Страница 15 из 63
Но главное, что Гастону не понравилось — это интонации, с которыми его хозяйка Настасья разговаривала по своей коробочке. Одних этих интонаций хватило бы, чтобы его встревожить: такого взвинченного тона он от Настасьи совсем не ожидал. К тому же, Гастон знал и понимал немало слов из людского лексикона, однако из сказанного Настасьей он ясно уловил только одно слово: поскорее. И это слово хозяйка повторила несколько раз — не только с нетерпением, что было и понятно, но и с едва скрываемым раздражением. По этой же самой коробочке кто-то что-то ей ответил, но что именно — этого Гастон не разобрал. Но, едва только раздался хорошо знакомый ему звук дверного звонка, пес мгновенно уразумел: к ним в гости пришел именно тот человек, с которым Настасья говорила. И ньюфаунленд, знавший, что такое видеоглазок, поглядел на изображение на дисплее куда более пристально, чем его хозяйка.
Так что, в отличие от Настасьи, черный пес мгновенно уразумел, в чем состоял подвох. Уж его-то было не так просто провести! Он бы, пожалуй, даже попробовал предупредить свою хозяйку — гавкнул бы разок-другой, к примеру. Но — в обнаруженном подвохе Гастон не узрел ровным счетом никакой опасности для Настасьи. Ведь человек, которого он увидел на дисплее, был ньюфу прекрасно знаком. И пес даже считал его почти своим человеком.
А вот Настасья — та ничего не понимала до того самого момента, как отперла все замки на двери. И — даже тогда догадалась не сразу. Что, впрочем, вряд ли можно было считать удивительным — учитывая полную неспособность людей различать запахи. Уж сам-то Гастон тут же смекнул бы, кто вошел — даже и без короткого наблюдения за дисплеем. Этот запах — смесь дорогого одеколона, каких-то лекарств и кожаной одежды — он распознал мгновенно. Так что изумление Настасьи в каком-то смысле даже позабавило черного пса. Точнее — позабавило бы, если бы не вызвало у хозяйки такой досады и такого огорчения.
3
Настасья отперла дверь, настолько уверенная в том, кого именно она увидит на пороге, что видела именно её, даже тогда, когда она вошла в квартиру. Эта высокая худощавая женщина, с пестрым платком-палантином на голове, в красном кашемировом пальто до пят — Настасья ни мгновения не сомневалась, что видит перед собой новое воплощение своей мамы, принявшей облик бывшей Настасьиной соседки по дому Карины. Той злобной неудачницы, мозговым экстрактом которой Настасьин отец воспользовался, чтобы вернуть из страны безликих Марию Рябову.
— Привет, Маша! — Настасья сделала пару шагов назад, чтобы впустить в прихожую свою мать.
И только тогда, когда гостья начала двигаться, до девушки стало доходить: её провели! Эти шаги — они были легкими и пружинистыми. И — да: Настасья хорошо знала эту походку. Вот только — это была вовсе не походка её матери.
— Здравствуй, Настасьюшка! — Вошедший быстро сбросил с головы палантин, а потом и снял пальто. — Не удивляйся: это с самого начала был я.
Настасьин отец, который выглядел теперь как мифологический Зигфрид, повернулся к входной двери и запер все замки. А девушка застыла на месте так, будто её приклеили чем-то к полу. Гастон торкнулся было к гостю, но потом перехватил Настасьин взгляд — и остановился на полдороге. Выражение его морды словно бы спрашивало: «Так что, он больше не друг нам, что ли?» Даже всегдашняя песья улыбочка ньюфа — и та погасла.
Между тем Настасьин папа — Филипп Рябов, которого все считали теперь Денисом Михайловичем Молодцовым, — аккуратно повесил пальто и палантин на вешалку в прихожей. Под этой маскировочной одеждой на нем был привычный ему костюм-тройка, а на ногах его красовались высокие кожаные ботинки. Ах, если бы Настасья дала себе труд вглядеться повнимательнее в ту фигуру, которую показала ей камера видеодомофона! Наверняка эти ботинки выглядывали из-под подола красного пальто. Впрочем, Настасьин папа стоял, низко опустив голову — лица его она не смогла бы увидеть. А ботинки — что же, и женщины сегодня носят на ногах всякое. И Настасья, тряхнув головой, чтобы сбросить морок, произнесла — почти ровным голосом:
— Проходи, папа, раз уж ты решил меня навестить. — Она чуть посторонилась, открывая проход в гостиную Алексея Федоровича Берестова. — Расскажешь мне, как ты сумел убедить маму подыграть тебе в этом спектакле.
