Страница 18 из 28
– Вот и он. Дом, в котором скоро окажетесь вы и ваш альбом с загадками.
Харриет же воскликнула:
– Ах, какой чудесный дом! Какой красивый! И вот они – эти желтые занавесочки, которыми так восхищается мисс Нэш!
– Сейчас-то я в эту сторону нечасто хожу, – продолжала Эмма, – однако когда вы тут поселитесь, у меня появится необходимый повод постепенно, день за днем знакомиться ближе со всеми этими кустиками и деревьями, калитками и прудиками.
Харриет, как оказалось, ни разу не бывала в самом доме, и любопытство ее было столь велико, что, учитывая все обстоятельства, Эмма сочла это таким же свидетельством любви, как и то, что мистер Элтон разглядел в Харриет острый ум.
– Что б такого выдумать, чтобы нам туда зайти… – вслух размышляла Эмма. – Ничего в голову не приходит. Ни служанки, о которой я хотела бы навести справки у его экономки, ни послания от отца…
Так ничего она и не придумала. Спустя некоторое время Харриет вновь нарушила тишину:
– Мисс Вудхаус, но я никак не пойму, отчего же вам кажется, что вы не выйдете замуж. Ведь вы с легкостью можете очаровать любого!
Эмма засмеялась и ответила:
– Харриет, того, что я такая очаровательная, в этом деле еще недостаточно. Необходимо, чтобы и другие люди – хотя бы один – тоже смогли меня очаровать. И мне не просто кажется, что я не выйду замуж, я вообще замуж не собираюсь.
– Ах, это вы так говорите, однако же я вам совсем не верю!
– Переменить решение меня заставит лишь человек, достоинствами превосходящий всех моих знакомых. Мистер Элтон, как вы понимаете, – спохватилась она, – не в счет. Да я и не желаю встречать подобного человека и бороться с искушением. Мне нравится моя жизнь такой, какая она есть. И если бы я вышла замуж, то непременно об этом бы пожалела.
– Помилуйте! Как странно слышать от женщины такие слова!
– У меня нет тех причин, по которым женщины обычно вступают в брак. Конечно, если бы я полюбила, то тут уж совсем другой разговор! Однако я никогда не любила и вряд ли когда-нибудь полюблю, это совершенно не в моем характере. А без любви менять что-то в моей жизни было бы просто глупо. Богатства мне не нужны, занятия я не ищу, положения тоже. Полагаю, редкая женщина – такая же полновластная хозяйка в доме мужа, как я в Хартфилде. К тому же ни один мужчина на свете не сможет любить и уважать меня, ставить во всем на первое место и считать всегда правой так, как мой батюшка.
– Но ведь вы станете старой девой, как мисс Бейтс!
– Харриет, я с вами согласна, это ужасающее будущее, и если бы я рисковала стать как мисс Бейтс – такой же глупой, вечно бодрой и улыбающейся без повода, нудной, неразборчивой и невзыскательной, такой же болтливой и норовящей всем вокруг рассказать все и обо всех… Да я бы завтра же выскочила замуж! Но я уверена: между нами нет иных сходств, кроме того, что мы обе не замужем.
– Но ведь вы все равно станете старой девой! Как ужасно!
– Не беспокойтесь, Харриет, мне не грозит стать бедной старой девой – а именно бедность и вызывает у общества презрение к безбрачию. Незамужняя женщина с крошечным состоянием и становится той самой нелепой и всем противной старой девой! Предметом насмешек детворы. А вот незамужняя дама с приличным состоянием, напротив, пользуется всеобщим уважением и, вероятно, так же разумна и приятна в общении, как и все остальные члены общества. Разделение такое на первый взгляд может показаться несправедливым и предвзятым, однако же не стоит забывать, что скудный доход нередко оскверняет ум и портит нрав. Те, кто едва сводит концы с концами и кто вынужден вращаться в очень узком и, как правило, низшем кругу общества, становятся грубыми и озлобленными. Тем не менее к мисс Бейтс это не относится. Она лишь мне кажется чересчур благожелательной и глупой, а остальным вполне нравится, даже будучи незамужней и бедной. Бедность ее ничуть не осквернила, и полагаю, даже свой последний шиллинг она бы раздала другим. Ее никто не боится, и это несомненное достоинство.
– Помилуйте! Но что же вы будете делать? Чем же вы будете занимать себя на старости лет?
