Страница 19 из 97
— Не нашенская какая-то… — водит пальцем по иностранным письменам старуха.
— Съедобная, Пелагея Петровна, не отравитесь, — ободряю хозяйку, и она опрокидывает в котёл всю банку разом. Не жалко, у меня ещё есть. К тому же Петровна не скупится на огородную зелень и выделяет каждому по варёному яйцу.
— Льготное снабжение? — тихонько спрашивает Яков про тушёнку.
— Ты ж сам всё в магазине видел, вот родители в дорогу и снарядили, — вру, конечно, мою генеральскую семью снабжают щедро. Но с другой стороны, ничего такого, чего не было бы у остальных.
Поболтали за ужином. С нами-то всё ясно, приехали в военное училище, нас завернули, вот домой и возвращаемся. А у Петровны жизнь длинная. Старший сын в Сибирь завербовался «конбинат строить», младший в армию ушёл, за него Петровна и волнуется.
Перед сном посидели на крыльце, а как легли, то заснули, как провалились.
16 августа, суббота, время 18:20
Минск, военное кладбище.
— Нехорошо, Иван Васильевич, ты поступил, — с укоризной гляжу на обелиск, на котором неведомым мне способом (гравировка, вообще-то, обычная — автор) высечена личность моего зама и друга Болдина.
С адъютантом и начальником охраны сидим на лавочке. На приступочек у обелиска ставим рюмку с водкой, накрываем хлебцем. Себе налили, война войной, а помянуть надо.
— Нехорошо бросать друзей в трудную минуту, — продолжаю упрекать. — И приказы нарушать тоже не дело…
Не дело, конечно. Приказу этому сто лет в обед. Начальствующему составу, начиная с командира полка и выше, передвигаться только в бронированной технике. Танке или бронемашине. Иван Васильевич же, отработав с Никитиным контртактику против немецких новшеств, уехал обратно на легковом авто. Откуда только этот шальной мессер взялся?! И пролетел-то разок, шмальнул очередь наудачу и гляди-ка! В машине всего две дырки, все целы, а Болдин наповал.
— Война — дело такое… — вздыхает майор Панкратов, дюжий, быкообразный детина.
Мы, не чокаясь, опрокидываем в себя по сто грамм водки, занюхиваем и закусываем ржаным хлебом.
— Зря его здесь похоронили, — думаю вслух. — Надо было в Барановичи везти.
— Думаете, немцы возьмут Минск? — осторожно спрашивает Саша.
— Это им будет очень затруднительно, — улыбаюсь с некоторой злобой. — Но бомбёжки наверняка будут.
— Зачем им кладбище бомбить?
— Незачем. Но случайно может прилететь.
Это да. Затруднительно будет немцам Минск взять. Три дивизии постоянно тренируемого ополчения, плюс полк НКВД, части обеспечения, комендатура с военкоматами, части ПВО с сотней зенитных стволов разного калибра. В общей сложности, численно можно смело приравнивать Минский гарнизон четырём дивизиям. Мало будет, ещё введу. Одну или две.
Через десять минут уходим.
16 августа, суббота, время 19:15
Минск, квартира генерала Павлова.
Вчера Борька поздно вечером вернулся домой. Мне всё некогда, а сынуля сам не догадался позвонить в Смоленское училище. Хотя сейчас семь пятниц на неделе, могут два раза за день всё изменить. Заявление приняли, документы проверили, в назначенное время приезжай и начинай учиться. Так что ладно, уже не зря съездил.
Приволок с собой нового приятеля. Говорит, что гений в математике, ну-ну… вчера-то некогда было, а сегодня проверю.
— Дядя Яша, а ты в Москве Сталина видел? — Адочка уже вроде всё у гостя выспросила, но вот всё находит и находит новые вопросы. Яков слегка подвисает, затем отрицательно мотает головой.
— А мой папа видел! — торжествует девочка.
— Ада, ну, что ты такое говоришь? — укоризненно качаю головой. — Что значит «видел»? Я с ним очень хорошо знаком. Он мой начальник. Ты думаешь, кто меня каждый раз в Москву вызывает?
Немного поразмышляв, отвешиваю дочке очень лёгкий подзатыльник. Настолько лёгкий, что почти поглаживание.
— Носик чуть пониже опусти, Адочка.
Дочка хихикает.
