Страница 2 из 14
все, что только сумел сохранить!
Дальше след мой, увы, невозвратно стерт.
Как линкор, прибывая в последний порт,
шлю поклон вам, прозектор, за ваш комфорт:
за холодное утро, где каждый наг,
за одно удовольствие слышать, как
мысли с чувствами бьют в тишину
(дублет):
нет покоя душе и прощенья
нет!!»
тускнеет белизна и чернота тускнеет
и глупая душа болит и хлеб черствеет
и грех стихом плевать в колодец забытья
как будто все прошло а ты идешь не веря
что легче приравнять рукой с печатью зверя
к н е р а в н о в е с н о с т и разгадку бытия
чем трубку набивать и чиркать чиркать спичкой
и дочку провожать на утренник с косичкой
и в толк не взяв что с ней давно уж нет тебя
Жизнь состоялась, удалась.
Одна теперь чернит бумагу
как бы с твоим уходом связь
ничьей медали за отвагу.
Жизнь состоялась, счастья – во!
Но им расплачиваться поздно
за все, что было до него
и будет после.
Москва
Валерий МАЗМАНЯН. «Время, в котором нельзя нам остаться…»
На волю из ледовой клетки
подснежник рвется и ручей!
И шепчутся худые ветки —
пора учить язык грачей.
И что вчера казалось важным —
ненужный лист черновика —
плывет корабликом бумажным
по синей луже в облака.
Подойдёшь к окну босая…
От зимы остался долгой —
вздох… Неделя до тепла.
Месяц – золотой заколкой —
вденет в волосы ветла.
У нагих берез истома.
Вместе с ними подожди —
и большой сугроб у дома
расклюют в три дня дожди.
Пробежит февраль короткий.
Подойдешь к окну босая…
Золотые самородки
солнце в лужицы бросает.
Время лиловых туманов сирени,
смеха, улыбок и откровений,
синих ночей и метелей акаций,
время, в котором нельзя нам остаться.
Звезды слетятся к окну мотыльками,
если захочешь, лови их руками;
солнечный день или пасмурный вечер —
радость такой же осталась при встрече.
Пух одуванчиков с бабочкой кружит,
яблони цвет льдинкой плавает в луже,
время – река без истока и устья,
дважды войдешь – не расстанешься с грустью.
Следом за зноем – шумные грозы,
ангелы трав – голубые стрекозы…
Время, которое ловим мы снами,
знает, что будет по осени с нами.
У зеркала притихла ты —
морщинки и седая прядь.
А мы, как поздние цветы,
не верим – время увядать.
Но в цепкой памяти лозы
весенний день и майский гром;
какая осень без слезы,
без сожалений о былом.
И будь ты грешен, будь святой, —
за птичьей стаей не взлететь…
И дождь серебряной метлой
метет березовую медь.
Стареем – никак без таблеток,
без вздохов и глупых обид.
В фонтанах березовых веток
апрельское небо рябит.
И нечем особо хвалиться,
и плакаться повода нет.
На грудке у каждой синицы
блестит золотой амулет.
Запомнило сердце – любили,
и радости лучше врачей…
Худые лодыжки рябины
заботливо моет ручей.
Уходит пора золотая,
поплачься, себя пожалей;
береза обноски латает
цыганской иголкой дождей;
и клены не прячут нагие
узлы выступающих вен…
И мучает нас ностальгия,
и просит душа перемен.
Года войдут тихонько в сны,
недели пролетят аллюром,
из рамок окон до весны
не вынешь зимние гравюры.
И этот сгорбленный фонарь,
и снег, и дворик сиротливый,
и всю-то нашу жизнь февраль
в свои впечатал негативы.
В них тусклый свет былой любви
и радостей, и взлетов прошлых…
В жестокий холод воробьи
спасенья ищут в скудных крошках.
Москва
Виталий ДАРЕНСКИЙ. «И смерть, как Родина, близка…»
Время
Забыто бывшее давно —
Но, словно будущее, снится;
И то, что знать нам не дано —
Судьбою нашей воплотится.
Так время замыкает круг
Беспамятства и узнаваний,
А память оказалась вдруг
Наукой встреч и расставаний.
Уже читать не нужно книг,
Уже не нужно рассуждений —
Жизнь собралась в единый миг
Жемчужной россыпью мгновений.
Как это счастье передать?
Стал чудом этот мир привычный,
Куда ни бросишь тихий взгляд —
Как ново все и необычно!
Уже не сон, а ясный взгляд
Предвидит бытие иное,
И сердцу нет пути назад —
Повсюду время неземное.
Испытание
Бывают дни… Но нет названья
Минутам тяжести земной,
Когда ничтожны притязанья
Перед безмерной пустотой;
Когда, как сон, охватит душу
Всепоглощающая мгла,
И жжет, и мучает, и душит,
Пронзая сердце, как игла;
Когда холодная проснется
У сердца страшная тоска, —
Вся жизнь, как птица, встрепенется,
И смерть, как Родина, близка…
Лето
Наступит в сердце тишина,
Утихнут грешные волненья, —
И жизнь воздаст ему сполна
Приходом дней преодоленья.
Застынет время… и зенит
Застынет с ним не на мгновенье —
Как будто сердце опалит
От вечности прикосновенье.
И так захочется ему
Навек уснуть и раствориться:
Я стану всем и все пойму,
А лето вечно будет длиться…
Зенит земного бытия —
Зенит тоски невыразимой.
Гори сильнее, жизнь моя,
Тоской о Вечности любимой!
Под белым куполом небес
Притихший обнажился лес…
Постой, зима, повремени,
Не настоялись еще дни
Осенней строгости прозрачной,
Дни истомившейся, невзрачной,
Размокшей, стынущей земли.
И сладко думать о далеком,
О сокровенном и глубоком,
Когда весь свет тоской отмечен,
А день напоминает вечер.
Есть прелесть в увядании земли,
Есть наслаждение в болезни,
Есть ненависть в безумнейшей любви,
И в опьянении – изысканная трезвость;
И в каждом сне – такая глубина,
Которой мы до ужаса боимся:
Нам память страшной вечности дана,
В которой мы когда-то растворимся.
Луганск
Пересаженные цветы
Василий КОСТЕРИН – Геза ЧАТ. Отец и сын.
(перевод с венгерского и продолжение рассказа – Василий КОСТЕРИН)