Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 9 из 18



– А как другие лицемерные попрошайки поступают со своими конечностями? Достаточно легко увидеть, как они подсажены или подвязаны.

– Значит, это очевидное надувательство?

– Для проницательного взора, – последовал ответ, сопровождаемый жутковатой ухмылкой.

– Итак, где же Гинея? – спросил человек в сером. – Где он. Давайте снова найдем его и безоговорочно опровергнем эту клеветническую гипотезу.

– Сделайте это! – воскликнул одноглазый мужчина. – Я бы и сам не прочь найти его и соскрести пальцами краску с его щек, как лев, оставляющий на кафирском охотнике следы своих когтей. Раньше мне не позволяли прикоснуться к нему. Да, отыщите его, и тогда я оставлю от него только пух и перья.

– Вы забыли о том, что сами помогли бедному негру высадиться на берег, – обратился молодой священник к человеку в сером.

– Да, я забыл; вот незадача! Но послушайте, – обратился он к другому собеседнику. – Думаю, что я и без персональных доказательств смогу убедить вас в ошибке. Подумайте, разумно ли предполагать, что хитроумный человек, способный сыграть роль презренного попрошайки, о котором вы говорили, – разумно ли, что он приложил такие усилия и пошел на такой огромный риск ради нескольких медяков, полученных за все его труды?

– Это неопровержимое доказательство, – заявил молодой священник и вызывающе посмотрел на человека с деревянной ногой.

– Эх вы, простаки! Вы думаете, что деньги – это единственный мотив для усилий и риска, для обмана и предательства в этом мире. Сколько денег выручил дьявол за соблазнение Евы?

С этими словами он повернулся и заковылял прочь, по-прежнему с нестерпимой ухмылкой на лице. Человек в сером немного постоял, глядя ему вслед, потом повернулся к своему спутнику и сказал:

– Это дурной и опасный человек; таких людей нужно осаживать и ставить на месте в любой христианской общине… Значит, это он заронил в вас зерно сомнения? Мы должны запирать свой слух от недоверия и держать его открытым только для веры.

– Если бы сегодня утром я вел себя в соответствии с вашим принципом, то избавил бы себя от моих нынешних чувств. Один одноногий человек вдруг получил такую зловещую власть, что одно-единственное кислое слово из его уст стало закваской для общего брожения. Я собственными глазами видел, как дружелюбное расположение многочисленной компании внезапно сменилось на нечто противоположное. Но, как я упоминал, для меня его злые слова ничего не значили ни тогда, ни сейчас; они возымели эффект лишь в промежутке, и это озадачивает меня.

– Не беспокойтесь. Дух недоверия воздействует на человеческие умы, как это происходит с определенными ядами; этот дух может проникать в их разум и в течение того или иного времени находиться там в дремлющем состоянии. Но тем более прискорбным становится его окончательное проявление.

– Это тревожный вывод. Поскольку этот пагубный дух только что возобновил своего пагубное воздействие на меня, то откуда мне знать, сколько продлится его проклятье?

– Нельзя знать точно, но вы можете бороться с ним.

– Как?

– Подавляя малейшие признаки недоверия, которые могут возникнуть в будущем при любых провокациях.

– Так я и сделаю, – потом, после некоторого размышления: – Конечно, я виновен в том, что пассивно стоял в стороне, пока одноногий распространял свою заразу. Моя совесть служит упреком. Бедный негр… вы время от времени встречаетесь с ним?

– Не часто, хотя в иные дни мои деловые поездки проходят недалеко от его нынешнего убежища. Тогда наш четный Гинея, благодарная душа, приходит повидаться со мной.



– Значит, вы являетесь его благодетелем?

– Благодетелем? Я бы так не сказал. Но я хорошо знаю его.

– Примите эту скромную лепту. Передайте ее Гинее, когда в следующий раз встретитесь с ним. Скажите, что это дар от человека, который твердо верит в его честность и искренне сожалеет, что хотя бы на короткое время усомнился в ней.

– Я принимаю ваш дар. Кстати, поскольку вы проявили такое милосердие, не откажетесь ли вы внести небольшое пожертвование в пользу «Приюта для вдов и сирот семинолов»?

