Полуостров Сталинград

Когда садится третий, мой мотор начинает чихать. Запрашиваю разрешение на посадку, выясняется, что нас таких четверо. Вот так, так теснясь и толкаясь, заполняем постепенно обе стороны дороги. Когда сажусь, меня очень успокаивает тот факт, что комэск уже взлетает. Разгоняясь прямо по ржаному полю. Местные селяне будут недовольны, зато мы теперь с прикрытием.

Когда садимся на родную взлётку, выскакивает на поверхность ночная идея, которую уже не чаял вспомнить. Воздушный бой помог. Заметил тогда, как шарахаются от эрэсов юнкерсы. Кто-то шмальнул по ним, но комэск сразу стал орать в эфире. Пообещал засунуть ракету кое-кому кое-куда. Начальственный гнев понятен. В воздушном бою эрэсы малоэффективны, хорошо если из пары десятков хоть одна ракета попадёт. А вот по наземным целям, да групповым, самая вкуснятина.

Так вот, предсказать, куда вильнёт крылатый фриц, невозможно. Наобум приходится упреждение брать. Но если мессер выскакивает на свою любимую горку, то у него только две возможности для ухода. Вильнуть влево или вправо. Вниз не может, для этого надо сначала зависнуть, зафиксировать высоту. Долго. Вверх он и так идёт. И если перекрыть ему уход влево, то можно смело брать поправку прицела вправо. Никакой угадайки, именно туда он и метнётся.

Как закрыть одно из направлений? Эрэсом. Видел, как они от них шарахаются. Юнкерсы, правда, ну и что? Лётчики на мессерах из другого теста сделаны что ли?

17 августа, воскресенье, время 23:30.

Северный выступ Лаворишкесского (вокруг Вильнюса) леса.

Старший лейтенант Никоненко.

Старшего сержанта Нефёдова со вторым взводом отправил на северо-восток краем Лабанорского урочища. Пришлось разделиться. Как-то чересчур густо тут войска стоят, трудно всей ротой пройти. Всего у меня восемьдесят штыков, два взвода, у каждой радист с радиостанцией, так что связь держим.

Штаб озадачил меня поиском немецких аэродромов. Сегодня заметил, как над лесом снижаются, явно готовясь к посадке, юнкерсы. Отметил место на карте, направление и примерную высоту. Теперь ждём троицу пластунов. Сами сидим в небольшом овражке в полукилометре от края леса.

Блядский высер! — как любит говаривать наш генерал. Слышны автоматные и винтовочные выстрелы. Берусь за бинокль, хоть и темень, но от месяца какой-то свет есть, а вот и вспышки выстрелов. И это не мои стреляют, выстрелы в нашу сторону.

— Огонь никому не открывать! Дима! — рукой показываю снайперу, где занять позицию. Справа от меня.

Дима, до того незаметный даже вблизи в своём маскхалате, взбирается по склону. С лёгким шуршанием скатываются вниз комочки земли.

— Смотри наших не задень, — только сейчас на краю восприятия улавливаю какое-то движение.

Надеюсь, не зацепит. Если видны вспышки выстрелов, значит, это чужой, и никто обзор не перекрывает. Один за другим снайпер делает несколько выстрелов и отползает в сторону. Научились? Только хотел открыть рот для отдачи команды сменить позицию!

Через несколько минут в овраг сваливаются все трое. Один ранен, его держат под руки. Раненого тут же сдают санинструктору.

— Не пробьёмся, командир, — убеждает старший разведгруппы, ефрейтор Степан Махонин. — Весь край леса — сплошные посты на расстоянии чуть ли не вытянутой руки…

— Прямо весь?

— Ну… мы метров двести оползали, везде одно и то же. Влезли глубже… мама дорогая, там фрицев, как на вокзале.

В голове брякает звоночек, ладно, это потом.

— Один чуть не обоссал меня, буквально в метре приладился. Думали, гадали, как незаметно языка взять… не, глухо всё.

Через полчаса, соорудив носилки для раненого, уходим. Лесом бы лучше, но не тогда, когда там дойчей больше, чем деревьев. И несмотря на то, что уходим вроде бы открытыми участками, без маскирующих укрытий редко остаёмся. Где небольшая рощица, где ложбинка, вокруг речек, ручьёв и озёр обязательно деревья или хотя бы кусты. Так последнее время и живём. Днём спим, отдыхаем и наблюдаем, а ночью у нас марш-броски.

18 августа, понедельник, время 07:05.

Разведвзвод, старший лейтенант Никоненко. Восемь километров западнее от предыдущего места.

— Командир, — подходит радист, — штаб требует доклада.

— Сам знаешь, нечего им докладывать. Задание пока не выполнено, — морщусь с досады.

