Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 4 из 11

Нечто подобное я предполагал и сейчас, поэтому уже приготовился мотать головой, в ответ на возможное предложение йети. Но такого предложения не последовало. Вместо этого ветер хулигански свистнул в ухо, моя ладонь освободилась, а потом раздался голос:

— Открывай глаза. По праву гостя у тебя первый ход!

Я открыл глаза и с трудом удержался от присвистывания. Мы уже находились не на снежном выступе, возле темного зева пещеры, а на огромном поле, размером с баскетбольную площадку. Поле разграничено на шестьдесят четыре квадрата. Черные и белые квадраты были ровными, словно вычерченные по линейке. Всё остальное вокруг было бескрайним синим небом. Я оглянулся — далеко внизу белели острые верхушки скал.

Напротив стояли шестнадцать фигур в черных кимоно. Невысокие малайцы-пешки, мощные сумоисты-ладьи, грациозные мальчишки из К-поп групп изображали коней, а тощие монахи Шаолиня застыли в позах слонов. Сам йети возвышался королем, а возле него стояла в расслабленной позе какая-то красотка в платье до пола и с высоким воротником.

Сам я находился на стороне белых фигур. Моим ферзем была Шакко, точно в таком же платье, как и у противницы. Тануки изображал одного из слонов. Только эти двое и были мне знакомы среди тех фигур, которые окружали моё величество. Они оба спокойно смотрели перед собой, как будто ничего из ряда вон выходящего не происходило и им каждый день выпадала доля быть шахматной фигурой.

— По праву гостя, ты делаешь первый ход. Просто скомандуй, Идущий во тьму! — крикнул йети. — Дай команду, а они тебе повинуются.

— Тогда, е2-е4! — громко выдал я.

Пешка-малаец оглянулась на меня, выдала почтительный поклон, а потом сделала несколько шагов вперед.

Йети ухмыльнулся и дал команду королевскому коню занять место впереди пешек…

Что же, партия началась. Мне она больше всего напомнила партию в летнем саду, где надо было двигать фигуры высотой в половину человеческого роста. Там можно было как накачаться физически, так и размять свой мозг. Я любил в своё время убежать из детского дома, чтобы посмотреть — как играют профессионалы и любители. Но больше всего мне нравилось приходить в «Катькин садик», что находился на Невском проспекте.

Почему-то в этом сквере в основном собирались мужчины. Женщины были редкостью, словно считали шахматы недостойным занятием. Одной из них была Ирина Григорьевна Афанасьева, и как-то так получилось, что с ней-то у меня и завязались дружеские отношения. Она была одинокой старушкой, дети которой уехали за границу и только изредка приезжали погостить. Звали её с собой, но она хотела умереть на родине и никуда ехать не собиралась. Говорила, что в своё время уже побывала в Берлине, только на танке, так что поездкой на машине её уже не удивить.

Играла она отменно — немногие завсегдатаи отваживались усесться с Ириной Григорьевной по другую сторону доски. Нет, конечно же были любители поломать голову, но в основном победа оставалась за тихой и безобидной старушкой, которой очень подошло бы прозвище Божий Одуванчик.

Видимо от того, что мужчины отказывались с ней играть, она и взялась обучать сироту из детдома. Обучила различным видам дебюта, темпу игры, развитию фигур, миттельшпилю и эндшпилю. Рассказала, что это не просто игра, а настоящее стратегическое искусство — шахматная композиция, наука и спорт. И даже то, что у противника огромное количество фигур порой не значит ничего против точно выверенного плана и тщательно обдуманной стратегии.

И я у неё ни разу не выиграл, хотя уже половину Катькиного садика успел нагнуть над доской!

Однажды в игре я приобрел превосходство в фигурах. Ирина Григорьевна тихо улыбалась, словно погруженная в свои мысли и… Она зевнула ферзя!

Вот так вот взяла и зевнула. Я тут же схватил эту фигуру и почувствовал, как внутри разгорается победный огонек. Впрочем, этого огонька хватило всего на три хода — на четвертый мне поставили мат!

Это было обидно чуть ли не до слез — ведь я же выигрывал! Я же одну из двух главных фигур оприходовал и вот на тебе. «Игорюша, порой, чтобы выиграть, нужно заставить себя пойти на жертву» — снова улыбнулась Ирина Григорьевна и добавила. — «Главное, чтобы эта жертва не оказалась напрасной».

