Колыма ты моя, Колыма

– Так то, когда больше ничего не было. А сейчас ты рыбу поймал, да и тушенка есть.

– Тушенку на самый край оставим. А рыбу мы сегодня съедим, а как завтра повезет, неизвестно. Надо, чтобы запас был. Змею сегодня вечером на костре зажарим, значит, завтра точно со жратвой будем.

– Да ладно тебе, Колян! Что, получше кого-нибудь не поймаем?

– Всякое может быть. Если поймаем – выкинуть никогда не поздно, – с неодобрением в голосе сказал Колыма. Он не одобрял людей, которые живут только сегодняшним днем и совершенно не думают о будущем, а Череп был как раз из таких, это он еще на зоне за ним замечал.

Постепенно в лесу темнело. Солнце еще не скрылось за горизонтом, но в тайге уже царил полумрак, редкие лучи света терялись среди веток.

– Колян, смотри, вон камень подходящий. – Череп кивнул на здоровенный серый валун, который огибала еле заметная тропка, по которой они сейчас шли. Камень и правда был хороший, даже лучше того, на котором они провели первую ночь – более широкий и плоский, с такого ночью не свалишься.

– Пройдем еще маленько, – ответил Колыма. – Может, что получше подвернется.

– Да куда уж лучше! Самое то, что надо.

– Да я не про камень. Может, сейчас зимовье будет, по всем признакам похоже.

– Что за зимовье?

– Обычное, охотничье. Люди, когда на охоту надолго ездят, да не один раз, а каждый год, ставят себе в тайге зимовья, домики такие маленькие.

– А с чего ты взял, что мы сейчас его найдем?

– По этой тропке не только звери, люди тоже ходили. Я пару зарубок видел.

– Так, может, до этого зимовья еще полдня идти!

– Нет, – покачал головой Колыма. – Вон, видишь пенек? Посмотри внимательнее, там на нем зарубки от топора. Стояло сухое дерево, а его свалили, то ли на дрова, то ли как раз на строительство зимовья. Издалека бы его не потащили, а я таких пеньков уже штук семь вдоль тропы насчитал. Значит, уже близко.

Череп недоверчиво хмыкнул. Он был человеком городским, и все эти лесные приметы казались ему делом ненадежным. Но спорить с Колымой, конечно, не стоило – в конце концов ориентируется он здесь явно лучше. Да и к камню вернуться можно будет, если это зимовье они так и не найдут.

Однако Колыма оказался прав. Минут через пять тропинка вывела беглецов на поляну, в дальнем конце которой темнел невысокий домик, сложенный из неошкуренных бревен.

Колыма спокойно двинулся к нему.

– Погодь, Колян! – громким шепотом окликнул его Череп. – А не нарвемся мы здесь на кого?

– Нет, – покачал головой Колыма. – Сейчас же весна, все охотники уже разъехались. Пойдем.

Внутри зимовья оказалось довольно уютно. Вдоль двух стен шли широкие нары, в одном из углов стоял грубо сколоченный, но крепкий стол, а в другом чернела печка-буржуйка, рядом с которой лежали уже готовые нарубленные дрова.

– А дрова откуда? – удивился Череп.

– Оставил хозяин, когда уходил. Принято так. Чтобы если кто с мороза придет, сразу согрелся. Раньше в таких зимовьях и продукты кое-какие оставляли, но сейчас-то уж вряд ли. Времена не те. Ладно, давай разводи огонь, а я пока рыбу разделаю.

Через час оба блатных уже лежали на нарах, укрывшись нашедшимися в зимовье одеялами и глядя на огонь. Они были сыты и чувствовали себя в относительной безопасности, а чего еще надо беглому зэку? Разве что знать, что дальше будет так же. Об этом сейчас и подумал Череп.

– Слышь, Колян, а что это за пацан, который нам должен помочь? Ну, ты говорил, с ксивами поможет, с лавэ на первое время? И как нам, долго еще до него идти?

– Дней семь, если пойдем нормально. А кто он такой? Золотой пацан, вот увидишь. Я его уже давно знаю, было дело – он мне помогал, было дело – я ему. В общем, знаем друг друга.

– А верить ему точно можно?

– Точно. Когда придем – сам увидишь.

