Нельзя влюбляться

Но меня уже было не остановит.

— Да. Ты не даешь шанса тем, кого считаешь другими, не вписывающимися в устав жизни твоего маленького уютного мирка.

— Это не правда!

— Правда, малыш, и ты это прекрасно понимаешь. Просто не хочешь признавать.

— Какой же ты... — в сердцах бросила Зоя, не найдя серьезных аргументов.

— Хам? Грубиян? Или тот, кто срывает с себя ярлыки? — Уже тогда почувствовал, что и сам распаляюсь от этого разговора, плавно перетекшего в спор. — Ярлыки, которые ты и твой дружок мастерски вешаете на таких, как я?

Меня понесло, что я сам не заметил, как почти вплотную приблизился к Зое.

— Ты же прекрасно слышала, как он разделил всех студентов на два лагеря, еще не успев пройти через проходную. И как обвинил баскетболистов в купленных победах.

Зоя молчала, до белых костяшек сжимая свои маленькие кулаки. И я не мог понять, чего ей больше всего хотелось в этот момент — прибить меня или своего долговязого друга.

— Да, сам-то Влад небось образец честности и морали, — продолжал я выплескивать ту обиду, что клубком змей свернулась где-то под ребрами. — Приходи на игру, Зоя. Буду ждать, Зоя.

— Так, дело в нем, да? Во Владе? — упрямо вскинула голову ботаничка, а в глазах плескалось искреннее негодование и столько огня, что казалось, еще немного и подпалит стоящие рядом машины к чертовой матери.

А еще я видел в ее взгляде скрытый вопрос, словно она нащупала мое слабое место и сейчас пыталась проверить, на сколько оно слабое.

"Дело в тебе", — почти сорвалось с моих губ, но это откровение было слишком даже для меня самого. Я не был готов к тому, чтобы принять эту правду в сию же секунду.

— Сдался он мне. — Всё, что я произнес тогда вслух.

И это была самая большая ложь за последнее время.

Потому что... еще как сдался.

Зоя

— Зоя, что случилось?!

— Ничего!

— Зо…

— Плохой день, пап! — прошмыгиваю мимо отца, который выскакивает из ванной на шум захлопнувшейся двери.

— И это повод вести себя, как…

— Как кто, папа? — спрашиваю раздраженно, не выдерживав. — Можно просто меня не трогать?

— Ты ведёшь себя, как...

— Как Надя? — вырывается у меня раньше, чем я успеваю прикусить язык.

Возможно, папа хотел сказать не это, но я уже насытилась тем, что они постоянно вгоняли меня в рамки. Словно я не дочь, а цирковое животное, которого готовят для выступления, поэтому произвол воспринимается в штыки.

— Эй, вообще-то, я здесь, мелкая! — Из моей комнаты вдруг выглядывает Надя, и по усмешке на её губах понимаю, что она все слышала. Слава богу, у неё хватает ума не обижаться на мои слова. — Идём-ка, проведу с тобой профилактическую беседу, — за руку утаскивает за собой в комнату.

— Так, сестричка, рассказывай, что случилось? — спрашивает сестра, едва мы оказываемся внутри.

Я закрываю дверь, скидываю сумку на пол и плашмя плюхаюсь на Надину кровать. Как же меня всё достало. И игры Ярцева, и наши ссоры. Это утро обещало вылиться в полне нормальный день, но Тимур вновь умудрился всё испортить. Я была права, когда решила, что его ночью подменили пришельцы. Ярцев априори не может быть милым и добрым. Его эго давно болеет звездной болезнью, поэтому не стоит надеяться на то, что минутные просветления разума помогут ему выздороветь.

— Дай угадаю, дело в твоем красавчике-парне? — Надя приземляется рядом.

— С чего ты взяла?

— Ну, судя по тому, что ударной волной чуть не выбило дверь в спальню, дело все-таки в нем.

— Ой, Надь, — закрываю горящее лицо руками. Я когда злюсь, иногда сама себя не контролирую.

И отцу грубить не хотела, просто попался под горячую руку.

— Давай, рассказывай. Что у вас произошло? Неужели первая ссора голубков?

