Страница 31 из 47
Нет, поеду-ка я во Францию, покупать трактора с паровозами, а еще кукурузу и рыбий жир, там все попроще — тебя пытаются обмануть, а ты не ведешься. Конечно, обмануть-то обманут, на то они и акулы империализма, чтобы воспользоваться нашей наивностью, но это хотя бы понятно, в отличие от логики соотечественников.
И вот, я в Париже. Хотелось рвать и метать. А еще громко материться и топать ногами. А я так мечтал явиться в родное торгпредство, прижать к себе любимую женщину, поздороваться с подчиненными, а потом упасть в кресло и выпить кофе, поглядывая на Эйфелеву башню за окном. (Про башню, разумеется, вру. Окно кабинета выходит на обшарпанную стену жилого дома.)
Как это нередко бывает, действительность не оправдывала ожиданий. Наталья у родителей, но остальные на месте. Александр Петрович изумленно блестит очками, принимая в подарок бутылку водки. Еще бутылек я припас для моих зубров—бухгалтеров, а остальным придется довольствоваться черными московскими сухарями и воблой. Казалось, за годы гражданской войны, пайковая вобла должна осточертеть, так нет же — все ухватили по рыбке и потащили ее по кабинетам, словно в норки. Пока вез эту воблу, казалось, что ее много, а как раздал, так народу хватило по паре штук. Вон, мужики перемигиваются — явно собрались пойти пить французское пиво под русскую сушеную рыбку. Ладно, пока свирепствовать не стану, пусть идут, а мне надо вникать в дела.
Торгпредство без меня не развалилось, старые бухгалтера не спились, никто не улизнул в посольство Бразилии просить политическое убежище, а Никита Кузьменко прекрасно справился с ролью начальника торгпредства, умудрившись не только исполнить все указания, но сделать это довольно выгодно. Благодаря великой французской армии, в лице ее славных коррумпированных интендантов, которым понравились получать деньги от русских, торгпредство сумело обеспечить народный комиссариат здравоохранения РСФСР лекарствами. И это уже не из «просроченных» военных запасов, а из тех, что Третья республика должна отправить в Алжир. Верно, по бумагам лекарства и медикаменты туда и отправили, но по дороге все затерялось, тем более, путь лежит через Средиземное море, а в нем акулы плавают, на корабли нападают, хинин с сальварсаном отбирают.
Вторую выгодную покупку помогла совершить Светлана Николаевна, отправленная в редакцию искать следы вражеского агента. Увы, следов злодея она не отыскала, зато познакомилась с неким французским падре, курировавшим духовные школы, в подвалах которых имелся огромный запас бумаги. Святой отец как раз и зашел в редакцию, чтобы поинтересоваться — не нужна ли журналистам бумага? Те, естественно, отправили падре в типографию, но его успела перехватить моя сотрудница, за что ей честь и хвала. И как не перехватить, если за двести тонн просили сущие пустяки — двадцать тысяч франков? Бумага, правда, слегка пожелтевшая, кое-какие пачки отсырели, а некоторое количество погрызено мышами, но для учеников, да для рабфаковцев сойдет. На родине все перетрясут, рассортируют, сошьют в тетрадки, распределят по учебным заведениям. Любопытно, уж не иезуитские ли школы курировал этот священник и не является ли он отцом-провинциалом, пожелавшим и денежку заработать, и от старья избавиться?
С покупкой чернил дела обстояли по-другому. Не знаю, лучше, или хуже. Никита купил полторы тонны сухих чернил. А я и не знал, что такие есть. Вернее, про сухие чернила слышал, но не применительно к двадцатым годам двадцатого века. Вроде бы, если их развести водой, смешанной со спиртом, то из одной тонны сухих чернил получается целых пять тонн чернил мокрых. М-да, разводить порошок спиртом — хорошо придумано. Теперь наркомпрос будет обеспечивать учебные заведения еще и спиртом. Авось учителя и преподаватели вузов не сопьются.
С буровым оборудованием дела обстоят похуже. Тросы купили, а вот все остальное придется приобретать в другом месте. Не то во Франции долота и вертлюги не производят, не то уже все раскупили. А в другом, так это в Германии, где же еще?
