Страница 28 из 34
«Я обойдусь без их любви, двуногий, мне важнее другое. Этот закутанный человек совсем не думает».
— Что ты имеешь в виду?
«Я не слышу его мыслей, даже самых простых. Так не бывает».
— Бывает, как видишь. Он охотник, может, у них свои хитрости есть.
Прозвучало неубедительно, даже я сам не поверил. Чуть ускорился, догнал Аканту, чтобы не орать на всё ущелье.
— Погоди, злая женщина! У меня к тебе важное поручение!
— У тебя?! Кто дал право вонючему мужику?..
— …Приказывать лучшей воительнице здешних гор, ага. Ты не думай о половых различиях, думай о Лаэне, она в опасности. Слишком уж доверяет этому Гоэну. Ты к нему присмотрись, а если что…
— Хочешь, чтобы я нарушила волю повелительницы ради твоих глупых страхов?! Этот человек — ее гость, он под нашей защитой, а ты сейчас…
— Я сейчас тоже ваш гость, а вдобавок — проводник. Не надо тебе ничего нарушать, деревянная голова, просто, приглядывайся к нему.
Манекен на это лишь фыркнула, продолжила путь мягким шагом волчицы, я постарался не отставать. Так оно проще. Особенно если думать про ведра с «силой» и «ловкостью», которые от всех этих переходов скоро будут через край, а от рубки на мечах вообще зашкалят. В голове у меня начнет играть торжественный музончик, унылая пустыня сменится чем-то покрасивее — как в «игрушке», когда поднялся левелом выше. Наверное. Амазонки начнут относиться с почтением, сами будут упрашивать, чтобы перешел с ними через стену из Дикости в Древний Мир. А Паша тут останется, он же лентяй. Его если заберут, то только рабом — большим, туповатым и достойным плетки от царя этой самой… Илирии. Еще помыться бы неплохо, да и щетину сбрить — хотя, фиг с ней, пускай уже в бороду оформляется.
«Какие глупые мысли в твой голове! Все двуногие думают об этом?».
— А про что мы должны думать, змеище мохнатое? Про лягушек, или чем вы там питаетесь?!
Ответа я не дождался — Аканта свернула за поворот тропы и остановилась, подняла руку. Похоже, пришли.
— Что за предосторожности? Боишься, что мертвецы устроят засаду?
— Я ничего не боюсь в этой жизни, да и гнев богов за ее пределом меня не пугает, но лишь безмозглый осел способен сунуться в долину без разведки!
— Хорошо, что мы с тобой не такие, — плеснул я бальзама на суровую Манекенскую душу, а заодно дал время подготовиться собственному обонянию. Мертвечиной от «куропаточьего» селения тянуло теперь вовсе невыносимо.
— А как этот Гоэн собирается лечиться? Наощупь?
Аканта не ответила. Глянула назад, дождалась условного жеста своей повелительницы и первой взялась спускаться к хижинам. Амазонка, шедшая сзади, придержала меня за плечо, Фиссаш перестал, наконец, хлопать крыльями и свернулся кольцом на камнях. Тоже ждал. Показалось, что гул мушиного роя доносится даже сюда.
— Там безопасно, вперед! — приказала, наконец, Лаэна, и проворные воительницы потекли мимо меня ручьем. Пускай текут, мне спешить некуда. И вниз не хочется.
Выдохнул, вдохнул, лишь тогда заставил себя начать спускаться.
Глава 14
Внизу оказалось поганенько. Разложение и тлен, усугубленные жарким солнцем. Амазонки вмиг замотали лица тряпками, у меня для этих целей ничего не нашлось, решил дышать через раз.
— Где нам искать твоё снадобье? — обернулась Лаэна к фигурке в черном балахоне, та отпустила плечо сопровождающей, сделала несколько осторожных шагов.
— Хижина здешнего шамана… над ней был череп на шесте. Подведите меня туда, дальше сам!
Показалось, или его голос стал резче, увереннее? Почти повелительный тон. Лаэна, напротив, изменилась: уголки рта поплыли книзу, встряхнула головой, будто сон отгоняла:
— Во-он этот шест. Идем, я сама провожу. Вы пока жди-ите.
Опять эта странная, тягучая интонация, но амазонки послушно остались на месте, позволили Гоэну взять их повелительницу под локоть. Одна заступила мне дорогу с самым решительным видом:
— Ты слышал ее слова? Все ожидаем здесь!
— Вообще, оно вам приказано было, на меня ее власть не распространяется. Вы реально поверили этому типу в балахоне?!