Череп понял, что рассказывать о своем кореше подробнее Колыма сейчас не хочет, и не стал настаивать. Какая разница, кто он такой, в конце концов? Главное, чтобы ментам не сдал! Но раз Колыма ему верит, значит, не сдаст. Колян человек битый и осторожный, кому попало бы не доверился.

С этими успокоительными мыслями Череп и заснул.

4

Нетрадиционной медициной в наше время никого не удивишь. Скорее наоборот, удивление вызывают люди, так за всю жизнь ни разу и не попробовавшие полечить свои болячки у разного рода знахарей, ведунов, народных целителей и знатоков восточной медицины. Однако несмотря на громкие заявления и обширные обещания, большая часть подобного рода публики при ближайшем рассмотрении оказывается обыкновенными жуликами и шарлатанами. Правда, привлечь их к законной ответственности бывает крайне трудно. Кто докажет, что волшебный настой на семи травах и мышином помете от целителя международной квалификации бабки Матрены не оказал лечебного действия на остеохондроз клиента? Ах клиенту лучше не стало? Так, может, без бабкиного настоя он бы и вовсе помер! Ничего не докажешь – и этим обстоятельством, а также легковерностью российского народа мошенники благополучно и пользуются.

Правда, последнее время даже падкие на экзотику граждане нашей страны, успев пару раз обжечься на всяких жуликах, постепенно стали возвращаться в лоно традиционной медицины. Особенно те, кто побогаче – благо возможности у современных врачей при соответствующем финансировании очень и очень обширные. Но из всех правил бывают исключения.

Такое исключение и представлял собой кабинет иглотерапии «Мастер», расположенный в самом центре Магадана. Здесь действительно умели лечить, и никто из клиентов на Сизоку Токудзаки – владельца салона и одновременно главного мастера – никогда не жаловался. В общем-то, это и понятно – Сизоку научился своему искусству не в каком-нибудь поселке Большие Бодуны на трехмесячных курсах с выдачей свидетельства международного образца, а от отца, который, в свою очередь, унаследовал его от деда, и так далее, неизвестно на сколько поколений в глубь времен. Так что свидетельства у Токудзаки вообще никакого не было. Ни международного образца, ни какого другого. Но зато именно у него лечилась половина самых влиятельных и богатых людей Магадана – результат у старого мастера всегда был налицо и стоил потраченных на лечение денег.

Кабинет иглоукалывания выглядел очень изящно.

Оформлением «под Восток», как и нетрадиционной медициной, удивить кого-нибудь сейчас трудно, но над своим кабинетом Токудзаки поработал лично, не привлекая так называемых профессиональных оформителей. А потому была в его обстановке та самая неуловимая восточная изысканность, которую, как ни бьются, но все равно не могут воспроизвести западные дизайнеры. В дальнем углу кабинета стояли несколько растений в горшках, настоящий мини-садик. Расположены они были на первый взгляд совершенно беспорядочно, но если присмотреться, то весьма гармонично. Одно из растений, кстати сказать, было знаменитой сакурой, японской вишней. Той самой, цветение которой обитатели Страны восходящего солнца считают самым совершенным зрелищем на земле.

Рядом с деревьями негромко журчал маленький фонтанчик, струя воды, выходя изо рта серебряной рыбки, падала в каменную чашу. Стены кабинета покрывали легкие шелковые полотна, расписанные яркими красками, – росписи были сделаны вручную и привезены сюда из Японии. На полу лежали циновки – тоже настоящие, ручной работы, украшенные красивым геометрическим узором.

Единственным элементом, резко дисгармонировавшим со всей обстановкой кабинета, был клиент мастера Токудзаки. Это был толстый черноволосый мужчина лет сорока пяти, лежавший сейчас на покрытой тонким льняным покрывалом кушетке, стоявшей в центре кабинета. Спина его была покрыта жировыми складками, широкие и когда-то, наверное, довольно сильные плечи тоже основательно заплыли жиром, кожа была бледного, нездорового оттенка. Над поясницей лежащего покачивалось несколько десятков разноцветных игл, еще штук пятнадцать были воткнуты в спину вдоль позвоночника, образуя своеобразный гребень. Выглядело это довольно жутко, однако боли пациент не испытывал ни малейшей – Токудзаки знал, куда и как колоть. Сейчас старик-японец, в шелковом расписном кимоно, с заплетенными в косичку черными волосами, склонился над жирной шеей своего клиента.