Алмазы Птичьего острова

Иван увлекся чтением старого письма и не заметил группку ребят, прячущихся за углом кафе. А они наблюдали за ним, переговаривались и даже о чем-то спорили. Наконец трое из них ушли с огорченными лицами, а оставшиеся двое быстро пошли к Ивану.

– Смотри, Славка, наш Ваня даже и не смотрит! – заметил один из них, черноволосый крепыш, подходя к скамейке.

Второй, стройный блондин, чьи глаза были прикрыты очками в тонкой металлической оправе, улыбнулся:

– Деня, не трожь Ивана, видишь, человек делом занят, чего о нас с тобой сказать нельзя.

Иван поднял голову и наконец заметил друзей.

– Где вас носит? – спросил он. – Я тут сижу, жду, жду, скучно, между прочим. Знал бы, что вы так долго идти будете, сам в кафе бы пошел, столик бы занял.

– А что, замерз, что ли? – полюбопытствовал Славка.

– С чего бы? – удивился Иван. – Не слишком холодно, так, чуть бодрит.

Славка засмеялся и ткнул Дениса кулаком в бок.

– Вот я же говорил, Деня, что Ивану этот мороз – как слону булочка. Лизнул, а не наелся. Нужно было на два похода в кафе спорить.

– Да если бы мы на два похода поспорили, я бы сам в сосульку превратился там, за углом, – признался Денис.

– А я думал, куда вы делись! – возмущенно воскликнул Иван. – А вы опять поспорили с кем-то, что я не замерзну! Ну ребята, ну совести у вас нет!

– Совесть, может, и есть, – сказал Славка. – Но теперь у нас есть и бесплатный поход в кафе. Мороженое и кофе глясе. А еще по шоколадке на нос. Правда, по маленькой. Но всё же хоть что-то. Лучше маленькая шоколадка, чем ника кой.

Иван только сплюнул в сердцах. Но долго сердиться на друзей он не мог, к тому же это был уже не первый спор на его «незамерзаемость». Надо сказать, что Иван каждый раз доказывал свою морозоустойчивость, и это способствовало двум вещам: его друзья получали бесплатное мороженое или пирожные, а стойбище Ивана – новые заказы на теплую одежду.

Так что, немного потолкав друг друга в шутку кулаками, ребята отправились в кафе, где заняли уютный столик около окна. Иван все еще держал в руках таинственное письмо, которое заинтересовало его друзей.

– Это у тебя что? – Денис потянулся через столик к письму. – Новое упражнение по иностранному языку? Это на каком написано?

– На немецком, – ответил Иван. – Только это не упражнение.

И он рассказал, что с ним случилось, пока ребята выигрывали свой спор.

– А-а-а! Наверное, письмо какого-нибудь Фрица или Ганса, типа письма с фронта, – поморщился Славка. – Наверное, расписывает ужасы войны.

– Да нет, тут что-то другое, – задумчиво сказал Иван. – Я вот начал переводить, и тут что-то странное есть. Пока не могу понять, что именно, но вот чувствую…

К чувствительности Ивана друзья относились с уважением. Они даже считали его кем-то вроде экстрасенса или шамана, так точны иногда бывали его предчувствия-предсказания. Сам Иван утверждал, что не имеет никакого отношения к шаманизму, а все дело лишь в интуиции, которая хорошо развита, как у любого охотника. Он говорил, что иначе просто не выжить в тайге, полной зверья.

«Что у меня… Вот у отца моего интуиция – это да!» – говорил Иван и обязательно при этом рассказывал какую-нибудь невероятную охотничью историю, которая произошла с его отцом. Друзья не слишком верили в достоверность таких рассказов, уж очень они бывали фантастичны, но, зная и Ивана, и его отца, думали, что бо́льшая часть того, что рассказывает приятель, все же правда. Вот разве что слишком разумных животных в тайге не бывает, хотя кто там знает их, в глуши-то. Может, там уже давно звериная цивилизация, как во всякой фантастике пишут, а люди просто туда не добрались и не знают.

– А прочитай, что там написано, – предложил Славка. – Давай вместе мозг чесать будем. Может, что и вычешем!

– Ну так это ж надо иметь, что чесать! – захохотал Денис, подначивая приятеля. – Иван, а правда, прочти, интересно даже стало.

Иван кивнул и углубился в письмо. Ребята ели мороженое, болтали и поглядывали на Ивана, глаза которого то застывали в одной точке, то вновь начинали быстро скользить по порыжелым чернильным строчкам. Он взял салфетку, начал на ней что-то писать. Славка с Денисом переглянулись. Похоже, перевод шел полным ходом.

