Страница 2 из 3
Она побежала к двери, и только в этот момент Тихон заметил, что морская свинка прихрамывает.
– Что с ней? – спросил он у Норы.
– Долгая история.
Они сидели и молча пили молоко. Тихон разглядывал дом и Нору.
– А можно задать вопрос? Если не хотите, не отвечайте, – сказала Нора.
– Как я здесь оказался? – догадался Тихон.
– Да.
– Долгая история, – улыбнулся Тихон.
– Как у всех. У нас тут все с длинными историями собрались. Так что успеете рассказать. Почему вы не едите воробья?
– Не могу. Там, где я раньше жил, смотрел на воробьёв из окна. Они смешно чирикали и купались в лужах. В детстве мне всегда хотелось с ними поиграть.
– Да, я вас понимаю. Кажется, что понимаю. Но у нас тут ничего нет – ни консервов, ни мусорных баков, ни людей. Едим то, что можем добыть сами. Вы знаете, я даже не думала, что смогу охотиться. Как настоящая кошка. Марыся говорит, что у меня прирождённый талант. А вы – охотник?
– Нет, я скорее защитник.
– Защитник нам тоже не помешает. Надолго вы к нам?
– Не знаю… Вообще не понимаю, как я здесь оказался.
– Значит, лапы привели. А в городе у вас кто-нибудь остался из близких?
– Да, мама… и, надеюсь, ещё один… зверь. Друг моего отца.
Тихон замолчал, Нора тоже.
– Это кажется вам странным, да? Что я дружу с морской свинкой? – наконец, спросила она.
– Да нет. Я вообще с одной мышью дружил. Точнее, начал дружить. И мои родители, как оказалось, с некоторыми мышами были близкими друзьями.
– Да уж, – мяукнула Нора, – а у меня нет знакомых мышей. Были знакомые удав, лошадь, тигр и лев.
– Ничего себе! – искренне удивился Тихон. Удава он никогда не видел, как выглядели лошади знал. Художники любили изображать лошадей. Про львов и тигров он тоже был наслышан с детства. Ведь они считались дальними родственниками кошек.
– Мы были коллегами, – грустно заметила Нора.
– Как это? – Тихон не мог себе представить, как можно быть коллегой с лошадью. Коллеги – это ведь те, с кем работаешь. А как кошка могла работать с лошадью? И тем более с удавом или даже львом? Тихон живого льва никогда не видел. Только на картинке.
– Неужели вы меня не узнали? – удивилась Нора.
– Простите, нет, – Тихон не хотел обидеть новую знакомую, но ответил честно.
– Это даже забавно. Обычно я страдала от избытка внимания. То есть вы не знаете, кто я? – уточнила Нора и улыбнулась. У неё была прекрасная, завораживающая улыбка.
– Знаю. Вы кошка. Только очень красивая, – ответил Тихон и покраснел под шерстью, хотя кошки вроде бы не умеют краснеть и уж тем более смущаться. Так считается. Оказалось, очень даже умеют.
– И вы не знаете, кто такая Марыся? – Нора всё ещё улыбалась.
– Морская свинка. Смешная. А что? – ответил Тихон.
– Удивительно. Просто удивительно, – ласково заметила Нора.
– Но вы же мне расскажете? Про это место, про себя, – попросил Тихон, не желая расставаться с этой удивительной кошкой.
– Значит, долой скучные вечера! – радостно воскликнула Нора.
Если бы Тихон не проводил всё время в стенах музея в окружении картин, он бы наверняка узнал и Нору, и Марысю. Они ведь были настоящими звёздами. И знали их буквально все – от котёнка до канарейки. Нора даже по крыше не могла спокойно погулять – все её узнавали и начинали расспрашивать, как она поживает, что любит, с кем дружит. Просили оставить отпечаток лапы на кленовом листе на память в качестве автографа. Нора, устав от досужего внимания, пыталась прятаться – пачкалась в грязи, надевала плащ до самых лап, но её белоснежную шерсть и особенно глаза не узнать было невозможно. Марыся же имела талант притягивать неприятности. Она и минуты не могла провести спокойно – на неё всё время что-нибудь падало или она сама куда-нибудь падала. И если в сводках о происшествиях упоминалась морская свинка, которая застряла в трубе, потерялась, нашлась и снова где-нибудь застряла, можно было не сомневаться – речь шла о Марысе.
