V1

– То, что он и так знает. Что у него нет сына.

Телевизионщики. Я всегда думал, что все телепрограммы, все ток-шоу вроде «Пусть говорят» наигранные, смешные, подставные, пока не убедился в обратном здесь, сейчас, в данную минуту. Журналисты – это самая мерзкая работа на свете. Я всегда знал это, прошлое лишь подсказывает мне.

Октябрь прошлого года. Страх быть пойманным и стать соучастником Дорошкевича каждый день смывается алкоголем. Именно в такие минуты мне не хватало мамы, она бы подсказала, как быть дальше. Пойти ли сдаться в полицию или отсиживаться дома в ожидании, когда придут за тобой. Стены давили, и дома оставаться было нельзя.

В нашем Сперанске больниц и детских садов меньше чем ночных клубов с самыми разными позерскими названиями: «Vendetta», «Коза Ностра», «Fashion Time». Вывески этих зданий манят ночью человека своими яркими лампами, завлекая его туда. Вы думаете, что игровые автоматы заставляют лоха распрощаться с кошельком? Ха. Тогда вы просто не были в ночном клубе.

Я поехал в «Rotterdam» просто потому, что не знал еще мест, где бы я не был в одиночестве. Вообще из всех заведений подобного рода это более-менее было приличным: красивый интерьер, кожаные диваны, подобранная с толком музыка. «Nirvana». Да, я находился в самом гранжёвом кафе-бар-клубе города. Я помню, как где-то около часа сидел за барной стойкой, заказывая коктейли с самыми дурацкими названиями в мире, благо деньги были. Справа от меня посасывала через трубочку свой «Ирландский апельсин» какая-то дорогого вида дешевая девка с ярко-красными туфлями на шпильке размером, наверное, с ходули. Боевой раскрас на лице, косые оценивающие взгляды на посетителей, облизывание губ каждые пять минут – сразу было видно, что вышла на охоту, а, следовательно, я ей вообще не интересен. Не вариант.

– Прости, чел! – меня одернул сидящий за той же барной стойкой слева от меня парень, – Ты мне не поможешь? Посмотри, у меня на стойке 9 шотов стоит, один не справлюсь, намек понятен?

Представился, познакомился, разговорились. Этот чувак, сидящий слева от меня, был похож на только что помытого бездомного, если не меньше. Огромная пышная рыжая борода, зализанные в каре длинные светлые волосы, впалые черты лица и, несмотря на количество уже выпитого, еще живой взгляд.

Спустя полчаса мы закончили все рюмки.

Спустя еще полчаса мы на двоих заказали пузырь водки, и он наконец-то заговорил о себе. И тут моя память бессильна. И я бы не вспомнил ни слова из его пьяной речи, если бы не записывал нашу беседу на видео. Да, я знаю, качество неважное, руки трясутся, но, тем не менее, все дословно, как он говорил мне:

– Знаешь, Егор, ты хороший парень! Нет, правда, я давно уже здесь. Каждый день прихожу, пытаюсь развлечься, но все больше убеждаюсь, что кроме гламурных кис, собеседников тут раз-два, и обчелся. А с тобой есть о чем поговорить, ты интересный шкет! Но!

С тобой совершенно скучно спорить! А знаешь почему? Дело ни в придумках о собственном мнении, что оно у каждого свое, всё это бредни, умелые ораторы стадионы склоняли к своей точке зрения, нет! Это тупо никому не нужно.

Вот я, Горыч, журналистом работаю в местной газете, занимаюсь простой ерундой, пишу половину статей под разными инициалами, да зачастую про всяких огородников с вырытыми прудами, про конкурсы красоты на детском утреннике, вообщем, ересь, иногда даже придумываю. Не перебивай! Так вот любой идеалист тебе скажет, что я продался. И будет прав. Любой либерал скажет про свободу слова, и тоже будет прав. Редактор скажет о «журналист должен освещать любое событие непредвзято». И он тоже, как ты угадал, прав. И по идее за мои скучные россказни меня начальство должно уволить из этой паршивой газетенки и поставить человека поталантливее, а не уволит. А не поставит. И я опять буду писать половину статей под новый тираж.