– Я не слышал о таком заведении.

– Оно открылось лишь недавно.

После некоторой паузы священник нерешительно сунул руку в карман, но потом, уловив нечто в выражении лица своего спутника, пытливо и едва ли не тревожно пригляделся к нему.

– Ах, да, – робко произнес тот. – Если изощренное проклятье недоверия, о котором мы только что говорили, начинает работать так быстро, то мой призыв пропадает впустую. До свидания.

– Нет, – горячо возразил священник. – Вы несправедливо судите обо мне; вместо того, чтобы потакать нынешним подозрениям, я возмещаю обиды за прошлые. Вот кое-что для вашего приюта. Это немного, но каждая капля полезна, не так ли? Разумеется, у вас есть документы?

– Разумеется, – человек в сером извлек блокнот и карандаш. – Давайте запишем имя и сумму пожертвования. Мы опубликуем все имена. А теперь позвольте мне рассказать короткую историю о нашем приюте и о ниспосланной провидением случайности, когда он был основан.

Глава 7. Джентльмен с золотыми пуговицами

В одном из интересных моментов повествования, когда интерес и настоятельность момента требовали особых усилий от рассказчика, другой человек отвлек его и слушателя от истории. Этот человек с самого начала находился рядом, но до сих пор, судя по всему, на него не обращали внимания.

– Прошу прощения, – сказал он и выпрямился. – Здесь есть еще один, кто может существенно дополнить вашу историю. Не обижайтесь на мое вмешательство.

– Разумеется: долг прежде всего, – последовал добросовестный ответ.

Незнакомец обладал каким-то непреодолимым обаянием. Он стоял поблизости в расслабленной позе, однако его взгляд отвлек человека в сером от увлекательной истории. Обстоятельное изящество его манер, подобное лиственному вязу, стоявшему посреди луга, манило косаря отложить в сторону свои снопы, и обратиться за милостыней к его тени.

Но, хотя это качество нередко встречается среди людей и имеет общий смысл во всех наречиях, в незнакомце оно проявлялось с такой удивительной силой, что он казался пришельцем из далекой страны. Подобная добродетельность, в сочетании с немалым состоянием и жизненным опытом, вероятно, свидетельствовала о том, что он редко переживал физические или нравственные страдания, – а возможно, сама его натура противостояла таким обстоятельствам или вообще исключала их. Что касается остального, то на вид ему было от пятидесяти пяти до шестидесяти лет, но он был высоким, розовощеким, где-то между дородным и толстым по комплекции, с выражением оживленной доброжелательности на лице, – наперекор времени и месту, не говоря уже о его возрасте, – одетым с праздничной роскошью и элегантностью. Подложка его сюртука была из белого шелка, что выглядело бы особенно неуместным, если бы являлось частью портновского замысла, а не символом, – возможно невольным, но показывавшим, что внутри он был еще лучше, чем снаружи, несмотря на превосходную верхнюю ткань. Но одной руке он носил белую лайковую перчатку, но другая рука, без перчатки, выглядела не менее белой. Поскольку на «Фидели», как и на большинстве пароходов, тонкий слой копоти местами лежал на палубе и особенно на перилах, было удивительно, что его руки остались незапятнанными. Но если бы вы какое-то время наблюдали за ним, то заметили бы, что он старается ни к чему не прикасаться. Короче говоря, вы бы заметили, что некий слуга-негр, чьи руки от природы были черными, – возможно, с такой же целью, как мельники носят белое, – выполнял все указания своего хозяина и имел дело с грязью во всех ее проявлениях, но без предрассудков. Но представьте, каковы были бы последствия если бы джентльмен мог бы еще и грешить через своего представителя без последствий для своей репутации! Впрочем, этому не бывать, и даже если бы так было, то никакой рассудительный моралист не помел бы и заикнуться об этом.

Таким образом, есть причина полагать, что этот джентльмен, подобно прокуратору Иудеи, мог спокойно умывать руки, и никогда в жизни не сталкивался с торопливым маляром или неосторожным дворником; в общем, благодаря своей незаурядной удаче, он был очень хорошим человеком.