Но это, конечно, не являлось главным. Главное, что Нора с Марысей были очень знаменитыми и очень талантливыми артистками. Они выступали в театре зверей, и именно их любили девочки и мальчики вместе со своими родителями, бабушками, дедушками и домашними питомцами. Посмотрев представление, почти каждая девочка мечтала завести дома такую же кошку, как красавица Нора. А мальчики умоляли родителей купить им такую же морскую свинку, как Марыся. В театре выступали и собаки, и удав, и попугаи, и даже бегемот… Однако, когда на сцену выходила Нора, в зале замолкали и застывали на своих местах даже самые маленькие детишки, которые, как всем известно, не желают сидеть спокойно и тихо. Когда прекрасная кошка на специальных качелях взлетала высоко-высоко, под самый потолок, и оттуда, сделав сальто, спрыгивала вниз, даже самые хулиганистые мальчишки, которых ничем не удивишь, вскрикивали от ужаса и восторга. Нора летела вниз как белая молния, и, казалось, вот-вот разобьётся, но в самый последний момент она мягко приземлялась на все четыре лапы. Такой номер умели исполнять и другие кошки в театре, но лишь Нора могла заставить зрителя замереть и ахнуть, восхищаться кошачьей красотой и грацией. Именно это качество и называется талантом.
Уметь сделать так, как не может никто другой. Превратить трюк в спектакль.
Нора, конечно же, была безусловной звездой. Она не только играла в театре зверей, но и снималась в кино – в роли кошек. Позировала для журналов и рекламировала корм для кошек. Нора выступала в телепередачах о животных, по большим праздникам – в человеческих концертах со своим коронным номером, давала интервью кошачьим печатным изданиям. Её любили все – и звери, и люди. Потому что она была не только красивой, но и удивительно доброй и отзывчивой кошкой. К тому же вела себя совсем не так, как иногда ведут себя звёзды. У неё для каждого котёнка находилось доброе слово, для каждого человека – мурчание. Только один человек не любил Нору – директор театра, Антон Захарович.
Вообще-то Антона – по отчеству его никто не называл – звери не считали директором.
Настоящим директором был его отец – Захар Антонович. Вот его – большого, тёплого, с огромными усищами и громким, но ласковым голосом – звери обожали. Нора помнила, как Захар Антонович шёл мимо клеток и стойл, вдруг остановился, схватил своей огромной ручищей за шкирку её – тогда ещё котёнка, – поднёс к лицу, рассмотрел внимательно и вдруг шумно чмокнул прямо в нос.
– Ну ты не кошка, а конфетка! – воскликнул восторженно директор. – Так бы и съел! Красотка из тебя вырастет невероятная! И, по глазам вижу, умная! Звезда!
Захар Антонович ласково прижал Нору к груди, почесал за ухом, после чего аккуратно вернул в клетку и пошёл дальше. Нора так и сидела, не зная, как себя вести, ведь все звери сразу же посмотрели на неё другими глазами. Если Захар Антонович сказал, что малыш непременно станет звездой, значит, так тому и быть. Ещё ни разу не ошибся. У директора нюх был на таланты. Он колесил по городкам и сёлам в поисках зверей. Как правило, забирал их у плохих хозяев, которые не заботились о питомцах, подбирал на улице.
Захар Антонович не просто знал каждого зверя в своём театре по имени. Он понимал и чувствовал животных, будто сам был котом или даже слоном. Директор был в курсе всего – что любит на завтрак бегемот, какое настроение последние три дня у попугая, болит ли зуб у пуделя, как себя чувствует питон. Ему до всех было дело. Любой артист театра мог запросто войти, вползти или влететь в кабинет Захара Антоновича и, хлопая крыльями, щёлкая клювом или стуча копытом, рассказать о своих проблемах. Захар Антонович понимал все языки – от птичьего до лошадиного – и всегда помогал.