Ага, я уже сбилась со счёту, мы же с Ярцевым постоянно ссоримся. Иногда это едкие подколы с его стороны и защитная реакция с моей. Иногда мы метаем маленькие дротики, пропитанные ядом взаимной ненависти. Иногда ведём себя как обиженные дети и просто не молча игнорируем друг друга. Вариаций много, но суть остается неизменной. Я не переношу его, он меня.

Смотрю на Надю и вздыхаю. Всё так сложно, и самое отвратительное, что я даже не могу поделиться с ней всем тем, что накопилось в душе. А там очень много всего, и больше всего меня пугают те чувства, которые во мне в последнее время начал вызывать Яр.

Умом понимаю, что он просто хорошо отыгрывает свою роль, вот только некоторые его действия сбивают с толку.

Сегодня, например, мне показалось, что он... приревновал меня к моему другу детства. Но ведь этого быть не может, не так ли?

Следовательно, эту чертову навязчивую мысль нужно отмести, как не жизнеспособную, однако я, то и дело, возвращаюсь к ней. Логичнее предположить, что Ярцев просто хотел насолить мне, докопавшись до Влада. Или его реально задели слова о том, что места у местных баскетболистов купленные.

Насчет последнего я еще поговорю с Владом. Все-таки с его стороны эти пустые обвинения полетели первыми, а Ярцев уже не смог усмирить свой пыл — он никогда не отличался кротким нравом, а тут, точно помахали красной тряпкой перед быком.

— Зоя, не пугай меня, — щелкает перед моим носом Надя, заставляя меня вынырнуть из своих мыслей. — Поделись, полегчает.

— Мы постоянно ругаемся, — качаю я головой, понимая, что должна высказать хотя бы это. Полуправда-полуложь. — Он меня бесит!

— Вот так удивила. — Закатывает глаза сестра, а потом добавляет уже чуть грустнее. — Не вы одни.

— Не мы одни? Можно подумать, вы когда-нибудь со Стасом ругались.

На моей памяти Надя и Стас были самой идеальной парой, которую только можно представить. Никаких стычек, только обнимашки и нежность. А еще красивые ухаживания со стороны Стаса — мимолетный взгляд в сторону вазы с ромашками, которые, как назло напоминая о подарившем их наглеце, все ещё выглядили свежесрезанными — и полная идиллия.

— Ругаемся. Почти каждый день. И... Ох, Зоя, я даже не знаю, что с нами происходит. Мне кажется, у него есть другая.

Надя выпаливает это на одном дыхании, и я только сейчас понимаю, что не заметила главного. Её глаза опухли так, словно она плакала всю ночь подряд.

Сердце ухает и срывается куда-то вниз, когда я вижу сестру в таком состоянии. А что если... я стала причиной её слёз?!

Зоя

— Что ты такое говоришь, Надя?

Голос от волнения становится сиплым, ладони потеют, и я нервно провожу ими по мягкому покрывалу.

— То и говорю, — сестра отводит взгляд в сторону. Видно, что ей не особо хочется делиться переживаниями, но и держать в себе невыносимо. — Чувствую это.

— Я не верю, Надь, — мотаю головой, наверное, больше пытаясь переубедить себя, нежели её. — Не верю, что Стас мог с тобой так поступить.

Мне, правда, очень тяжело слышать от Нади такие слова. Она одной своей фразой заставила пошатнуться мой идеал мужчины.

Вместе с этим мне очень больно за неё, как за сестру.

Неужели Стас мог так низко пасть? А что если Ярцев был прав, когда намекал на то, что жених моей сестры тот еще бабник?

— Почему ты так решила, Надь? — снова обращаюсь к сестре, мечтая лишь об одном — чтобы все оказалось глупой ошибкой.

— Я... Он изменился, Зой. В последнее время, я совершенно его не узнаю.

Надя обхватывает свои коленки руками, заставляя мое сердце сжаться.

Бедная моя девочка.

В сильнейшем душевном порыве подрываюсь с места и обнимаю её за худые плечи.

Оказывается, в такие моменты становится плевать на то, что ты втайне вздыхала по этому парню. На первый план выходят любовь и привязанность к близкому человеку. Ей сейчас больно, в сто раз хуже, чем мне, ведь ради Стаса она пошла наперекор родителям, бросила универ, а это, для них сравнимо с предательством, не меньше.

— Эта девчонка лишает себя будущего, — чуть ли не каждый день повторяла мама, когда мы садились за общий стол, и я случайно в разговоре касалась имени сестры.