Страница 12 из 18
– Да, да. Об этом не может быть и речи! Евреи бросят его в тюрьму.
– Евреи?
– Конечно! В Германии власть снова захватили евреи. Никому бы и в голову не пришло навредить такому пожилому и безобидному человеку, как мой муж. Господин Лотц, вы сами разве не рискуете, так часто посещая Германию?
– Рискую? Чем?
– Ну, я просто подумала… не обращайте внимания. Вы знаете, вчера у нас был замечательный гость. Я поклялась никому о нем не рассказывать! Он приехал инкогнито. Из Южной Африки. Они с Иоганном без умолку говорили два дня. Боже, это было как в добрые старые времена.
– Меня зовут Омар Амин, – представился Вальтрауд престарелый нацист.
– Перестань говорить глупости, мой дорогой, – вмешалась его жена. – Тебя, как и прежде, зовут Иоганн фон Леер, и нет никаких оснований стыдиться этого имени. Это честное имя, и когда-нибудь немецкий народ снова будет им гордиться.
К нам подошел высокий седой мужчина с морщинистым лицом.
– Мое почтение, уважаемая фрау и герр профессор.
– Хайль Гитлер, герр доктор, – скрипучим голосом отозвался хозяин дома.
– Я думаю, в этих условиях более уместно было бы сказать «добрый вечер», – поморщился доктор, оглядываясь по сторонам.
– Ах, не обращайте внимания на Иоганна, он любит снова переживать прошлое. Доктор Эйзель, позвольте представить вам очаровательную пару, господин и госпожа Лотц. Доктор Эйзель, официальный врач авиационных заводов. Он заботится о немецких специалистах.
Так вот какой он, доктор Эйзель. Я заметил, как у Вальтрауд перехватило дыхание. Этого убийцу разыскивала полиция по меньшей мере дюжины европейских стран. Как врач в нацистских концлагерях, он проводил медицинские «опыты» на узниках, обрекая тысячи мужчин, женщин и детей на медленную и мучительную смерть. Я слышал, что он жил в Египте, что правительство предоставило ему убежище и хорошо оплачиваемую работу, но я впервые лично с ним встретился. Я предостерегающе взглянул на Вальтрауд, опасаясь, что она может выдать себя. Нам нужно было играть свою роль, и это было частью нашей игры. Отказавшись от рукопожатия и нескольких дежурных слов вежливости, мы обратили бы на себя внимание всех гостей. Я кратко пожал ему руку и сказал несколько ничего не значащих слов, что-то вроде того, что я рад с ним познакомиться. Вальтрауд достала носовой платок и стала тереть глаза.
– Извините, кажется, мне что-то попало в глаз. Фрау фон Леер, могу я пройти в ванную?
– Разумеется, дорогая, – сочувственно ответила фрау фон Леер. – Я вас провожу.
«Очень элегантно, молодец, Вальтрауд», – отметил я про себя.
Я хорошо понимал отвращение, которое вызвала у моей жены перспектива пожать руку убийце. У меня у самого от этого мурашки забегали по коже. С другой стороны, некоторые немецкие специалисты занимались здесь созданием бактериологической начинки для египетских ракет, и их надо было остановить любой ценой.
К нам подошел египтянин, которого фон Леер представил как какого-то Ахмеда, который завел с Эйзелем разговор о новейшем рентгеновском оборудовании. Тем временем фон Леер взял меня под руку и отвел в сторону.
– Пойдемте, дорогой Лотц, присядем на веранде, выпьем по чашечке кофе или бокалу вина. Хотите верьте, хотите нет, но у меня есть бутылка настоящего мозельского!
Он подозвал слугу и на медленном, академическом арабском языке приказал принести бутылку. Мы устроились в плетеных креслах в углу веранды. Дневная жара прошла, уступив место прохладному бризу. Фон Леер предложил мне сигару и зажег ее. Сам он не курил. Слуга принес бутылку вина и бокалы.
– Прозит, мой дорогой мальчик!
– Ваше здоровье, профессор.
– О, какое прекрасное вино. Просто физически ощущаешь себя на юге Германии.
– Да. Прекрасно. А как там хорошо!
– Как хорошо, что ветерок отгоняет москитов.
Мы еще отхлебнули из бокалов.
– Вы раньше встречались с доктором Эйзелем?
– Нет. Он редко бывает в каирском обществе.
– Я имею в виду, вы не встречались с ним в Германии во время войны?