– Ну-у! – нетерпеливо протянул Славка. – Мы тут уже закисли, а ты все еще не перевел!

– Да подождите вы! – Иван быстро делал пометки на бумажке, иногда заглядывая в смартфон. – Я вам что, словарь, что ли?.. Посмотреть кое-что надо. Это ж живой текст! Письмо! Кое-где еще и эти… как это… ну, сленг, или как бы это назвать… Еще всякие диалектизмы. Так это Петр Иваныч называет. Говорит, что у каждой области свой акцент, свой диалект. Он меня берлинскому учил, а тут, похоже, баварский, судя по тексту письма. В общем, не вполне понятное попадается, приходится по общему смыслу догадываться. Немцы-то друг друга всяко понимают, ну так они носители языка, а я только пару лет учу. Подождите пять минут, сейчас переведу!

И действительно, прошло несколько минут, и Иван, довольный, положил письмо на столик и тут же набросился на свое мороженое, которое уже давно растаяло. Но ему так нравилось даже больше, и он жадно зачерпывал ложечкой густую, тягучую массу.

– Голодный, – прокомментировал Денис, а Славка кивнул. – Ничего, сейчас наестся.

– Ладно, ладно, уже наелся! – усмехнулся Иван. – Вот, слушайте… «Дорогая моя Марта! Давно не писал тебе, но просто не было возможности. В этой новой части повышенная секретность. Я горжусь, что меня выбрали для службы здесь. Не каждому так везет! Говорят, что сюда отбирали только самых лучших. Представь только, я – самый лучший!» Ну, тут всякая лирика, это неинтересно, – заметил Иван. – Вот, слушайте… «Теперь все знают, что танки Гудериана застряли под Москвой потому, что не было ни зимнего топлива, ни зимней смазки. Боже мой, Марта, у нас заклинивало пушки, не стреляли автоматы! Если бы тогда русские догадались, насколько мы беспомощны, война бы закончилась еще в сорок первом… Но кто мог знать, кто мог предположить, что русские морозы ввяжутся в эту проклятую войну? Почему бы им не оставить войну людям, а, Марта? Но знаешь, что я тебе скажу… те морозы под Москвой были вовсе не морозами. Вот теперь я узнал, что такое настоящие русские морозы. А тогда это был еще курорт, поверь мне! Хотя я сам себе с трудом верю».

– Это он о чем, этот немец? – удивился Славка. – Это у нас холодно? Ну ни фига ж себе! А может, это он где около Северного полюса был?

– Да нет, похоже, где-то у нас, – покачал головой Иван. – И ему холодно.

– Что русскому здоровье, немцу – смерть! – засмеялся Денис. – А я-то не мог сообразить, о чем это дед рассказывает. А вот оно как! Чистая правда!

Ребята расхохотались. Для них действительно было странно, что кто-то нашел их места слишком холодными. Уж они-то знали, какие на самом деле бывают холода!

– Так, я дальше читаю, – сказал Иван и вновь уткнулся в лист бумаги. – Тут еще интересное есть…

– Давай, читай! – Ребята наклонились поближе, чтобы не пропустить ни слова.

– «Дорогая Марта, я думаю, что здесь в самом деле страна чудес, как сказал наш фюрер. Ты помнишь, как мы мечтали о собственной ферме? Ты еще говорила, что лучше всего завести стадо голландских коров, таких черно-пятнистых. Они тебе очень нравились, и еще ты думала, что у них самое жирное молоко, а значит, будет отличное масло и хороший сыр. Так вот, я знаю, как нам обзавестись фермой! И не какой-нибудь захудалой, а отличной цветущей фермой в прекрасном месте, чтобы земля была жирной, как молоко у твоих любимых голландских коров».

– Чушь какая-то, – заметил Славка. – Коровы, ферма… Нам-то что с этого? Что тут интересного?

– Да нет, действительно любопытно, – сказал Денис. – Ты вот подумай: с чего бы этому Гансу или Фрицу писать своей Марте о ферме отсюда? Что тут такого случилось, что он вдруг сможет ферму купить? Да не абы какую! Дорогую! Откуда дровишки?

– Из лесу, вестимо, – отозвался Славка. – А ты прав. В самом-то деле, откуда дровишки? То бишь, где он бабло накопал? В вечной мерзлоте, что ли?