— Никого и не пришлось убеждать. — Филипп Рябов, как ни в чем не бывало, пригладил перед коридорным зеркалом свои густые светлые волосы. — Изготовить преобразователь голоса, которые сможет имитировать голосовые параметры кого угодно — сущий пустяк для специалистов «Перерождения». А эти специалисты теперь все работают на меня.
4
Гастон видел, что Настасья едва сдерживает гнев: она так сильно кусала губы, что в одном месте даже выступила капелька крови. А он, её пес, не представлял себе, что он должен сделать, чтобы ей помочь. И оттого не находил себе места: мотался из угла в угол по просторной гостиной, в которой Настасья и её гость беседовали, сидя в креслах по разные стороны журнального столика. Хотя — слова «журнальный» ньюфаундленд не знал. Для него это был просто низкий стол, на котором вечно были свалены скрепленные и не скрепленные листы бумаги, от которых ядовито воняло краской.
Впрочем, даже этот запах был псу менее неприятен, чем тот, который источал сейчас гость его хозяйки. Даже аромат одеколона не мог сейчас заглушить запахов пота и напряжения, которые струились от этого человека, словно липкий туман. Так что ньюф теперь едва улавливал те характерные признаки, которые прежде роднили этого человека с хозяином Гастона — Максом, который так не вовремя ушел сегодня куда-то, да еще так надолго. У этих двоих запахи были многослойные, находящие один на другой — по три на каждого.
Один — самый сильный — был некий глубинный запах, который у Макса остался неизменным даже после того, как некоторое время назад он во второй раз сменил свое лицо. Второй запах был как бы срединным, и у Макса еще недавно он был на поверхности, так что его не составляло труда уловить. Но теперь и у хозяина Гастона, и у теперешнего гостя возник запах третий — перекрывающий тот, что был вторым. И этот третий запах — он словно бы витал вокруг и того, и другого. Это был запах чужой, присвоенный, и еще не приросший к новому владельцу.
И вот теперь Гастон ясно улавливал, как этот чужой запах словно бы простирает к Настасье свои лапы — как если бы он был диковинным, непонятным зверем: существом невидимым, то при этом совершенно реальным.
Гость говорил что-то, делая раз за разом ударения на одних и тех же словах. Причем чаще всего повторялись в его речи слова твоя мама.
5
— То же мне — открытие, — пробормотала Настасья, когда её папа начал излагать, в чем, по его мнению, состоят нынешние проблемы Марии Рябовой. — Я давно это знаю. Макс говорит: это непредсказуемая, но обратимая аберрация. Потому-то я и хотела с Машей встретиться — с глазу на глаз. Оценить ситуацию. Только ты, папа, — она сделала на этом слове иронический акцент, хоть и не планировала такого, — почему-то решил устроить весь этот цирк. Ты что, не мог приехать к нам с Максом в гости просто так?
— Я уже приезжал. И это возымело странные последствия.
Вот тут-то Настасья и не сдержалась — прикусила в досаде нижнюю губу.
— Ты не в курсе, — продолжал между тем её папа, — что произошло в «Перерождении» сразу после того моего визита?
— Ну, ты меня сейчас просветишь на сей счет, я думаю.
— Просвещу — раз уж ты не читаешь газет и не смотришь Единый новостной канал. Там, помнится мне, только ленивый об этом не говорил. Вообрази себе: какие-то невероятно ушлые хакеры сумели взломать сервер «Перерождения». И — попробуй, угадай: до какой именно информации они добрались?
— Ах, вот ты о чем. — Настасья заставила себя издать смешок. — Так это новость даже не с бородой — с бородищей как у Полифема. Помнишь, мы с тобой читали о нем когда-то в древнегреческих мифах?