница всегда располагалась на кухонном столе. Но мама предпочитала использовать не ее, а горшок с фиалкой, стоявший на узком подоконнике. Фиалка удивительным образом выживала, политая чайной заваркой, кофе и получавшая удобрения в виде пепла. Она цвела вопреки всему и была для мамы своего рода домашним питомцем, который никак не умрет и все еще требует заботы. Мы с ней часто переезжали, и заводить кошек и собак было бы преступлением. Мама договаривалась с соседкой, чтобы та заходила и хоть изредка поливала цветок. Но соседка забывала о поручении. Правда, перед маминым возвращением она пыталась вернуть зачахшую фиалку к жизни – активно поливала, меняла в горшке землю, даже какие-то удобрения подкладывала. Но полумертвая фиалка возрождалась лишь после кофе, заварки и пепла. Буквально на глазах.