Страница 26 из 100
Аким молчал, даже не пытаясь оправдываться.
Подул сильный ветер. Откуда-то нагнал тучи. Стало темно. Деревья беспокойно зашумели. Недалеко грянул гром. И вскоре по листьям застучали крупные дождевые капли.
– Пошли в блиндаж, - глухо предложил Сенька и, не глядя на товарища, медленно побрел к селу.
Аким сидел на прежнем месте. Дождь мочил его ссутулившуюся спину.
2
Утром в разведроту пришел Вася Пчелинцев. Разведчики сразу узнали маленького солдата, перевозившего их через Донец. Лицо сапера потемнело и осунулось.
Появление Пчелинцева вновь напомнило ребятам об их потере. Все стали серьезными и озабоченными. А Сенька почему-то не мог смотреть в глаза Пчелинцеву.
Он поспешил выйти из блиндажа. Маленький сапер попросил Шахаева:
– Ра-асскажите мне о по-о-одвиге Якова, только по-о-подробнее. Я ведь во-оенкор. Напишу в газету.
Ему тяжело было говорить. Шахаев заметил это и живо согласился:
– Это очень хорошо, товарищ Пчелинцев!.. Записывайте.
Они просидели вдвоем больше часа. Пчелинцев хотел знать мельчайшие подробности об Уварове, о его гибели, и Шахаев охотно ему рассказывал.
Исписав целую тетрадь, Пчелинцев ушел к себе в батальон.
С того дня разведчики с особым нетерпением ожидали очередных номеров газеты. Вырывали друг у друга маленькую "дивизионку", надеясь отыскать в ней статью о подвиге Уварова. Но проходил день, другой, третий, а статья не появлялась.
Как-то раз Пинчук встретил на складе АХЧ Лаврентия Ефремова - шофера редакции. Добрейший Лаврентий, или просто Лавра, как его звала тыловая братия, исполнял в редакции многочисленные обязанности: он был шофером, радистом, поваром и по долгу этой своей последней службы, так же как и Пинчук, поддерживал теснейшую связь с заведующим продскладом Борисом Гуревичем, от которого и ему кое-что перепадало.
Гуревич сидел рядом с Лаврой на бревне и внимательно его слушал. Пинчук подсел к ним. Шофер неторопливо рассказывал о военкоре Василии Пчелинцеве.
Вася Пчелинцев стал писать в газету давно.
Как-то редакция стояла недалеко от саперов. И здесь с ней произошло несчастье: упавшей поблизости бомбой разбило печатную машину. Три дня ее ремонтировали. Три дня "хозяйство Ивана Федорова", как в шутку называли редакцию, не работало, и бойцы не видели в своих окопах "Советского богатыря" - маленькой газетки, к которой привыкли и которую давно успели полюбить.
И вот однажды, - в этот день заканчивали ремонт печатной машины, - в редакцию пришел один из самых ее активных военкоров. В пропотевшей, почти белой гимнастерке и такой же пилотке, с неизменным карабином за плечами и малой саперной лопаткой на поясном ремне, он протиснулся в землянку редактора и доложил:
– В-военкор Пчелинцев, из саперного батальона.
Здороваясь с солдатом, редактор улыбнулся: он хорошо знал Пчелинцева. Ведь почти каждый день Пчелинцев присылал в редакцию какую-нибудь заметку. Бывали дни, когда редакция помещала в одном номере газеты несколько заметок своего неутомимого военкора. Эти заметки приходилось подписывать разными фамилиями. Ничего не поделаешь - неудобно было давать одновременно две заметки за одной и той же подписью. А дать их было необходимо -"оперативный материал". Так Вася Пчелинцев превращался иногда в Петра Васина.
Раньше Пчелинцев работал агитатором в своей роте. Но после контузии он стал сильно заикаться. Сначала Вася растерялся - не знал, как агитировать. По-прежнему приходил на собрания, а говорить не мог. На одном совещании к нему подошел начальник политотдела полковник Демин и спросил:
– А вы, Пчелинцев, почему не выступили? Разве у вас мало опыта, чтобы поделиться с товарищами?
Вася покраснел и, страшно заикаясь, ответил:
– М-мне, товарищ п-полковник, т-трудно говорить...
– Ах вот оно что. Понимаю. А вы попробуйте писать в нашу газету. Военкор - тот же агитатор. Будете выступать сразу перед сотнями солдат.
– П-попробую, товарищ полковник.
– Попробуйте. По-моему, у вас получится. Главное, пишите правду. Ничего не выдумывайте.
И Пчелинцев стал писать. Первую статейку ему помог сочинить его дружок Уваров. Заметку сразу же опубликовали.
После этого Вася стал ежедневно описывать подвиги своих товарищей -саперов. Обо всех славных делах тружеников войны знала теперь дивизия Сизова. Об одном только герое ничего не писал военкор - о самом Васе Пчелинцеве. Ни в одной строчке не упомянул он о своих подвигах. Так и не рассказала газета о том, как холодной ночью сапер Василий Пчелинцев переплыл через реку, подполз к немецкой пушке и противотанковой гранатой уничтожил ее вместе с прислугой.
...И вот, обеспокоенный судьбой "Советского богатыря", Пчелинцев решил узнать лично, что стряслось с газетой. Он отпросился у командира роты, и тот отпустил его. Вася принес с собой несколько свежих заметок, одну из которых тут же отдали в набор. Пчелинцев стоял рядом с наборщиком и с превеликим любопытством наблюдал, как тот проворными руками извлекал из черных ячеек кассы маленькие буковки. Заметка была быстро набрана, и наборщик сделал оттиск. Пчелинцев с восхищением рассматривал мокрую гранку, держа ее в дрожащей руке.
– Во-от, че-ерт возьми!.. - бормотал он, морща лоб.
С того дня Вася приходил в редакцию почти ежедневно. Там к нему все привыкли. Заметки он приносил хорошие. Иногда писал их тут же, в редакции, то есть в маленьком блиндаже секретаря. Ежедневный приход непоседливого военкора стал обычным и необходимым явлением в жизни небольшого редакционного коллектива. Необходимым потому, что секретарь на первой странице газеты всегда оставлял место для "оперативного материала" военкора Пчелинцева.
И только однажды Вася здорово подвел редакцию. Пришел он позже обычного и вместо маленькой заметки положил перед изумленным секретарем огромный сверток,
– Что это? - спросил секретарь.
– "Млечный Путь". Поэму н-написал.
– А заметку на первую страницу?
– Я с-сегодня бо-олыне ничего не-е принес. Только поэму.
Огорченный секретарь стал быстро подбирать нужный материал из писем других военкоров.