– Нет, я его никогда не встречал. Германия очень большая, профессор.
– О да. Но она была еще больше в дни нашего величия. Я думал, что вы с ним встречались во время войны. А где вы служили?
– Я служил в Африканском корпусе, 115-я дивизия. Я уже, кажется, рассказывал вам.
– Да, помню, вы говорили мне. И я понимаю, почему вы это всем говорите. Это очень предусмотрительно. Было бы глупо говорить всем правду. К тому же это опасно.
– Не понимаю вас, профессор? Это действительно правда.
– Ну-ну, Лотц. Вы достаточно умны. Но вам не надо играть со мной в эту игру. Разве мне нельзя верить? Фюрер мне верил, доктор Геббельс мне верил, и я никогда не подводил их.
– Я не совсем понимаю, о чем вы говорите. Никто не сомневается в вашей порядочности, профессор, но какое это имеет отношение к теме нашего разговора?
– Хорошо, хорошо, – понимающе улыбнулся фон Леер. – Если вы не хотите выкладывать все карты на стол, никто не заставляет вас делать это. Во всяком случае, уж я-то вас, дорогой оберштурмбаннфюрер, никогда не выдам.
– Оберштурмбаннфюрер? Не выдам? Это шутка?
– Нет, не шутка. Пожалуйста, дорогой Лотц, не считайте меня полным идиотом. Я старый человек, и кое-кто говорит у меня за спиной, что я выжил из ума, но у меня отличная память на лица. Я встречался с вами на одном собрании в Ванзее. Я уже не помню точно повод и дату этого собрания, но это происходило ближе к концу войны. Вы были в шикарной форме оберштурмбаннфюрера. Не отказывайтесь, мой дорогой мальчик. Я рад, что вы один из нас и храните наши секреты. Никто, кроме нескольких избранных, не узнает об этом, я вам обещаю.
– Несколько избранных, профессор, вы ошибаетесь! Вы меня путаете с кем-то, и, пожалуйста, не говорите об этом никому. Вы хотите разрушить все. Неужели вы не понимаете, какой вред это может причинить мне, если не здесь, то в Германии.
Я был не на шутку расстроен, но постепенно верх взяло чувство изумления. Я общался с довольно неприятными людьми, но сам не являлся частью этой компании. Постепенно у меня созрело определенное решение.
– Хорошо, – сказал он с обидой в голосе. – Я понимаю, почему вы не хотите, чтобы об этом стало известно. Вы должны быть счастливы тем, что можете бывать в Германии. И я, конечно, не хотел бы лишать вас такой возможности.
На веранду вышла Вальтрауд в сопровождении полковника Мохсена Сабри. Сабри отвел меня в сторону и спросил, как мне понравились сегодняшние скачки.
– Очень, – ответил я. – А как ты? Как обычно, выиграл?
– Нет. Проиграл последнюю рубашку. В самом деле, я абсолютно на мели. Послушай, Рыжий, не мог бы ты снова дать мне взаймы некоторую сумму? Мне срочно нужны деньги. Ты окажешь мне большую услугу.
Итак, речь шла еще об одной «ссуде». До нее уже было три или четыре подобные «ссуды». Естественно, что вопрос о возврате денег никогда не возникал. Для таких лиц богатые иностранцы представляли собой естественную добычу. Отказывать ему было определенно не в моих интересах.
– Сколько тебе надо, Мохсен? Пятьдесят фунтов хватит?
– Дай семьдесят пять. И пожалуйста, Рыжий, можно в долларах, а не в египетских фунтах. За них я получу больше.
Ничего не поделаешь, подумал я, доставая свой бумажник. Израильским налогоплательщикам придется взять на себя это бремя.
Взяв Вальтрауд под руку, я прошел с ней в конец большой Г-образной комнаты, где около фортепиано собралась веселая и шумная компания, в которой выделялись немецкие специалисты Бреннер и Шонманн. На верхней крышке инструмента стояли несколько бутылок шампанского и бренди. Бреннер, с более, чем обычно, раскрасневшимся лицом, размахивал своим бокалом перед носом Шонманна.
– И я утверждаю, что испытание прошло успешно! – повторял он на повышенных тонах. – С лопатками все было в абсолютном порядке. Если бы не твои гении, которые ухитряются сделать г… из всего, к чему они прикасаются, мы бы уже через полгода запустили бы эту штуку в массовое производство. Из-за твоих болванов мы все еще на стадии экспериментов.