Нападающий вратарь. Книга шестая. Олимпийские, первые, жаркие!

Глава 13

"Победитель Евровидения — истинное лицо современной Западной Европы."

Жизненное наблюдение.

17 октября 1951 года. Москва.

Утром боксировал на "Динамо" с Колобком. Соперник он для меня никакой, но, тут важен сам факт тренировки.

Авторское отступление: некоторые авторы, описывая в СССР боксёрские соревнования между разными ПТУ, представляют соперников ГГ, как боксёров уровня мастеров спорта или, вообще, как сборников Союза.

— А, чё, — скажут некоторые читатели, — Автор имеет право. Фантастика же... Сказочка.

Вот и Васёк, сжившись с ролью спарринг-партнёра, рассказывает анекдот в стиле Андрея Шопперта: "Отправляет тренер боксера в магазин: — Купишь две вещи. Две! Молока и хлеба! Запомнил, Вань? — Да, тренер! — Иди, Ваня.

Вернулся боксер в зал... с шайбой хоккейной. К тренеру подходит — Я это..ну..мы спортсмены же, да? Ну, вот... я шайбу купил. Тренер: — Эх, Ваня!! Эпические силы! Я тебе что говорил. ДВЕ вещи купить надо было! Клюшка где?"

Прошу пардону у боксёров!

Дневная встреча с хоккеистами "ВВС" оказалась приятной, если не сказать волнующей. Коротков сказал, что на Спорткомитете тренер ЦДСА Тарасов предложил для хоккейной сборной новое упражнение: "Бей канадца!". Нужно было выбрать в лесу дерево в два обхвата и с разбегу попытаться свалить его плечом. Посмеялись, но, смех был не хороший.

Сёва Бобров рассказал, как восстанавливался в больнице "Медсантруд". Шувалов, по просьбе Боброва, отнёс цветы и коробку конфет его лечащему врачу Зое Мироновой. Она и сама в молодости была чемпионкой Союза по конькам. Это Витёк узнал, чаи с нею распивая. Миронову, несмотря на репрессированных отца и мужа, назначили главным травматологом сборной СССР на ОИ в Хельсинки.

В очередной раз тренеры вызвали меня и Боброва, чтобы покумекать над тактикой игры на малых площадках. На наших, мол, и по длине и по ширине — есть где развернуться, а там всё узко, как в севших новомодных джинсах... Повторяю штампы позднего СССР: у них на коробке больше бросков из любых положений, с надеждой не на гол, а на добивание отбитой шайбы; больше столкновений и единоборств; жёсткая игра у бортов; меньше времени на принятие решений. События на канадской площадке происходят быстрее. Игра более зрелищная. Тренеры кивают, мол, это и так понятно...

Помню, что в Суперсерии 1972 года канадцы, сыграв с нами на равных на своих площадках, в Москве же выиграли три матча из четырёх. То есть, мастерам всё равно на каких площадках обыгрывать соперников. Говорю, что за несколько оставшихся тренировок невозможно полностью перестроить привычную манеру игры. Пусть лучше соперник пытается перестроиться под нашу игру.

На комсомольском собрании в хоккейной команде обязали всех взять повышенные соцобязательства. Меня тоже обязали взять допнагрузку в дополнение к политинформации. Я записался в филателистический кружок к старлею Дёмину и даже взял справку для отчёта во Дворце Культуры.

Получил деньги в кассе за чемпионство и тут же потратил. Новая мебель, зеркало, пишущая машинка для Салькова(его графомания из будущего здесь выглядит, как крепкая фантастика), раскладушки для дорогих гостей, стиральная машина, газовая плита. А на остаток купил коврик на испанский сюжет. Три музыканта на ковре справа играют на гитарах, в центре две танцовщицы выделывают па, а слева на скамье сидят две знатные дамы с кабальеро. Помню, такой коврик висел у меня в комнате на базе в 70-е. И вообще, почему я заговорил о том, что ГГ все свои небольшие деньги так безрассудно растратил.

Так ведь если он в ближайшее время травму получит, то на что будет жить? — спросят меня внимательные читатели. — У него должны быть хорошая подушка безопасности. Он не может после такого взлета скатится на дно безденежья. А ведь такие случаи нередки в спорте. Расходы у спортсменов большие, некоторые всех знакомых кормят, пока на пике. А когда слава уходит, скатываются туда откуда пришли, если нет накоплений.

Заправившись артельными деньгами у Шестернёва, захожу на склад к товарищу Фингеру, здороваюсь с приблатнённым Геной Козодоевым. Озвучиваю просьбу:

— Мне для поездки нужен клубный пиджак.

Гена Козодоев хмыкнув, уточняет, полируя ногти: — Это для дома культуры что ли?

Фингер усмехнулся и ответил простофиле-подельнику: — Туда тоже можно.

Смотрю на импортный товар — да, на такие ништяки денег не жалко.

Колобок тоже спустил все деньги на барахло у Фингера и теперь включал режим еврейской экономии. Но, периодически засматривался на выходящие из чайных и кафе шумные компании, видимо, вновь желая пережить весёлые хмельные моменты. Я, в таких случаях, как старпёр, припоминал Васечке, как он рыча обнимал унитаз и ходил на пьяных карачках, как гордый лев... Помогает. Пока, помогает.

Колобок, переводя разговор на другую тему, рассказал, что в их вечерней школе в прошлом году новичок-заводчанин влюбился в женщину-учительницу.

— Её уволили, как всё открылось про их роман. Ребёнка она родила. Ей — тридцать, ему — двадцать. Они расписались и на Целину собираются. Я тут про Адель подумал... но, она вряд ли со мной... — недоговорил он.

Подходим к дому. Дворовые дети гуртками носятся по улице, кучкуются у качелей, играют на импровизированной спортплощадке. Старички забивают в домино и в карты, бабули чешут языки на скамейках у подъездов. Всё, как всегда. У родителей нет особой тревоги за своих чад, хотя по улице ходят хулиганы и освободившиеся зеки. Но, для детей эти криминальные элементы — просто знакомые дядечки, которых хоть и побаиваются, но, в случае опасности, просят у них помощи. Дворовое братство — это тебе не хухры-мухры. Своих не бросают.

Мы с Васьком купили в "Продуктах" два твёрдых брикета гречки и килограмм серых макарон, которые после варки нужно было промывать водой, чтобы не слиплись в холодец. Об этом мне Колобок на кухне рассказывал, готовя ужин. Вот он неосторожно взялся за горячую крышку кастрюли и, бросив её на место, схватился обожжёнными пальцами за ухо, зашипев по-корейски: "Аш-ш-ш!!!".

18 октября 1951 года. Москва.