— Ты слышал ее слова. Ты не пройдешь.
Захотелось вдруг плюнуть и самоустраниться, но в висках уже заухала яростная кровь. Что-то частенько она там ухать взялась. Глянул на Пашу, тот ответил ухмылкой — давай, мол, покажи себя. Помощи тут не дождешься, вся надежда на змея с крыльями.
«Фиссаш, ты мне нужен! Как слышишь, прием?».
Вурх, успевший разлечься на горячих камушках, вскинул голову, нашел меня взглядом.
«Что случилось, двуногий? Твой язык изменил тебе?».
«Это не важно! Займи-ка чем-нибудь эту боевую даму, чтобы не мешала пройти к той хижине!».
Фиссаш ответил вспышкой эмоций, но с камней соскользнул и стремительно потек к амазонке-охраннице. Та, вдруг, ойкнула, принялась оглядываться, даже про лук свой забыла, да и прочие девушки забеспокоились. Не до меня им стало — самое время ускориться. Тропинка между хижин к той самой, с шестом и черепом, дверь завешана, как у прочих, но полог и тут разорван тигриными когтями. Такая же трупная вонь изнутри, но сквозь гул мушиной стаи доносится что-то еще.
Песнопение, определенно.
Гоэн, уже без балахона, перед ним, на коленях, Лаэна, будто интим-услугу оказывает, но всё гораздо хуже. Лицо царевны застыло маской, руки опущены вдоль тела, на полу валяются какие-то горшочки, кости, амулеты. Что за хрень тут происходит, вообще?!
Озвучить эту мысль не успел — Гоэн поднял голову. Худой, сутулый человечек с необычайно большими глазами.
— А-а, спаситель девочек. Ты думал, что творишь добро, но лишь добавил овцу к моему стаду. Благодарю.
— Нормально ты выздоровел! — вылетело у меня, как обычно, несвоевременное и задорное. — Мы тебя за этим сюда вели?!
— Люди глупы и жалостливы, иначе убили бы сразу, — охотник улыбнулся зубастым ртом… слишком зубастым и слишком большим, глаза вдруг начали светиться желтизной. — Я попросил у них приюта, чтобы взять это стадо себе, но их жрец слишком рано почуял. Он ослепил меня заклятием, но не посмел умертвить, просто выгнал. За это я прислал к ним своего кирлэка. С вами выйдет проще, вы совсем не владеете волшбой, потому я смогу кормится вами очень долго, выпивать вашу жизнь по малой капельке. Встань на колени, прими мою волю.
Хотел ответить, но горло вдруг перестало слушаться, и язык отсох. Ноги сами сделали шаг, второй, третий. Почуял резкую вонь от разбитых кувшинчиков, увидел опять безвольное лицо Лаэны. Сейчас я стану таким же, потом мы вместе выйдем к племени, и они покорятся своей повелительнице. Будут идти сюда по одной, послушно… стадо… овцы…
Фьюи-ить!
Гоэн зашипел, схватился за древко, торчащее из груди, но вторая стрела уже пробила шею. Шипение превратилось в скрежет, худая фигурка вдруг стала похожей на помесь крысы с жуком, замахала конечностями, просела. Расплылась по полу ворохом пустой одежды.
— Ну, ни хрена себе фокусы! — сказал я просто, зато от души. — Что это было, Малдер?!
Лаэна отсылку к «Икс-файлам» не оценила. Стояла всё так же, на коленях, трясла головой, даже лицо Аканты в дверном проеме оставило царскую дочку индифферентной.
— Что за дерзкие гадости здесь творятся?!
— Они уже кончились, — заверил я Манекена, начал с кряхтением вставать. Ноги всё еще ватные, тело болит, но рвется куда-то идти, ползти, выражать покорность, не советуясь с мозгом.
— Дерзкие гадости кончились, начинаются кроткие радости. Здорово ты его! И прекрасно, что меня послушалась!
— Тебя?! Я лишь увидела повелительницу на коленях и поняла, что творится зло! — процедила Аканта сквозь зубы, взялась откапывать свои стрелы в ворохе Гоэновой одежды. — Железо его не взяло, но у меня всегда есть одна с серебряным наконечником!
— Ты не только меткая, но еще и предусмотрительная. Что это была за тварь?
— Никто не знает, — ответила за Аканту ее повелительница, начала подниматься с колен. Застонала, присела обратно. Явно, чувствует то же, что и я сейчас. На лице, кроме боли, дичайшее смущение.