Демоны пустыни

Так, только бы спросонок не прибить его. Бурые нити оплетает его руки и шею, затягиваясь. Пепел с поднявшихся символов оседает на слабом потоке его силы, впитывая его в себя. Чуть усиливаю хватку за шею и парень, хрипя, приваливается к валуну.

Сердце отпускает, приток чужой силы бодрит немного, но достаточно, чтобы я мог сесть. Осторожно выглядываю — никто в нашу сторону не смотрит. Пара пустынников с Игнатом дежурят у входа.

Остальные рассредоточились по пещере, почти все лежат. Только командир явно проводит проверку припасов и оборудования — перед ним свалены рюкзаки.

Перевожу взгляд на незнакомца. Со стороны должно казаться, что мы разговариваем. Собственно, поговорить я и хочу.

Злоба в его глазах меняется на непонимание. Он не может пошевелиться и даже говорить. Немного ослабляю давление. То, как послушно реагирует сила, придает мне еще немного энергии.

— Ты кто вообще такой? — задаю ему главный вопрос и стучу в надпись на каске. — Панаевский?

— Хррр, — он прочищает горло и сдавленно отвечает. — Да. Ты даже не запомнил род, который подставил.

— Чего? — я трясу головой. — Кого я подставил? Ты о чем вообще? И кто тебе Глеб Панаевский?

— Не делай вид, что не понимаешь о чем речь, я все знаю, — он пытается приблизиться и мне приходится снова его слегка придавить. — Что… Что это такое?

— Особое родовое умение, — усмехаюсь. — Спокойные переговоры называется. Не дергайся, тогда не пострадаешь.

Но я уже не уверен, что долго удержу свою «чужую» силу. Она начинается едва заметно пульсировать, пробуждаясь. Жадная, зараза, не нравится ей, когда дразнят. Я так и не понимаю, что она может делать.

Экспериментировать на недружелюбном, но вроде как своем, как-то нехорошо.

— Не слышал о таком… — бормочет парень, хмурясь.

— Предполагаю, что ты о многом не слышал. А некоторое из того, что слышал, и вовсе чушь. Так кто ты такой? И кем тебе был Глеб Панаевский?

— Отцом он мне был, тварь, — сквозь зубы рычит он, снова заводясь.

Ну вот тебе и наследие былых встреч. Хтонь, мог бы и догадаться, что при таких густонаселенных аристократических семьях, и у психопата есть отпрыск. А то и не один. Сколько ему было, сороковник? К этому времени немало можно настругать…

Я слегка придавливаю шею и отпускаю, как только вижу, что губы его начинают белеть.

— Давай без этого, — вежливо прошу я. — У меня очень плохое настроение, а терпение так вообще закончилось демоны знают когда. Объясни нормально.

— Ты убил моего отца! Так нормально объяснил? — глаза парня вспыхивают злостью.

— Я не убивал. Кто тебе вообще такое сказал?

— Не ври! — он шипит, но на крик не переходит, не привлекая внимания. — Я знаю, что он занимался тобой. И после его смерти слышал от старших о контрибуции. Тебе лично!

Контрибуция? Я пытаюсь вспомнить значение мудреного слова. Это вроде выплата победителю. Мне лично род Панаевских что-то там выплатил, а я и не знаю? Ну прекрасно, ну дед, вот старый хрыч. Вот выберусь, дождешься ты разговора по душам.

Интересно, если прорыв хаоса в столице замаскировали под взрыв газа, то как выставили смерть безопасника? Знай этот воспылавший местью о демонах, обвинял бы их, а не меня.

— То есть того, что это я виноват в его гибели, ты не слышал? — вкрадчиво спрашиваю я.

— Это и дураку ясно! Контрибуцию выплачивают только после прямой схватки.

— Так и что тебе сказали?

— Что не моего ума дело, — скукоживается он, но не надолго. — Да вот только не на того напали! Я не оставлю смерть отца без ответа!

— Да успокойся ты, — я раздраженно морщусь и снова затягиваю силу на шее.

Панаевский сипит, скребя руками по невидимой удавке. Борется отчаянно, не сдается. Я даже проникаюсь уважением. Не понял, чем его прихватили, но не боится.

— Повторю еще один раз. Я не убивал твоего отца. Могу дать тебе слово княжича.

