Страница 4 из 6
– Дарья Алексеевна, обращаюсь я, вместо этого, – ты эту запись у охранника взяла? – Даша кивает, и я продолжаю, с целью кое-что прояснить, уж больно взгляд у журналиста довольный, – там, где ты взяла, больше этого нет?
Дарья замялась, но все же ответила, – больше нет, я стерла с жесткого диска, единственная копия находится у меня…
– Тут такое дело, понимаешь, Серега, – на помощь Соколовой пришел Вадим, – когда мы пришли в будку к охраннику… в общем, у него уже был заготовлен видеофайл, даже скопирован в отдельную папку, а ведь из полиции к нему никто не заходил…
– Да твою ж дивизию! – не удерживаюсь от возгласа, понимая, что Хорек нас опередил.
– Думаю, это был Семен Давидович, – голос Дарьи звучит хрипло и печально.
Смотрю на Дашу в недоумении, ей снова на помощь приходит Вадим, – охранник не признался, но есть мнение, что это был Штольц.
– Хорек Давидович, – хлопаю ладонью по лбу, – ну конечно, то-то у него с утра вид такой довольный.
В тесном помещении кабинета профессора философии, теперь уже бывшего кабинета, звучит неуместный, хриплый смех, – от безысходности, – понимаю я, глядя, как и мои коллеги не смогли сдержать эмоций.
– Итак, – обвожу взглядом Романову и Соколова, – на текущий момент у меня обозначились следующие вопросы. Первое – это кто звонил по телефону профессору, к тому же в несколько-поздний час.
– Входящий вызов происходил по Ватсапу, абонент появился в списке под именем Макс. Данный контакт в телефонной книге Бороздкина не найден, возможно, он ранее никогда не звонил, – Дарья не дала мне возможности закончить, видимо, на этот счет она уже выяснила все, что смогла.
– Глушняк, – комментирует Вадим с грустным видом.
– Глушняк, – соглашаюсь с ним, – глушняк, да не совсем! Дарья Алексеевна, запусти еще раз свое видео, – с этими словами пододвигаю свой стул ближе к ней. На мониторе снова оживает видео с того места, как к дому профессора подъехал автомобиль, – перемотай вперед, – командую Дарье и с напряжением всматриваюсь в небольшой экран. Хлопнула входная дверь, автомобиль уехал и на втором этаже коттеджа зажегся свет. На этот раз действия происходят гораздо быстрее, уже через две минуты свет на кухне погас и тут же зажегся в рабочем кабинете профессора, лысина Бороздкина блеснула возле окна, – стоп, – говорю, обращаясь к Романовой, – с этого места можно не спешить.
Семен Михайлович забирает кружку с освещенного подоконника и идет в дальний угол, по всей видимости, усаживается с чаем за письменный стол. Какое-то время на экране ноутбука ничего не происходит, но вот голова профессора начинает вставать, за ней показывается шея и плечи и вот уже фигура Бороздкина стоит на экране в полный рост. Его глаза удивленно-рассерженные, казалось бы – мелочь, но я ни разу в людях подобного не замечал, губы профессора беззвучно шевелятся, и я интуитивно слышу его вопрос, – кто это? – повторяю мысленно, а в следующим миг мужчина с размаху бьет кулаком по стене.
– Поставь на паузу, – командую Даше, – и перемотай немного назад.
Мы снова наблюдаем как на экране появляется стариковская лысина, скорость воспроизведения заметно снижена, теперь каждое движение можно изучить и разобрать. Эмоции в глазах опять повторяются, сначала удивление, а за ним неминуемо следует гнев, потом шевелятся губы профессора, а потом…, я командую Романовой, – стоп! Правая рука мужчины очень медленно отходит в сторону, но какая же пустота в этот миг поселилась в его глазах! Мне еще ни разу не доводилось видеть такого отстраненного и неживого взгляда, как будто человек в одно мгновенье вышел из себя – в полном смысле этого выражения, а его тело уже занял кто-то другой.
Или не занял – я смотрю в остекленевшие, пустые глаза и думаю, – что же мог услышать в телефоне этот умудренный годами, несчастный старик? Что заставило благополучного и адекватного человека с размаху ударить кулаком по стене?
