Башня

– Тебя учили, что нельзя открывать без спроса? – Я понял, что губы мои непроизвольно расплываются, а настроение стремительно перекрашивается в яркие цвета радуги.

– Да ну тебя! Я ведь знала, кто стоит за дверью.

– Как это?

– Такой уж у нас отменный слух, привыкай. Даже слышала, как ты шаркаешь по асфальту. Еще гадала, чего он там на лавочке застрял? Неужели зайти боится? Может, он вовсе и не орел парящий?

Она еще и насмешничала!

– Я орел, уважающий жердочки с лавочками, – неловко пошутил я. – И не парящий, а сидящий…

Глава шестая

Ириски и гости

Пусть заявился я квелым и побитым, зато с коробкой ирисок. Главным же моим сюрпризом была песня. Я специально ее на плеер перебросил. Подарки вообще вещь сложная, но тут я решился. Наперед знал, что будут угощать чаем, а какой чай без сладкого?

О коробке Алиса пока ничего не знала, привычно суетилась у плиты, заваривала какие-то травки-муравки.

– Можно, я руки помою? – спросил я.

– Конечно, зачем спрашивать? Дорогу ты знаешь…

Это верно, дорогу я помнил.

Пройдя в ванную, я ополоснул лицо холодной водой, заодно осмотрел себя в зеркале. Глаза недоспавшие, на лбу сердитая складка, костяшки на руках сбиты – хорошо, что всего этого Алиса не види т…

Возвращаясь по коридору, я не удержался и заглянул в незнакомую дверь. Кажется, это была спальня ее родителей. На всех четырех стенах висели картины и фотографии. Не очень отдавая себе отчет в том, что делаю, я шагнул в комнату и ахнул. Отовсюду на меня глядела Алиса! Маленькая – в очочках и совсем крохотная – без очков, глядящая в небо, на какие-то безделушки и в никуда. Один из снимков меня и вовсе притянул как магнитом. Красивая статная женщина держала Алису на руках, а малютка пальцем показывала в камеру. И видела! Стопудово все видела! Фотоаппарат и того, кто их снимал, – должно быть, отца или другого какого родственника. Рот полуоткрыт, в глазенках восторг – наверное, ждала птичку, что вот-вот вылетит. А птичка все медлила и, как обычно, не вылетала. На соседнем фото Алиса красовалась в коляске – внимательно так смотрела, совсем даже не по-младенчески. На соседней и более поздней фотографии ей было уже годика три или четыре: она стояла, придерживая за руль красный самокат…

Я двигался вдоль стены, как по картинной галерее. Тут Алиса что-то рисует, а здесь нюхает одуванчики, здесь на море с родителями – держит в руках рапану – и практически везде улыбается.

Вдруг подумалось, что у меня-то подобной галереи никогда не было. Тоже, конечно, завалялись в альбомах детские кадрики, однако в количестве куда более скромном.

Я вернулся к фото, где маленькая Алиса показывает в объектив пальцем. Ну да, теперь я не сомневался: она все прекрасно видела. И радовалась-то как! Не знала еще, что ее ждет. Хотя она и сейчас радуется. Музыке, новостям, каждому дню…

Со зрением у меня что-то случилось: фотографии, обои – все куда-то поплыло. Мазнув по глазам ладонью, я спешно покинул комнату.

– Антон? Все в порядке?

– В полном, – отозвался я. – А как там леденцы поживают? До сих пор живы или получилось отмыть?

– Отмыли, оторвали, отдраили! – Алиса рассмеялась. – А потом ополоснули кипятком и съели.

– Что, весело было? – Я попытался по выражению ее лица угадать, как оно все прошло на самом деле. – Досталось тебе, наверное?

– Да нет, обошлось. Папа даже признался, что когда-то тоже готовил такие леденцы.

– А мама что сказала?

– Мама про тебя пыталась больше разузнать. Целый допрос мне устроила.

– Понятно… – промычал я.

– Что тебе понятно?

– Ну… На ее месте я тоже поспрашивал бы. А то привела в дом непонятно кого, а он еще и сахаром все перепачкал.

– Да ладно тебе! Сейчас чай с душицей будем пить. А я тебе еще трав с Алтая добавила. Мертвого могут оживить.

Значит, про «мертвого» она тоже что-то такое почувствовала.

– Оживить – это хорошо, – пробормотал я. Глядя на суетящуюся хозяйку, заметил: – Чашки у вас прикольные.

