Война Каганатов

Мидори Хеомат — значилось на ней. Достав из наплечного мешка золотую розочку, Сареф аккуратно положил её на могилу.

— Твой муж Эрбок передаёт тебе привет, Мидори, — тихо сказал Сареф, — сам он не смог прийти, но он по-прежнему помнит тебя и скучает по тебе…

И в этот момент случилось чудо. Розочка, положенная на плиту, внезапно распустила лепестки до конца… а в следующий момент она словно вошла в камни плиты, отпечатавшись на них золотистым узором. И только теперь Сареф, подойдя совсем близко, увидел, что на могильной плите этих роз очень много. Сареф даже не поленился их посчитать. 23 штуки. Всё правильно. Джайне сейчас 24, и её был один год, когда её мать решилась на этот последний поход, из которого ей не суждено было вернуться.

— Ты-то сам что здесь делаешь? — раздался за его спиной голос Джайны. Мгновение спустя Сареф краешком глаза заметил, что сестра встала рядом с ним.

— Муж этой погибшей женщины попросил меня прийти в этом году сюда вместо него, — ровно ответил Сареф, — не только по вам одним ударила эта трагедия, представьте себе.

— Ну да… понимаю, — ответила Джайна.

— Ничего ты не понимаешь, — хмыкнул Сареф, — ты всегда была бесчувственной сукой, которую интересовали только собственные переживания. Что, впрочем, неудивительно. Чужая рана не болит, чужая рана смердит, не так ли?

— Я была бесчувственной сукой, — совершенно спокойно ответила Джайна, — но, как я уже сказала тебе полгода назад — я изменилась. Просто ты отказываешься это понимать.

— Вот только не надо ставить мне это в вину, — снова хмыкнул Сареф, — ты знаешь, почему это так.

— Да, — не стала спорить Джайна, — знаю. Знаю, что уже ничего не изменить. И я даже представить не могла, что когда-то буду жалеть об этом.

— Да, ты права, — согласился Сареф, — уже ничего нельзя изменить.

Это было очень странное ощущение. Впервые в жизни Сареф вот так стоял и спокойно разговаривал с сестрой, не испытывая желания пнуть её или дёрнуть за волосы. Причём дёргал-то Сареф Джайну за волосы часто, вот только Силы, чтобы выдрать оттуда хороший клок, ему никогда не хватало, по самым очевидным причинам. И сейчас… наверное, Сареф никогда не сможет простить Джайну или назвать её родным человеком. И всё же сейчас, наблюдая за ней, смотря, как она скорбит по своей матери, он впервые увидел в ней человечность. И теперь… теперь все воспоминания, связанные с Джайной, он наконец-то может отпустить… ведь, как знать… Если бы они росли в других условиях, то и их отношения могли сложиться иначе.

В этот момент позади них раздался отчаянный вопль. Вероятно, Исмарк, убедившись, что Сареф пришёл сюда не насмехаться над ним, отчаянно взвыл:

— ПОЧЕМУ ТЫ УШЛА ОТ МЕНЯ, АДРИАННА? ТЫ НЕ ДОЛЖНА БЫЛА УХОДИТЬ! НИКТО ИЗ НИХ НЕ ДОЛЖЕН БЫЛ УХОДИТЬ! ПОЧЕМУ?!

Сареф никак не среагировал, продолжая созерцать могилу Мидори, на которой всё ещё мерцал оттиск золотистого бутона розы.

— Что, даже смеяться над ним не станешь? — недоверчиво спросила Джайна.

— Над чем тут смеяться? — холодно ответил Сареф, — я никогда никого не терял… вот так, но я могу понять его боль.

— В самом деле? — не выдержала Джайна, — а как же чужая рана не болит, а смердит, и всё такое?

— Ну как тебе сказать… над моими ранами в детстве слишком часто смеялись… а то и вовсе делали вид, что их нет. После такого начинаешь понимать, что если у человека рана — она там появилась не случайно… и она всегда болит.

Джайна не нашлась, что на это ответить. Бреннер и Эргенаш, видя, что Исмарк и Джайна не собираются бросаться на Сарефа, почтительно отступили к выходу из сквера, ожидая его там. Исмарк всё так же сотрясался от рыданий на могиле Адрианны. И несколько секунд спустя… Сареф ощутил на своём плече руку Джайны.

— Я знаю, что нет смысла это говорить… но позволь мне сказать это хотя бы для себя. Мне жаль, что с нами всё вышло именно так. Возможно, случись всё немного по-другому… но что толку об этом говорить. И это… ты молодец, братец. Выиграть Состязания в таком возрасте вопреки всему… это достойно уважения. Ты всему нашему клану сумел доказать, что мы все ошибались насчёт тебя… — она замолчала, впрочем, не убирая руки с его плеча.