«Я всё равно выиграю у вас, Ирина Григорьевна!» — пробурчал я, твердо уверенный в своём ответе. Она только покивала в ответ и протянула для рукопожатия сухую ладошку. Я справился с собой и пожал в ответ.

Победа над такой гениальной шахматисткой моей мечтой. Много раз представлял, как выиграю и вскину руки в победном жесте. Тогда Ирина Григорьевна мягко улыбнется и положит своего короля на поле старенько доски. А мужчины вокруг станут похлопывать мальчишку по плечу, поздравляя с такой трудной победой, но… В один пасмурный день я пришел в сквер и не нашел Ирину Григорьевну на привычном месте.

Старушки в выцветшем платочке не было и на другой день. И на третий… На мои вопросы старожилы Катькиного садика только пожимали плечами. Я бы продолжил приходить и дальше, пытаясь узнать по поводу её судьбы, но меня в один момент остановил Александр Александрович Маяков. Все старожили его звали уважительно Сан Саныч и он был одним из тех, кто отваживался занять место напротив Ирины Григорьевны. Порой даже уносил улыбку победы на чуть подергивающихся губах.

Сан Саныч взглянул на меня слезящимися глазами и проговорил: «Умерла Ирочка, парень. Ушла во сне, не мучаясь. Просила тебе передать, если вдруг что…» Он остановил речь, вздохнул и выдохнул, словно беря себя в руки, а потом продолжил: «В общем, просила передать, что у доски есть четыре угла — талант, характер, здоровье и тренировка. Если всё это будешь развивать, то тогда легко откроется и поле шахматное. Поле чести. Сплутовав, ты можешь выиграть, но это будет бесчестная победа, она хуже поражения. Играй честно и так же честно живи. Так ты выбьешься из пешек в ферзи. Вот, она ещё просила передать это…»

Сан Саныч протянул мне прямоугольную коробочку, завернутую в газетную бумагу. Я сглотнул набежавшие слезы и забрал чуть громыхнувшую коробку, с трудом заставив себя произнести «спасибо». Внутри были шахматы. Те самые, за которыми Ирина Григорьевна провела так много времени в Катькином садике, улыбаясь своей мягкой заботливой улыбкой. Те самые, которые научили меня тактике, стратегии, тренировке.

Йети начал разыгрывать защиту двух коней. Весьма интересная защита, устремленная на перехват инициативы. Резкая, острая игра. Наполненная ловушками и жертвами. Если не знать, то можно из розыгрыша выйти очень потрепанным.

Я не раз разыгрывал подобную защиту и помнил все подводные камни этого дебюта. Подводные камни были разобраны в моём мире ещё в прошлом столетии, но всё равно на них каждый раз напарываются новички, пытающиеся разыграть эту комбинацию.

— Ну что, хинин, сдаешься? — крикнул со своего поля йети, когда я подвел к той черте, когда либо нужно брать пешку на е4, либо пытаться развивать другие фигуры.

Мой королевский конь на позиции, тануки тоже устремлен на пешку возле короля. Позиционно я пока развит лучше. Пока… потому что в любую минуту может всё измениться.

— Хинины не сдаются! — крикнул я в ответ. — Мы временно отступаем, чтобы потом наверстать с лихвой.

— Ну-ну, тогда лови! Конь на е4!

Моя пешка пошла в расход. Но как это было!

Мальчик, больше похожий на девочку, взвился в воздух, крутанулся два раза вокруг своей оси, а после нанес удар по лицу стоящего малайца. Резкий удар закончился хлопком и…

Малаец исчез!

То есть он только что был, а в следующий момент его просто не стало. Как будто и не было вовсе невысокого мужчины в белом кимоно.

— Куда это он? — спросил я.

— А тебя это в самом деле так волнует? — спросил йети.

— Ну, хотелось бы знать!

— Не волнуйся, они всего-навсего исчезают из нашей партии. Наверное… — загадочно закончил йети.

— Что значит «наверное»?

— Ну, я пока что никого из своих фигур больше не встречал, — пожал плечами йети. — Так ты будешь продолжать играть или уже готов сдаться?