– Это мама собирает. Она обожает чайные церемонии. У нас и пиалы есть, и японские тэммоку. А это вот китайская чаегуань – специальная коробочка для чая. Ну а наливать удобно из этой посудины. Название у нее – гундаобэй.

– С ума сойти!

Алиса выглядела довольной.

– Это точно. Мама считает, что чаем можно весь мир изменить и вылечить. А я у нее главный эксперт.

– Кто бы сомневался. – Я сипло откашлялся.

– А что? Я и Конфуция с ней постоянно читаю. Это древний китайский философ. Обожаю его. А тебе он нравится?

Я промычал нечто невразумительное. Да и что тут скажешь? «Нравится»!.. Конфуций не девчонка, чтобы нравиться. Знать бы еще, что он там нафилософствовал…

– Вот послушай, – продолжая суетиться с посудой, Алиса нараспев произнесла: – «Если тебе плюют в спину, значит, ты идешь впереди». Это его изречение. Здорово, правда?

– Ну… – Я растерялся. – Вообще-то не очень прикольно ходить оплеванным.

Алиса рассмеялась.

– Или вот другое: «Если ты ненавидишь, значит, тебя уже победили».

Я задумался. Сказанное было уже несколько ближе к жизни, но от попытки с ходу вникнуть в непростую мысль голова моя странным образом превратилась в подобие шарика и строптиво поплыла к близкому потолку. Прямо жесть какая-то! И сразу стало понятно, откуда явился глагол «приплыли».

– Это что же – всех нужно любить, получается?

– Вот и задумайся.

– Я пытаюсь. Прямо мозги закипают. Столько всего на меня вывалила…

Я сделал усилие и, поймав уплывшую к потолку голову, кое-как водрузил на место. Мозги решительно не поспевали за словами Алисы. И смешно было, и грустно. Она ставила меня в тупик практически каждой фразой.

– Такая вот я поперёшная, прости.

– Чего-чего? – Я заморгал.

– Это меня бабушка так называла. Болтушей поперёшной – от глагола «перечить». С такими всегда нелегко. Зато папа говорит, что именно из поперёшных чаще всего выходят удивительные личности. Ученые, политики, генералы… Например, Дэвид Бланкетт тоже был поперёшным. Представь себе, этот слепой от рождения англичанин с успехом выучился и стал министром внутренних дел! А еще была такая Хелен Келлер, родившаяся в Алабаме. Она ослепла уже в полтора года, но стала знаменитой журналисткой, играла на многих музыкальных инструментах, выступала перед огромными аудиториями – и тоже из поперёшных! И он, и она вечно спорили, доказывали что-то свое.

Прямо как Славка, подумал я. Он-то у нас точно поперёшный… Следовало срочно уходить от этих заковыристых тем, и я вновь гулко прокашлялся.

– А песню «Алиса» ты знаешь?

– Это у группы «Секрет»? Слышала, конечно.

– И как она тебе?

– Да ничего. – Алиса рассмеялась. – Только это, Антош, однозначно не про меня.

Я растерялся. К такому повороту я был совершенно не готов.

– Но ты ведь это… Тоже вяжешь, как в песне.

– Это, пожалуй, единственное, что совпадает. Но я не только умею вязать – я люблю это делать. Согласись, есть разница. А вот в альбомах, к сожалению, не рисую. И ириски не ем. Совершенно.

– Зубы бережешь?

– Просто не люблю. Вот огурцы соленые хрумкаю только так. И яблоки с мандаринами обожаю. А конфеты-пирожные… Знаешь, когда слушала эту песню, даже жалела свою тезку. Честно-честно! Ну что они ее патокой всю перемазали! Дома в одиночестве да по колено в конфетах ирисках с вечным вязаньем на коленях – брр!.. Она же плюшкой-ватрушкой станет. Чему тут умиляться? Жалко ее.

– Ну… Она все-таки мечтает.

– Мечты – это здо́рово, но когда их не возделывают, не поливают, они, бедные, усыхают. Вот о прошлом помечтать – это да. Это я тоже люблю.

– Мечтать о прошлом – как это?

Я осторожно потер ноющую шишку за ухом, но никаких мыслей она мне не прибавила. Снова начала болезненно пульсировать, спуская с небес на землю, лишний раз напоминая о том, что у меня-то как раз все в жизни просто и обыденно. Если даже и мечтал, то как положено – сугубо о будущем.