Зачарованный апрель

Мистер Бриггс сказал, что нужно будет доехать поездом до Меццаго, а там взять экипаж. Но он забыл о том, что в Италии поезда имеют обыкновение опаздывать, и его подопечные могут приехать не в восемь часов вечера, а в полночь. Поезд опоздал на четыре часа, и дамы оказались на платформе маленькой станции, где не было ни зала ожидания, ни носильщиков и ни души кругом. Их положение было бы просто ужасно, если бы не предусмотрительность Доменико, садовника из Сан-Сальвадор. Он знал, что поезд наверняка опоздает, а ночью экипажа на станции не достать, и послал своего двоюродного брата Беппо с приказом не возвращаться без гостей. Именно этот молодой человек неожиданно возник из темноты, до смерти напугав миссис Арбитнот и миссис Уилкинс, которые стояли подле своего багажа в полной растерянности.

Беппо был весьма приличным юношей, но его неожиданное появление, быстрая непонятная речь и подозрительная шляпа очень испугали дам. Им не понравилась решительность, с которой он схватил их багаж. Правда, в потоке непонятной итальянской речи они уловили название своего замка и поспешили за ним следом, стараясь не упускать из виду чемоданы. Вскоре они увидели небольшой экипаж с поднятым верхом. Лошадь, запряженная в него, выглядела погруженной в глубокую задумчивость, но как только дамы сели, она очнулась и пустилась вскачь, оставив позади и кучера, и вещи. Бенно бросился за ней, оглашая окрестности громкими криками, и вскоре поймал вожжи, волочившиеся по земле. Он взгромоздился на козлы, на ходу объясняя перепуганным женщинам, цеплявшимся друг за друга, что эта лошадь – сильное, горячее животное и всегда торопится в путь. Он заботится о ней, как о собственном ребенке. Он говорил правду, и его речь была бы вполне уместна, если бы он не забыл, что приезжие дамы – англичанки. Несмотря на яркость и образность его речи, они только недоуменно смотрели на него. По-итальянски ни одна из молодых женщин не знала ни слова. Договариваясь об аренде с владельцем замка, они совершенно упустили из виду этот момент. Им казалось, что у молодого, воспитанного английского джентльмена прислуга в доме обязательно должна говорить на понятном языке. Однако они не знали, что мистер Бриггс провел детство в Италии, знал итальянский язык как родной и поэтому не утруждал себя наймом прислуги в Англии. Все, кто работал в замке, были родом из ближайшей деревушки. Это были простые, милые люди, работящие и нетребовательные. Мистер Бриггс не придавал большого значения церемониям, поэтому его вполне устраивало такое положение вещей, и он даже не подумал, что у гостей могут возникнуть какие-то проблемы. Однако они были, и молодые дамы убедились в этом сразу же по приезде.

Всю дорогу Бенно продолжал говорить с ними. Он думал, что рано или поздно женщины начнут понимать его речь, надо только говорить громче и больше жестикулировать.

«Они обе, – заметил он про себя с симпатией, – очень славные. Такие беленькие, большеглазые, точь-в-точь изображение Пресвятой Девы в алтаре».

Если пассажирки показались вознице очень симпатичными, то он, с их точки зрения, выглядел настоящим чудовищем. При свете ламп, развешанных на перроне, они увидели смуглое, непривычно живое лицо и довольно потрепанную одежду, не внушавшую особого доверия к ее обладателю. Он сидел на козлах, и, как только экипаж оказался на пустой дороге, молодые женщины уже не могли рассмотреть ничего и только представляли себе того, кто правил лошадью, причем чем дальше, тем он казался страшнее. Доносившаяся из темноты быстрая, непонятная речь еще увеличивала их смятение. Им казалось, что странный человек везет их в какое-то разбойничье логово, где непременно произойдет что-нибудь ужасное. Обе женщины молились про себя и ежились от страха. Единственное, что миссис Арбитнот и Уилкинс могли сделать в продолжение этой поездки, – это время от времени переспрашивать: «Сан-Сальвадор?» – на что возница с неизменным добродушием отвечал:

– Si, si, San Salvador[2].

– Конечно, мы не знаем, действительно ли он нас туда везет, – сказала миссис Арбитнот после того, как они миновали деревню и уже в продолжение довольно долгого времени ехали по пустой и темной дороге.