— Всё равно требуют. Хоть что-то…

Досада отступает, когда вспоминаю вчерашний доклад. Край леса — неплохая мишень для авианалёта. Скопление живой силы, можно разбомбить, можно пожечь. Разбавить можно и другими сведениями…

— Садись, пиши, — на мои слова радист лучится радостью, видать, достали его.

— Координаты… — диктую координаты, но не настоящие, у нас карты хитро перековерканы. — замечена высокая концентрация пехоты.

Перечисляю вчерашнее расположение и сегодняшние наблюдения. Есть скрытые позициивне леса.

— Замечены юнкерсы, идущие со снижением в направлении… — признаю, был не прав. Это может помочь. Аэродром где-то там.

О своём впечатлении, что Вильнюсское урочище нашпиговано войсками, умалчиваю. Догадки не для официального доклада. Упоминаю, что скрытный проход в расположение немецких частей не возможен и запрашиваю силовой. Если разрешат, то вызову второй взвод, и пройдёмся вместе огнём и мечом. До аэродрома, наверное, не дойдём, зато повеселимся и языков наберём кучу.

Судя по наблюдениям, здесь такая же ерунда, как и на прошлом месте. И даже хуже, к лесу уже не подойдёшь. Дойчи закрыли огромную территорию, никак не влезешь. Не, влезть можно всегда, только долго не протянешь.

Боец приносит завтрак. Или надо назвать его ужином, с нашим-то расписанием?: Вдыхаю пахучий парок. Три дня назад наткнулись на выводок кабанов. Зверь сторожкий, незаметно подойти можно, но только не нескольким десяткам человек. Но тут над головами гудели самолёты, забили слабый шум от передвижения. И стадо рвануло как раз в нашу сторону. Одного бойца почти сшибли с ног, зато остальные не растерялись и наглого кабанчика истыкали стрелами. Незаменимая вещь арбалет. Как мы раньше без него обходились, не понимаю.

Короче, мы сейчас доедаем свеженинку. Коптить только запретил, так что сняли шкуру, хотя со свиньями так по-свински обычно не поступают. Что делать, демаскироваться нельзя.

— Немного попахивает, — принюхиваюсь к ячневой каше.

— Есть можно, — не соглашается снайпер Дима, примостившийся рядом.

Можно, конечно. Всё равно вкусно, кабанчик молодой ещё, не успел мужским духом насквозь пропитаться. Выкладывать ведь заранее для нас его никто не будет. Не повезло самку завалить, так что ж теперь сделаешь. Только поперчить.

У Димы позывной Вьюн. Не такой уж он и тощий, но когда первый раз увидел его ползущим, — чисто змея, — так и обозвал. На гражданке этот тамбовский паренёк охотой увлекался, — активно участвовал в разделке кабанчика, — так что стрелять и подкрадываться его почти не пришлось учить. Это не я, которого с автомеханического техникума выдернули.

Туго нонче дело идёт. Вот раньше был полный блезир, немец непуганый, хоть голыми руками бери. И брали. Сейчас сторожкий стал, не хуже тех же кабанов. И всё равно мне нравится. Не выношу тупых командиров, а они далеко не все умные. Лично нам повезло, могу нахрен послать любого, подчиняемся напрямую Анисимову, а тот мужик дельный.

Со школы такая хрень. Не понравится учитель, всё, начинаются сложности. Не могу себя удержать, чтобы не подъелдыкнуть. Ну, и начинается. Так-то хорошо учился, но троек мне в аттестат навтыкали аж четыре штуки.

А за линией фронта сама собой исполняется одна часть древней солдатской посконной мечты. Подальше от начальства. За вторую часть, — поближе к кухне, — ответственными назначены дойчи. Надо только уметь с них спросить. И стрясти. А мы — умеем. Так что все мы уже и французкие коньяки попробовали и шоколадом с сардинами нас не удивишь. А как же? С такими приятными мыслями намазываю на кусок хлеба кусочек масла. Немецкого, между прочим. Или Провансальского, нам по херу…

Пора на боковую, но заглядываюсь в бинокль на сценку. К пасущему на лугу коров мужичку в широкополой шляпе подходят трое дойчей. Если коротко, то забирают одну тёлку. Грабёж? Не похоже. Мужичок сильно довольным не выглядит, но фрицы что-то ему дают. Вроде как деньги. Когда дойчи угоняют тёлку, мужичок чешет затылок, а затем угоняет стадо из оставшихся семи коров подальше. С местными надо быть осторожнее, — думаю про себя. Как-то мирно они с дойчами общаются. И слышал ещё, что Вильнюс они немцам сами на блюдечке преподнесли.