Полуостров Сталинград

Неожиданно вспыхивает ещё одна догадка. Наши инструкторы обучали нас новобранцев и ополченцев такой же тактике. Хм-м, так вот откуда мы это взяли!

— Что там? — картинка прыгает в сторону, от толчка в плечо.

— Хреново там. Фашисты наших давят…

Только что на моих глазах под прикрытием огня из пулемёта подобравшийся к окну хаты немец забрасывает в окно гранату. После взрыва с невесть откуда взявшимися ещё двумя солдатами, быстро влезает в домишко. За ним лезут остальные.

С досады отдаю бинокль Коле, пусть теперь он расстраивается. И как отмашку даю, с юга приближается группа самолётов. Чайки! Три пары! Вот и поддержка.

— О, фрицы ховаться начинают, — весело замечает Коля.

Есть от чего. И, видимо, поэтому нам не давали команды стрелять. Не только не эффективно, но и самолёты окажутся на линии огня. В момент штурмовки они низко опускаются.

Сверкают в небе огненные стрелы. Короче, кто не спрятался — лётчик не виноват.

Я тут третий день. Странное чувство возникает после начала реального немецкого наступления. Как на курорт попадаю. Вот сидим, наблюдаем и ничего не делаем. Вчерашний и позавчерашний дни были крайне суматошными.

Так-то ничего сложного. У каждой батареи есть рация, постоянно включённая на приём. Сильно удивлён, кстати, что до сих пор в городе есть электричество. Понятно, что с воздуха прикрывают, но что-то мне кажется, что захоти фрицы, разбомбили бы электростанцию. Наверное, рассчитывают захватить город и тогда, зачем им возиться с восстановлением. Опять-таки, нарушения светомаскировки даёт им цели для бомбёжки или артобстрелов ночью. А может, я не прав, и есть какие-то другие причины…

— Воздух, — негромко говорит Фомичёв. Вместе со связистами, их двое, спускаемся на пару этажей.

Фрицы подгадывают момент, когда чайки улетели, а на смену им никто не появился. И над нашим передним краем появляется восьмёрка стервятников.

— Лаптёжники, — комментирует Фомичёв, осторожно, с краешку, выглядывая из окна. Застеклённых окон в доме нет, как и крыши. Рамы не вставлены, полов нет. Недострой он и есть недострой.

Слышу далёкий стрёкот. Зенитки. А за этим душераздирающий вой, с немолимо нарастающими визгливыми нотками. На него накладывается ещё один такой, затем ещё… звук настырно просверливает прижатые к ушам ладони. Фомичёв просто кривится, вдруг его лицо проясняется.

— Смотри, смотри! — Коля восторженно тычет рукой.

Противный, выворачивающий душу наизнанку визг прекращается, будто некоему чудовищу кто-то могущественный грубо затыкает глотку. Действительно, затыкают. Короче, наши ишачки лаптёжников подлавливают. Вслед за своими воющими бомбами на землю падают два юнкерса. Шесть ишачков вьются вокруг остальных злыми осами.

Затем сверху на наших наваливаются мессеры, сбивают одного зазевавшегося, который перед этим изрешетил четвёртый юнкерс. На помощь уже спешат Миги, и как-то так получается, что сражение с земли перемещается в небо. Немцы и наши ополченцы занимаются собой. Подыскивают позиции, укрытия… вижу в бинокль, как за какой-то сарай подтаскивают сорокопятку. Все ждут окончания воздушной драки.

Итак. У каждой батареи есть рация. У меня тоже. Поэтому моя работа практически не отличается от той, что я делал на борту самолёта. Предыдущие два дня ушли на слаживание и тренировку. Ополченцы совсем не то, что регулярные части. Пришлось попыхтеть. Один раз установили миномёты так, что траектория стрельбы упиралась в верхний край четырёхэтажки.

Синус-косинус, по-другому угол возможной стрельбы не угадаешь. Если только со стороны с линейкой или ровной палочкой глянуть. Но это не точно. И открыто на какую-нибудь площадку эти плевательницы не поставишь. Маскировка — наше всё, как любит приговаривать мой командующий папа.

Короче, приходилось распределять сектора обстрела, прикидывать мёртвые зоны и всё такое.

— Тебя штоли к нам прислали? — поначалу скептически щурился на меня начальник артиллерии дивизии, пожилой майор запаса.