Так спрашивается, если все хорошо, так чем же я недоволен? Так все просто. Никита, и примкнувшие к нему «зубры» от бухгалтерии, ухайдакали всю наличку, весь мой неприкосновенный запас — четыреста тысяч франков! И пусть из-за инфляции эта сумма уже не та, что была до Первой мировой войны, но все равно, деньги громадные.
Я эти франки снимал, тащил к себе, словно хомяк зернышки. Говорено и переговорено, чтобы рассчитывались с крупными оптовиками только чеками. Приучишь к наличке — сядут на шею и станут требовать «живые» франки. А нам наличные средства нужны совсем на другие нужды, там, где нельзя светить ни банковские чеки, ни имена их владельцев. Мало ли, вдруг я закуплю целый корабль оружия и отправлю его в Ирландию, чтобы немножко помочь ирландским повстанцам в борьбе против клятых англичан?
Но самое обидное, что ругать Никиту и старичков у меня нет морального права. Сам виноват. Я же рассчитывал пробыть в России месяц, не больше и, соответственно, не сделал запас чеков со своей подписью, да и банковские книжки не получил.
— Товарищ начальник, разрешите войти? — раздался голос Александра Петровича и стук в дверь.
— А отчего вдруг — товарищ начальник, а не по имени-отчеству? — полюбопытствовал я.
— А я запамятовал — как следует обращаться, не то Владимир Иванович, не то Олег Васильевич.
Верю. Я сам, будучи в Москве, вспоминал, как меня зовут. Махнул рукой:
— Если тет-а-тет, то Владимир Иванович, а на людях Олег Васильевич.
— Значит, лучше звать Олегом Васильевичем, чтобы не путать, — мудро заявил сапер. — А мы тут, товарищ начальник, это самое, пришли посоветоваться.
А он и не один явился, а вместе со Светланой Николаевной. Любопытственно, чего это они оба? Хотя, догадываюсь.
— Олег Васильевич, вы не могли бы применить свой авторитет? — поинтересовалась секретарь торгпредства. Потом поправилась. — Хотела сказать — не могли бы вы повлиять на товарища Исакова, объяснив ему, что венчание в церкви — буржуазные предрассудки? Он, как-никак, служит в ВЧК, хоть и под прикрытием.
— А я считаю, что в личные дела сотрудников руководители не имеют право влезать. Теперь не старые времена, — заявил Петрович.
Ну ни хрена себе как заговорил бывший штабс-капитан!
— А что, в царской армии начальство влезало в дела подчиненных? — полюбопытствовал я, пояснив. — Я-то таких тонкостей не знаю, рядовым был, да еще и на фронте, не до личных дел офицеров.
— Если полковой командир не разрешит, то и жениться нельзя, — пояснил Исаков. — А коли кто женится против воли командира, то либо в отставку уходить, либо в другую часть переводиться.
— Сурово, — хмыкнул я, вспоминая, что в мое время молодые лейтенанты нередко прибывали в часть с юными женами.
— Олег Васильевич, так вы прикажете старому дураку, чтобы он старую дуру не под венец вел, а в наш ЗАГС? — настаивала Светлана Николаевна, а потом вздохнула. — Да и зачем нам какие-то формальности? Хоть светские, а хоть духовные? Мы что, не можем так просто жить?
— Нет, Света, я так не могу. Если уж мы с тобой … — смущенно сказал Петрович, закашлялся и твердо сказал. — В общем, если уж мы с тобой живем, то нужно, чтобы все, как у людей. ЗАГС там, не ЗАГС, но венчание обязательно. Это молодые по-новому живут, а я так не смогу.
Это не на нас ли с Наташкой намек? Вот ведь, моралист хренов. Хотя, я и сам давно собирался официально оформить свои отношения, да все как-то не получалось. Нет, женюсь.
— Олег Васильевич справку выпишет, что мы женаты, так что же тебе еще? — не унималась Светлана Николаевна.
— Светлана, Света, я хочу, чтобы мы с тобой и на том свете, если он есть, не разлучались.
А вот это уже серьезно. Справку-то я выпишу, без проблем, распишусь и печать поставлю «Центросоюза». Хотя …
— Эх, дорогие товарищи, — ухмыльнулся я, вытаскивая чистый бланк ВЦИК с угловым штампом и подписью товарища Калинина. — Для себя берег, но пусть вам достанется. Сами заполните, а я продиктую.