– А еще медленнее можно, Даш? – обращаюсь я к своей сотруднице, – можно? Тогда давай – вперед!
Видеозапись на экране снова оживает, очень медленно, как в старинном немом кино. Кулак профессора безвольно падает, он поворачивается и рывками движется в сторону окна. Шаг, второй, третий, четвертый и вот мужчина уже стоит возле окна. Взгляд в никуда, но плечи подняты, мышцы рук под белоснежной рубашкой начинают медленно набухать. Голова стала выше – значит мне не почудилось, упершись о подоконник ладонями, он действительно поднял свое тело вверх, но вот его губы во второй раз за вечер пришли в движение, – Дашка, мы можем узнать, что он сейчас говорит?
Три головы приближаются к монитору, но слова профессора совершенно не понять, – не могу разобрать, – признается Дарья, – покажу нашим лингвистам, думаю, они что-нибудь смогут пояснить.
– Уже кое-что, – отмечаю я мысленно, в надежде что это фамилия, а звонит коллега или студент.
– Вы видели эту вспышку? – спрашивает Вадик, – Даша, отмотай, пожалуйста, немного назад.
Бедняга-профессор снова шаркает по направлению к подоконнику, пока палец Вадима с хрустом не упирается в экран, – вот оно! – восклицает Соколов, тыча пальцем в монитор ноутбука, Дарья недовольно морщится, но молчит. На экране и правда что-то блеснуло, в замедленном повторе видно место, откуда исходит необычный блеск. Оборачиваюсь через плечо и смотрю направо, на то место, где возле стены Соколов притащил и поставил стул.
– Ну что же, – говорю я, вставая с места, – давайте подведем краткий итог, – стараюсь, чтобы голос звучал твердо и жизнерадостно, несмотря на то, что в данный момент лично у меня больше зародилось вопросов, чем появилось ответов. Начинаю мерить шагами комнату, на ходу продолжая размышлять. Беру с полки фотографию в рамке и пытаюсь поставить себя на место профессора… Итак, что мы имеем: я мужчина в возрасте семидесяти лет, человек науки, причем оба слова следует держать в голове с большой буквы, работаю в престижном университете города на кафедре философии и гуманитарной подготовки. Оборачиваюсь вокруг себя, рассматриваю дорогой интерьер комнаты: шкафы и мебель – красный дуб, и кожаный диван – по нынешним временам целое состояние стоит. Поворачиваюсь обратно к роковому окну, в которое шагнул злополучный профессор – открывается вид на озеро с лесом, не представляю, сколько в таких местах одна сотка земли может стоить…
Итак, – продолжаю я свои мысленные заключения, но произношу это уже вслух, – я состоятельный человек и солидный профессор, возвращаюсь с университетского корпоратива, посвященного празднованию моего юбилея. Меня поздравляют и дарят презенты, – мой взгляд падает на письменный стол, где в числе прочих дорогих подарков, на глаза попадается покрытый золотом набор авторучек и ключи от водного скутера, – кому же пришла в голову идея подарить такое семидесятилетнему старику?
Вадим и Дарья смотрят на меня с восхищением, как, впрочем, бывает всегда, когда я, увлеченный своими гипотезами, начинаю жестикулировать и говорить. Давно пытался искоренить эту привычку, но повторяю ее каждый раз.
– Корпоратив, поздравления, – я загибаю пальцы, – дорогие подарки и новый контракт. Меня просят остаться работать в институте и… что из этого может подтолкнуть человека к самоубийству? Мои ребята слушают и молчат. Ответ очевиден – ничего из перечисленного, всему виной телефонный звонок. Но что мог услышать несчастный профессор, что вынудило его в тот же вечер вывалиться из окна?
Кажется, я не задал вслух последнего вопроса, но мои ребята начали строить гипотезы в поисках ответа именно на него.
– Звонила любовница, – предположила Даша, – она беременна и использует шантаж.
– Какая любовница в его-то возрасте, – без всякой уверенности возражает Вадим.
– А что мы знаем о семье профессора? – обращаясь к обоим, спрашиваю я.
– Жена с сыном живут в Италии, ей сорок пять, а сыну двадцать два. Есть еще старший сын от первого брака, ему тридцать восемь, он сейчас в Москве. Про первую супругу ничего неизвестно, после развода она эмигрировала в США.