– Харриет, я думаю, что обладаю вполне живым и деятельным умом, способным на всякие выдумки, а потому не вижу причин, по которым лет в сорок-пятьдесят мне было бы труднее занять себя, свои руки и голову, чем в двадцать один. Обычные женские занятия останутся для меня все так же доступны, может, лишь интересы немного изменятся. Если перестану рисовать, то буду больше читать, если заброшу музыку, то начну вышивать. Что же до предмета заботы и привязанности – то его незамужней женщине и вправду может не хватать. Однако мне бояться нечего, ведь дети есть у моей любимой сестры. И я уверена, детишек этих будет предостаточно, чтобы их тетушка могла порадоваться на старости лет. С ними мне хватит и надежд, и забот, и хотя, конечно, любовь моя будет отлична от родительской, я полагаю, что она подойдет мне куда больше, чем чересчур горячая и слепая любовь матери. Мои племянники и племянницы!.. Надеюсь, племянницы будут гостить у меня почаще.
– А вы знаете племянницу мисс Бейтс? То есть наверняка вы ее сотни раз видели, но представлены ли вы?
– О да! Представлены, и всякий раз, как она приезжает в Хайбери, нас непременно заставляют знаться. Да уж, этого примера, к слову, предостаточно, чтобы никогда и никому не рассказывать о своих племянницах. Боже упаси! Во всяком случае, я не способна так докучать людям со всеми маленькими Найтли, как она со своей Джейн Фэрфакс. Тошнит уже при одном ее упоминании. Каждое ее письмо непременно перечитывается по сто раз, снова и снова передаются приветы друзьям, а если уж она вдруг пошлет тете фасон корсажа или свяжет для бабушки подвязки, то разговоров об этом хватит на месяц. Я желаю Джейн Фэрфакс только добра, но рассказы о ней надоели мне до смерти.
Подруги уже подходили к нужному домику, и их праздный разговор постепенно затих. Несчастья бедняков всегда внушали Эмме великое сострадание и позволяли облегчить не только ее совесть, давая свободу таким качествам, как заботливость, доброта, милосердие и терпение, но и ее кошелек. Она снисходительно относилась к невежеству и соблазнам, преподносимым им судьбой, и не тешила себя романтическими надеждами повстречать выдающиеся добродетели у тех, кого не коснулось просвещение. Эмма с готовностью сочувствовала их невзгодам и всегда предлагала помощь столь же искусно, сколь добросердечно. На этот раз она пришла к семье, бедность которой отягощалась еще и недугами, и, пробыв у них столько, сколько требовалось, чтобы утешить и помочь советом, Эмма покинула дом под сильным впечатлением и снаружи сказала Харриет:
– Бывают картины, на которые посмотреть полезно. Как меркнут в сравнении с ними любые мелкие невзгоды!.. Сейчас мне кажется, что я весь день смогу думать лишь об этих несчастных, и все же кто знает, сколь скоро я о них позабуду.
– Как вы правы, – ответила Харриет. – Бедняжки! Невозможно думать о чем-то другом.
– По правде говоря, полагаю, впечатления наши не скоро изгладятся, – продолжала Эмма, выходя за низкую живую изгородь и аккуратно спускаясь на дорогу по шатким ступенькам, которыми заканчивалась узенькая скользкая тропинка через сад. – Да, думаю, не скоро, – повторила она, оглядев еще раз разваливающийся домик и вызвав в памяти картины еще большей нищеты внутри него.
– Разумеется, нет! – отвечала ее спутница.
Они продолжили путь. Дорога сделала некрутой поворот, и за ним подруги наткнулись на мистера Элтона. Причем предстал он так близко, что Эмма только и успела сказать:
– А вот, Харриет, и неожиданное испытание наших благих помыслов. Что ж, – улыбнулась она, – надеюсь, наше сострадание принесло несчастным облегчение, а это значит, что главное дело сделано. Если нам их жаль, значит, нужно сделать все, что в наших силах, чтобы им помочь, а все остальное – лишь пустое сочувствие, мучительное для нас самих.
Харриет успела пробормотать только: «Да, разумеется», – как молодой человек поравнялся с ними. Разговор их зашел в первую очередь о нуждах и страданиях бедной семьи. Мистер Элтон как раз направлялся к ним, однако теперь решил отложить свой визит. Они обсудили, что можно и нужно сделать для несчастных, и мистер Элтон решил проводить дам.