— Если вам корректировщики с боевым опытом не нужны, могу в другую дивизию уйти, — будет мне тут военкоматовский чин глаза щурить. Или это я начинаю вести себя, как генеральский сынок?

Командир дивизии сдаёт меня с потрохами.

— Генерал Павлов — его отец. Поднатаскал его на воздушном КП фронта. Так что ты, товарищ майор, полегче, у парня натурально опыт есть. По карте работаешь?

Это он уже у меня спрашивает. Расположился штаб в ближайшей школе, что вызывает у меня странные ощущения. Сам ведь совсем недавно школьником был. Сейчас, то ли школа, то ли крепость. А что? Стены толстые, окна до человеческого роста закрыты мешками с грунтом. Выбрали место для штаба предусмотрительно. Так, что окна смотрят на внутренний двор. Сообразили.

— Только по карте и работал, товарищ полковник.

Это считается высшим пилотажем, так что товарищ майор Перепелица мгновенно заткнулся.

Между прочим, тут в школе и разжились таблицами Брадиса для вычисления возможных углов стрельбы из-за высоких домов. Конечно, высоту домов пришлось измерять, но это не трудно, если есть длинная верёвка. Или провод.

Воздушный бой закончился. Запасы топлива не бесконечны, а смена караула не пришла. Ни к нашим, ни к фрицам. Напоследок покружились, да улетели. И где у нас сейчас передовая? Смотрю в бинокль, отмечаю на карте, расстеленной тут же на доске.

— Пошли обедать, — зовёт Фомичёв. Обед нам принесли. Посты наблюдения снимать нельзя ни на минуту.

— Сейчас, — обед по распорядку, но и к войне надо быть готовым. И прежде, чем взяться за ложку, даю прицельные установки паре батарей. Фрицы вошли в зону поражения.

Обедаем в кружке рядом со связистами. Весело стучат ложки. Аппетита занимать никому не надо, весь день на свежем воздухе.

Кажется, что у нас с фрицами время обеда совпадает. Минут через сорок после того, как кашевары ушли, нас вызвала передовая. Второй батальон первого полка.

— Передаю трубку, товарищ Петров, — радист уже смотрит на меня. Подсаживаюсь рядом на ящик из-под гранат.

Подсаживаюсь и тут же одёргиваю руку с трубкой, из которой несётся зычный мат. Их благородие Петров изволят гневаться по неизвестному поводу. На самом деле не Петров, конечно, это псевдоним. Так себе позывной, вот у меня другое дело — «Синус». По-настоящему оценил Яшка, он же математик. Сижу и слушаю.

— Какого-разэтакого долбанного хрена огня не открываете!? Заснули там или в башку долбитесь?! Что есть вы, что нет вас, обдолбыши хреновы!

Ну и так далее. Идиот он, не знаю настоящего имени. Сразу видно гражданского. Сам-то я ни то, ни сё, если честно. Тем мне виднее разницу между настоящим обстрелянным военным и штафиркой-новобранцем. Не важно, кто он по званию. И что ему ответить? Наорать взаимообразно? Задумчиво рассматриваю трубку. Мой помощник Фомичёв и связисты втянули головы в плечи. Он что, заочно по радиосвязи так их сумел напугать?

Что делать, что делать? То, что папа говорил. А говорил он так: не знаешь, как поступать — поступай по уставу.

— На связи Синус. Приём. С кем я говорю? — проговариваю стандартную формулу. Переговоры в боевых условиях строго регламентированы. Комбат Петров грубо нарушает порядок обмена сообщениями. Из трубки тем временем раздаётся какой-то хрип, нечленораздельные возгласы.

— Вас не понял. На связи Синус. Приём.

— Да хоть арккосинус, сучкастую оглоблю тебе в дышло! — Ого! Прямо в осадок выпадаю от такого диссонанса. Далеко не всякий портовый грузчик может так заворачивать, и при этом что-то в тригонометрии понимает.

— Вас не понял. На связи Синус. Кто говорит? Приём.

— Петров говорит, через раз тебя на раскоряку!

Он мне надоел! Да, я — генеральский сынок и на одном месте вертел всех хамов с командирскими петлицами.

— Я — Синус. Вас не понял, Петров. Конец связи. — И всё-таки дополняю вне правил. — Извольте ознакомиться с регламентом сообщений по радиосвязи, Петров. И впредь его не нарушать. До связи, Петров.