С одной стороны тянулась невысокая стена, из-за которой слышался шум моря. Судя по всему, она должна была предохранять экипажи от падения. С другой стороны возвышалось что-то огромное и черное. Это были скалы.

– Нет, не знаем, – откликнулась миссис Уилкинс. Холодок пробежал у нее по спине.

Обе путешественницы чувствовали себя очень неуютно. Дорога была такой пустой, такой темной… Что, если сломается колесо? Что, если они встретят бандитов? Обе женщины читали газеты, в которых описывалось разнузданное поведение итальянских бандитов, и ужасно боялись их.

Женщины очень жалели, что не остались на ночь в Генуе. Казалось, что счастье так близко, что нужно спешить и как можно скорее оказаться на месте. Днем, когда было светло и кругом толпился народ, это казалось очень простым. Если бы они знали итальянский, то, скорее всего, дважды подумали бы перед тем, как продолжить путь. Все пассажиры знали, что поезд идет с большим опозданием. Если бы путешественницы поговорили с кем-нибудь из местных жителей, безусловно, получили бы совет снять на ночь номер в гостинице и спокойно поехать в Меццаго утренним поездом. Однако они этого не сделали и в результате были вынуждены терпеть все ужасы и неудобства ночного путешествия. Вдобавок обеим смертельно хотелось спать. Они ужасно устали, но коляска, которую то и дело бросало из стороны в сторону на поворотах, и резкий, пронзительный голос возницы, не умолкавшего ни на минуту, не располагали к отдыху. Обе бранили себя за непредусмотрительность. Что с того, что полдня были бы потеряны из-за непредвиденной остановки. Это ничего в сущности не меняло. Правда, тогда они нарушили бы свои планы, но теперь, темной ночью, это уже не казалось таким уж важным. В крайнем случае, их случайные компаньонки могли бы сами позаботиться о себе. Они не выражали никакого желания, чтобы к их приезду специально готовились, и, следовательно, не могли ожидать особого отношения. Хотя втайне подруги считали себя временными владелицами Сан-Сальвадор, а остальных – только жильцами, но если рассудить здраво, все в равной мере вносили свою долю за аренду, а значит, пользовались равными правами.

Беппо то и дело поворачивался к своим спутницам, для того чтобы пояснить свою речь особенно выразительным жестом. Не важно, что они почти не могли разглядеть этого в темноте; молодой человек был уверен, что его прекрасно понимают. На самом деле женщины умирали от ужаса, потому что Беппо каждый раз отпускал поводья, чтобы освободить себе руки, и лошадь на это время оставалась без присмотра. Как они жалели, что в свое время не удосужились выучить итальянский язык. Не имея возможности сказать хоть одно слово, которое их возница мог бы понять, они изо всех сил махали руками и показывали вперед.

Бенно решил, что его просят ехать быстрее, и пустил лошадь вскачь. Следующие десять минут экипаж мчался с невероятной быстротой, подскакивая на ухабах, ежеминутно грозя опрокинуться и вывалить седоков на дорогу. Все это продолжалось до тех пор, пока возле Костанего дорога не начала круто подниматься вверх. Лошадь за долгие годы успела изучить каждый дюйм этого пути и немедленно перешла на неторопливый шаг.

Уверенный, что доставил удовольствие своим спутницам, Бенно повернулся в ожидании благодарности. Он был очень горд резвостью своего скакуна, однако дамы не разделяли его восторга: если это возможно, они еще больше побледнели. Юноша просто умилялся, глядя, как их нежные личики светятся в темноте. Ему казалось, что он везет святых, в то время как это были всего лишь две перепуганные женщины, которых беспечность возницы и темнота довели почти до обморока.

Когда экипаж поднялся на вершину холма, впереди показалась деревня. Закончилась стена скал, стих шум моря, и появились дома. Нигде не было ни огонька, вокруг ни души. Все обитатели деревни давно уже отправились спать, и никто не интересовался запоздавшими путешественницами. В этих местах крестьяне вставали с первым лучом солнца, чтобы приняться за свой ежедневный труд, и потому ложились очень рано, чуть ли не сразу после заката.

2

Да, да, Сан-Сальвадор (ит.).