На ужин рыба с частой в нашем доме картошечкой. После ужина надо посмотреть на этого Эйдельмана вплотную. Борька дул в уши про него взахлеб. Вроде как парень за несколько минут запомнил целую страницу стрельб для 82-мм миномёта. А за вечер в поезде всю таблицу, все десять страниц. С поправками. Это что? За один вечер он стал корректировщиком огня для миномётной батареи? Так и хочется сказать: н-ну, нахер!
После чаепития минут сорок гоняю Якова по таблице. С-сука, ни одной ошибки не сделал! Борька говорил, что не уверен, но вроде скорость его реакции постоянно растёт. Поначалу две секунды на ответ тратил, это правда. А в конце отвечал почти мгновенно. Приходит в голову ещё одна мысль.
— А ты так долго можешь? Не устал? Интеллектуальное истощение — вещь крайне неприятная.
Эйдельман задумывается и отвечает после паузы.
— По ощущениям минут двадцать ещё точно могу.
— Рисковать не будем, — подхожу к двери, вызываю Аду. — Дочка, организуй с мамой два кофе.
Дождался счастья в этом мире, запасся трофейным кофе, и надолго запасся. Народ к кофе в этом времени совершенно непривычный, так что конкурентов у меня нет. Исключение — военнопленные, только кому это надо — баловать их. Курорт им тут что ли?
Из недавнего разговора с генерал-майором Анисимовым.
— Так у тебя получилось поймать Гудериана в огневой мешок?
— Нет, Дмитрий Григорич. Я ждал его севернее, а он к речке прижался, мимо прошёл. И форсировал в другом месте. Всё равно мои его подловили, но позже. Но кое-какие новости у меня есть.
— Лишь бы приятные…
7 августа, четверг, время 12:40.
Лес в 8 км юго-восточнее от городка Пабраде
Старший лейтенант Никоненко.
Как лучше всего проникнуть в тыл врага? Ко всему, абсолютно незаметно? Элементарно! Надо надёжно сховаться при отступлении наших войск и вот мы на месте. Главное в этом деле — выбор удобного места, но такого, чтобы немцам оно не понравилось.
Вот и весь секрет.
Сижу на пеньке рядом со схроном. В первые сутки, пока немцы лес прочёсывали, буквально под землёй сидели. Тесно, чёрт возьми, но несколько часов продержаться можно. Впрочем, троица счастливцев на деревьях замаскировались. Дойчи могли что-то и заметить, но через лес бой проходил, так что и убитые немецкие солдаты тут были, следы от пуль, осколков. Опять же натоптано. Так что нет тут нас.
На то, что чуть не над нашими головами бой прогремит, мы не рассчитывали, но так даже лучше. Теперь дойчи уверены, что лес «чистый».
Подходит радист. Их у нас двое, как и радиостанций. Протягивает четвертинку бумаги, исчерканную цифрами.
— Что у нас там? — радист сразу уходит, а я достаю из планшета таблицу шифров и принимаюсь за работу. Если прислали шифровку, значит, дело терпит. При оперативной связи, когда обстановка меняется ежеминутно, разговариваем открыто, хотя Эзопов язык никто не отменял.
Так-так… на краю леса в нескольких километрах отсюда расположились позиции батальона дойчей. Прикрытие коммуникаций, заслон от наших войск. Это мы знаем, наблюдаем за ними второй день. Языков не берём, не хотим их настораживать. Батальон усилен парой противотанковых батарей. Знаем мы эти пушечки, 50-мм машинки сноровистые, но против Т-34 не пляшут. В лобовую броню, по-крайней мере.
Командование что-то задумало и нам предписано:
1. Снять часовых с тыла.
2. Расположить бойцов и огневые точки так, чтобы они надёжно накрыли огнём противника с начала боя.
3. Предотвратить работу противотанковых батарей. Желательно пушки захватить.
4. Желательно захватить в плен всех, но не обязательно.
Люблю я такие приказы. Между строк читается примерно так: противника пленить, но не любой ценой. Не получится, и хрен с ними, клади их всех в одно место. Москва не осудит, а Господь на небе разберётся, кто и сколько нагрешил.
По выполнению операции известить командование по радио.
Смысл приказа прозрачен — ликвидировать заслон. Постоянные требования при таких акциях:
1) Минимум собственных потерь.
2) Максимум трофеев. Военнопленные — тоже трофей.