Парень замирает, смотря на меня с недоверием. В глазах его борьба. Нарушить слово, насколько я понял, без непоправимого ущерба для здоровья, невозможно. Обойти, частично, при очень специфических обстоятельствах, можно. Но соврать напрямую не выйдет.

И мне приходится подтвердить обещание, дав это слово. Наши силы сплетаются и расходятся, оставляя частички себя внутри. Это простое взаимодействие во мне вызывает легкую дрожь.

— Но… — теперь он совершенно растерян. — Но как тогда? Что случилось? Как умер мой отец?

— А вот этого я сказать тебе не могу, извини. Дал слово императору.

— Императору? — Панаевский таращится на меня со священным ужасом. — Самому императору?

— Да, лично, самому, — киваю и отзываю силу. — Могу только сказать, что он погиб не от руки человека. И защищая других.

Приходится говорить медленно и подбирать слова. Надеюсь он не зацепится за это «не от руки человека». Но он цепляется за совсем другое.

— Но почему тогда мой род выплатил тебе целое состояние?

Какой хороший вопрос. Только вот меня как-то не удосужились проинформировать. Ни о версии гибели Панаевского, ни о «целом состоянии».

— Честно, не знаю. О чем договорились старшие и почему так — я не в курсе, — признаюсь я. — Тебя хоть как зовут то?

— Глеб, — с грустью отвечает он. — В честь отца.

Боги, вы там, смотрю, неплохо потешаетесь на небесах, или где вы наблюдаете за забавными людишками. Глеб Панаевский, второй, собственной персоной. Еще и с таким же родовым умением, как у бати. Надеюсь, он не унаследовал и слепой фанатизм.

— Игорь. Ну вот и познакомились, — ворчу я, поднимаясь на ноги и протягивая ему руку.

Он смотрит на мою руку с подозрением, потирая шею. Но решается и подает свою. Рассеянно пожимает.

Жаль, что не могу рассказать ему про демонов. Его бы дурь сейчас как раз против них направить, и было бы отлично. Но он дает мне еще одну пищу для размышлений. Точнее подтверждение догадки.

Панаевский, как и его отец, смог использовать кровавое родовое умение только из-за уверенности в своей правоте. Можно сказать, что младший Глеб тоже фанатично верил, что я убийца и ушел от справедливого наказания.

А если это так — то тут такая огромная брешь в системе, что жуть берет. Допустим, силу можно применить только при исключительных условиях. Как прямая угроза империи или преступник, избежавший страшного наказания.

Но даже при таком раскладе — можно подстроить все так, что и боги не докопаются до использования своего дара. Мне такие интриги и игры в долгую неинтересны, но есть же умные люди.

— Давай-ка наш разговор оставим между нами, — предлагаю я, глядя как он озирается, не зная, что дальше делать.

Вот так всегда, прешь за отмщением, а получаешь пшик. Да убей бы он меня, тоже теперь стоял бы с такой непонимающей рожей. Надеюсь только, что когда вернусь в свой мир и найду наставника, меня не будет ждать такое же разочарование.

— Хорошо, — кивает Глеб. — Спасибо. И… извини.

Ну потерявшийся щенок, видят боги. Но места в нашей группе поддержки уже нет, уж прости, парень. Я утешительно хлопаю его по спине.

Сон с меня окончательно слетает. И я иду к старлею, разузнать как наши дела.

В пещере прохладно и сухо, но даже сюда залетает яростный ветер пустыни. В воздухе мерцают песчинки, и навязчиво фонит тлетворным хаосом.

— Ты уже очнулся? — удивляется командир. — Отдохнул бы еще, кто знает, когда удастся в следующий раз.

— Я в порядке, — вру я ему и присаживаюсь рядом. — Как наши дела?

— Хреново, — со свистом сплевывает он.

Как он умудряется плеваться при таком обезвоживании — для меня загадка. Мой язык упорно присыхает к небу, а рука постоянно тянется к фляге.

— Запасов на пару дней, — продолжает сталей. — Это если сильно урезать порции. С водой дела еще хуже. Если ты не умеешь находить в пустыне воду, то нам и пары дней не протянуть.

Я задумываюсь. Мне, похоже, простой путь куда надо, найти сложно, не то, что источник воды. А шляться серди бури, кишащей демонами, проверяя предположения — так себе идея. Мотаю головой: