Страница 5 из 10
В конце концов, наследство это и в самом деле деньги. Пусть небольшие. Пусть через пять лет, или сколько там по закону положено выжидать? Глупая антилопа, золота много не бывает… Фу, какая пошлость. И при чем тут деньги вообще, кому она сбагрит эту хижину бабы Нины… Какой, интересно, она была, Нина Леонтьевна эта? Откуда она вообще знала, что я есть в природе? Ленка напрягла память: что-то деревенское там брезжило, но так глубоко, что деталей, и тем более лиц было не разобрать. Какие-то клети с кроликами…. Дощатый крашеный пол, пёс на цепи… Кружева, подушки… Вроде дед ее возил рыбачить в мотоцикле с коляской…
Она потрясла головой. Будь Шмель здесь, с ним бы это казалось даже приключением. Повод съездить куда-то вместе, хоть бы и в задницу эту заячью… Шмель не любил, когда она садилась за руль, и Ленке даже нравилось хоть здесь как-то оказаться впереди, проявить свое маленькое превосходство. У Шмеля были права, но водить он не любил. И в метро не ездил: не мог находиться под землей, как он объяснял Ленке, но она так до конца и не поняла, в чем проблема. Вроде как один раз в метро он даже потерял сознание – Ленке было трудно представить, как это Шмель, спокойный и надежный, весь такой свой собственный и вещь-в-себе, вырубается в полном людей вагоне, и его трясут случайные пассажиры, пытаясь привести в чувство: «Молодой человек! Вам плохо?»… Или кто там был с ним рядом…
А сейчас его рядом нет. Закатай губу и исходи из того, что имеешь.
Неожиданно возникшая проблема требовала приложения сил, и это отвлекало от мыслей о Шмеле. И все-таки его образ снова и снова всплывал в сознании – также, как пробивался сквозь рутину, будни, каждодневный алгоритм выверенных действий. С Егором и правда было проще. Но мы же легких путей не ищем, да?
Прогнав все «за» и «против» по третьему кругу, Ленка пришла к выводу, что информации для принятия решения недостаточно. И решила пойти по пути наименьшего сопротивления – попросить помощь друга.
– Миленький интерьер, – Вика с увлечением уплетала вафли с брынзой и зеленью, окидывая взглядом яркие росписи на стенах, плетеные светильники, книжные полки. – Коридор под библиотеку стилизован, душевно. Хотя облака на потолке это уже перебор, ты как считаешь?
Ленка пожала плечами.
– А вообще, симпатичное местечко. Вафли свежие, кофе вкусный. Спасибо, что пригласила.
Ленка облегченно улыбнулась: Вика была взыскательна и не разменивалась на похвалы из вежливости.
– Рада, что тебе понравилось. Я здесь часами сижу иногда с ноутом, пишу – уютно, атмосфера располагает.
– Что-то ты сегодня слишком загадочная. Как говорит мой мелкий племянник: «Вика, ты сегодня такая задуманная»… Ну что у тебя нынче, ПМС? Магнитные бури? Снова с матерью поцапалась?
Увидев, что ни одна из версий не попала в цель, Вика вздернула светлые брови.
– Да ладно. Неужто влюбилась?
Ленка только вздохнула.
– О-о-о… так я и думала, – Вика улыбалась по-своему, одними глазами. – Ну, наконец-то. Поздравляю.
– Поздравлять не с чем, – Ленка опустила взгляд в чашку. – Мы не вместе. То есть, вроде как уже четыре месяца знакомы, но…
– Застряли во френдзоне, надо полагать, – Вика аккуратно промокнула сочные губы салфеткой. – Опять боишься. Ален, мы это уже проходили, не?
Ленка помотала головой.
– У него… ты не представляешь, я даже не знаю, как это объяснить… Мне кажется, у него древние какие-то представления об этикете. Представь себе, он считает, что для того, чтобы переспать, надо жениться. Иначе нельзя.
Вика прыснула в чашку с кофе, замахала на Ленку свободной рукой.
– Да ладно! Ну ты себе и кроманьонца откопала. И откуда такое чудо?
– Вроде как с Урала. Переехали сюда с матерью, как он в армию сходил. Живут за Всеволожском в частном доме. Он в рыбопромышленном учился, там, у себя еще. А сейчас подрабатывает где-то, не по специальности. Матери помогает.
– Хороший сын, – Вика понимающе прищурилась, – Он тебя этим зацепил, да? Ответственностью и заботой?
– Нет… не знаю, – честно сказала Ленка. – Я и не думала на него западать. Ты же знаешь, я вообще ни на кого после Егора не смотрю, тошно. Знаешь, он… очень добрый, хотя это не на поверхности, сразу в глаза не бросается. И веселый. И умный. И еще… он как будто застрял в далеком прошлом, еще из детства наших родителей. В хорошем смысле этого слова, – поспешно добавила она, увидев, что Викины глаза смеются.
– Хорош, хорош, – и вправду засмеялась Вика. – Накидала уже с три короба. Ну а замуж-то не зовет, такой правильный?
– Да какой там, смеешься, что ли? Мне кажется, ему вообще ничего не надо. Такой человек, которого наизнанку выворачивает от самого этого словечка «отношения».
– Не поняла. Так у вас что, даже откровенного разговора не было?
– Да нет, он достаточно откровенен. Я ж говорю, мы просто друзья… – Ленка окончательно смешалась и умолкла. Вика молча смотрела на нее, покачивая в ладонях чашку.
– Вот ты мне скажи, как психолог, – Ленка наконец подняла глаза. – Когда мы не видимся, я его стараюсь не дергать сама: ну не звонить, не писать, вот это все… Жду, пока сам свяжется. Но почему-то после каждого разговора, даже по делу, даже по реальному поводу – остается это дурацкое послевкусие вины…
Вика едва заметно усмехнулась.
– Слушай, я не специалист и боюсь навредить, если честно. Поэтому давай и дальше считать наши встречи просто дружескими посиделками, на которых ты почему-то угощаешь меня обедом. А по поводу твоего неотработанного чувства вины… – Вика постучала по темной столешнице тонкими пальчиками с безупречным маникюром, – У каждого своя травматичная история. Ты же с Егором не то чтобы мирно рассталась?
– Господи, ну ты сравнила. При чем тут Егор, это вообще из другой оперы…
– Ты забываешь, что мы всегда наступаем на те же грабли. Егор своей злостью и обидой вырастил в тебе это чувство. И ты тащишь старый балласт в новые отношения. Кончай переживать за свою пассию, не маленький, сам разберется. Как его, кстати, зовут?
Ленка помедлила с ответом. Имя Шмеля почему-то не слетало с языка.
– Вик, я не хочу на него давить. Не хочу постоянно демонстрировать, как он мне дорог и необходим. А это значит, жить как раньше, как будто наша встреча – случайность. Как будто мне безразлично, есть он на свете или нет. А это неправда. Для меня это все равно, что внушить себе, что я – розовый броненосец. Но я не розовый броненосец. Понимаешь?
Вика задумчиво покивала, переводя взгляд на окно, где по проспекту шныряли туда-сюда замызганные машины. Аппетитные вафли с брынзой и зеленью внезапно показались Ленке тошнотворными, как еда в картинах Шванкмайера. Она отодвинула тарелку и поспешно глотнула кофе, перебивая нахлынувшую дурноту.
– Никто, по большому счету, не способен на полное доверие. Раздеться легче, чем раскрыть душу. Бывает, люди десятилетиями живут вместе, детей настрогают, а до конца все равно друг другу не открываются. Но для этого есть друзья, – Вика подмигнула Ленке. – Только как семьи начинаются, тут и дружбе конец. Некогда. Обычное дело в наше время.
– Почему так получается?
– Темп жизни свои правила задает, – пожала плечами Вика. – А вообще, все боятся. Чаще всего осуждения. Или насмешки. Знакомство, сближение – да мы же до смерти боимся нарушить чужие границы. Навязаться, надоесть, напрячь. Показать, что нам больше надо. И получается, что искренность – роскошь, которую мало кто может себе позволить. И мало с кем.
– А как же любовь? – прошептала Ленка.
– Детка, любовь нецелесообразна. Она в нашем мире не выживает.
Вика внимательно посмотрела в Ленкино удрученное лицо и вздохнула.
– Мы обесцениваем любовь. Постоянно нуждаемся в ней, но не умеем принимать. Настоящее чувство – это подарок, а мы привыкли за все платить. И даром, – Вика с сожалением покачала головой, – даром сами ничего не возьмем, даже если предложат. Не хотим оставаться в долгу. Так что, куда ни глянь, никакой любви нет.