— И что? — хмыкнул Сареф, — даже не будешь просить возвращаться?

— Не буду, — вздохнула Джайна, — ты тоже живой человек, Сареф, ты тоже имеешь право на своё счастье и имеешь право бороться за него. Мне понадобилось целых 15 лет жизни, чтобы это осознать. Я… понимаю, что на этом наши пути, скорее всего, разойдутся навсегда… и я хочу, чтобы хотя бы сейчас, в последний раз, мы не плевали друг другу вслед, а разошлись мирно. Что ж… всего тебе хорошего, братец.

После этих слов Джайна, наконец, отпустила плечо Сарефа и отошла к своему отцу, помогая ему подняться и утешая его. Он, послушно поднявшись, тотчас прижал дочь к себе, не переставая рыдать. И в этот момент Сареф невольно задумался: кто кого сильнее давит этой потерей: Джайна Исмарка, или же он её. Ведь Джайна… ей, конечно, грустно быть здесь, но она держит себя в руках, она понимает, что такое уже нельзя изменить, и надо жить дальше… а вот Исмарк до сих пор не может смириться, словно Адрианна унесла с собой кусок его души. Впрочем, возможно, что так оно и было. Но… было ли это правильно? Ведь, как бы велики и разнообразны не были дары Системы, даже при самой мирной и спокойной жизни от старости её Жители всё равно неизбежно умирают. Так… может, стоит всегда держать в уме, что каждый рано или поздно может тебя покинуть… и до самой смерти у тебя всегда будешь только ты… на всё прочее никто, даже сама Система, не может дать гарантии…

— Ну нааадо же, какая встреча, — внезапно раздался голос за их спинами… отвратительно знакомый голос. Повернувшись, Сареф увидел, что не ошибся. У входа в сквер стоял его старый знакомый Бейзин. Причём он был не один: поодаль стояли четверо его товарищей. Бреннер и Эргенаш незаметно сместились к Сарефу. Бэйзин же, осмотрев их, бросил взгляд в сторону Исмарка и Джайны.

— Брысь отсюда! — коротко приказал он.

— Ты… ты… — Исмарк задохнулся от возмущения, — да кто тебе дал право разговаривать с нами в таком…

— Я сказал — брысь отсюда! — так же коротко повторил Бэйзин, — у меня нет времени на безутешного вдовца и невесту-неудачницу.

Такого оскорбления Исмарк уже не стерпел. Прорычав что-то непонятное, он бросился на Бэйзина. Тот же безучастно наблюдал за ним… и в момент сближения Бэйзин совершенно едва-едва сместился… казалось, он даже не пошевелился… но Исмарк внезапно навалился на него, словно бы его парализовало.

— Спокойно, спокойно, — Бэйзин участливо похлопал его по плечу, безо всяких усилий удерживая его на месте, — главе вашего клана и так сейчас приходится крайне несладко. Не будем усугублять его положение ещё больше. Так что забирай отсюда свою дочь, и проваливайте. Третий раз повторять не буду.

Исмарк, всё ещё наполовину оглушённый, послушно кивнул и, подозвав к себе Джайну, медленно побрёл прочь из сквера. Бэйзин же повернулся к Сарефу и насмешливо на него посмотрел:

— Что, даже не вступишься за свою родню? Ай-ай-ай, никакого семейной этики, стыдно, Сареф, стыдно.

— Эти двое мне не родственники, — мягко сказал Сареф, тоже сделав несколько шагов к Бэйзину, чем изрядно его удивил, — и ты это отлично знаешь. Если уж тебе пришлось в своё время сунуть нос в каждые мои трусы, чтобы узнать обо мне всё.

Бреннер за его спиной обидно засмеялся. Эргенаш молчал, но Сареф чувствовал, что он был готов к абсолютно любой реакции.

— Ну, так что тебе от меня нужно? — вкрадчиво продолжал Сареф, — твой хозяин несколько дней назад со мной разговаривал — и сообщил всё, что посчитал нужным. Или тебе нужно что-то протяфкать мне напоследок из-за его сапога?

— Я бы на твоём месте следил за языком, мальчишка, — сверкнув глазами, прошипел Бэйзин, — сейчас ты, конечно, получил некоторые привилегии… но ты же понимаешь, что это не навсегда? И год пройдёт быстро, очень быстро… а если произвести удачное стечение обстоятельств, то даже этого ждать не придётся.