А знаешь, Егор, почему? Забудь про бред либералов, у нас в стране свободу слова никто не отменял и не пресекал. Хочешь – пиши, не хочешь – молчи. Выкладывай в любые издательства любую информацию, если это не клевета, никто даже не рыпается тебя закрывать. Просто это никому не нужно. Никто газеты не читает и новости не смотрит, Георгий. Они так, фоном, всего лишь информационный шум. Людям газета нужна для того, чтобы рыбу заворачивать. И неважно, что я там написал, главное чтобы заворачивали, и чтобы именно в нашу газету.

Бутылки стало мало, официант подал еще одну. А Бородан тем временем продолжал:

– Знаешь, в чем беда, Гош? Ты еще мелкий и не до конца догоняешь, что я тебе пытаюсь донести. Ну вроде ты смахиваешь на умного, умный взгляд такой, даже поза, словно ты задумался о чем-то далеком даже от меня. А смотришь тебе вот прямо в зрачок и видишь безнадегу, этот, как его, максимализм юношеский, желание доказать кому-то что-то. Ну и как, успешно? Чем ты по жизни занимаешься?

– Ничем.

– Мне то хоть не гони! Солидные на тебе шмотки, слишком солидные для Сперанска. Да и деньги на бары тебе явно не мама дает…

– Не надо про маму.

– Извини, если что не так, Горыч, но не пытайся меня наколоть. Я людей чую, нюхом, нутром своим, в силу профессии, так сказать. Тебе двадцать лет, и даже если ты где-нибудь работаешь, этого все равно мало, чтобы щеголять по барам. Чем ты занимаешься? Клянусь, легавке тебя я не сдам.

Следователи всех отделов полиции отсасывают по сравнению с умением настоящего журналиста добывать правду. Напоил, склонил. Я рассказал ему о своем небольшом заработке.

– Мда уж, – Бородан вытер пот со лба, но интерес в глазах так и не угасал. – Это тебе не лом сдавать, тут железо поинтересней будет. Слушай, нет, может быть, конечно, это не мое дело… Как ты к этому пришел вообще? Ну, ты же не проснулся одним январским днем с мыслью: «Хмм, а что, если мне продавать оружие?» Прости, если я так глубоко копаю, просто мне, как истинному ценителю душ, важней всего в истории – мотивация героя.

– Ну, когда я еще каплей свисал, лет в восемь так, я подбивал ребят лазить на военную базу, которая была метрах в 30 от нашего двора. Ну, ты знаешь, бывший военный городок, общежитие, всё рядом, да и база эта была уже лет пять, как заброшена. Мы брали кусачки, перегрызали проволоку и по-пластунски карабкались до ангара. Он стоял ближе всех к забору, и в случае чего, с него было быстрее бежать обратно. Боже, как же мы сыковали!

Ангар всегда был открыт, но никто даже не пытался туда зайти, все трусили. А мы – мальчишки, нам же интересно, что же там, за железной ангарной дверью. Начали тянуть жребий, у кого спичка будет короче всех – тот и идет. Твой покорный слуга вытянул короткую.

Как только я оказался внутри, я не поверил своим глазам! Как в кино: автоматы, пистолеты, гранаты, даже взрывчатка – все настоящее, все железное, каждую деталь можно потрогать, каждую, понимаешь? Когда я вышел к ребятам, я сказал им, что там ничего нет, только противогазы какие-то на стене болтаются. Они мне поверили.

Ангар и сейчас открыт. Как только мне поступит заказ – я туда. Армии это все равно не нужно, а чем я хуже? Я лишь делаю то, что сделал бы любой на моём месте. Верней, делал, я завязал.

– Прям вот так просто?

– Да.

– Ангар открыт?! И никто не охраняет?

– Да. Эта база – оружейный резерв Сперанского гарнизона. Все лишнее, все ненужное и списанное отвозят в этот ангар. Не закрывают, потому что думают, что одного охранника на воротах достаточно, чтобы сохранить все в целости и сохранности.

– Интересно. И много ли там еще оружия осталось?

– Амбар пополняется постоянно. Все, что туда привозят, никто не считает. А оружие с ангара потом либо в утиль, либо на переплавку.

– То есть можно воровать?

– Хоть грузовиками вывози.

– Хоть грузовиками…

А потом мы долго пытались сохранить телефоны друг друга, чуть дольше пытались вызвать такси, я уже молчу про марафон, как мы еле-еле доползли до желтого автомобиля с шашками. Я остановил машину раньше, чем находился мой дом, захотел пройтись хоть чуть-чуть по ночному городу. Огни фонарей переливались у меня в голове, я даже не шел, а плыл… Я и не помню как добрался до дома, по-моему, я вообще не добирался.