Страница 6 из 53
Того, впрочем, это совершенно устраивало. Стоя, Мори держал в одной руке раскрытый блокнот, в другой — остро заточенный карандаш, и, казалось, был совершенно сосредоточен на них, не замечая ничего вокруг.
Ну, да. Удача любит смелых. Суворов хрустнул шеей — и решительно зашагал к Хидео по новенькому паркету.
— Господин Мори, — на лице парня повисла улыбка — одновременно почтительно-вежливая, и в то же время уверенная в себе настолько, чтобы не стать подхалимской. — Чудесный вечер, правда?
Хидео молча поднял на него вопросительный взгляд; карандаш не переставал двигаться в блокноте с невероятной скоростью, как будто руки Мори работали отдельно от его сознания.
Ах, да. Нахальный упоминал и об этом тоже, когда говорил ему о Юкино и её отце. Ну, да, разумеется — нужно быть более кратким, безо всех этих «чудесных вечеров».
— Господин Мори, — повторил он, продолжая глядеть на Хидео всё с тем же выражением лица. — Я хотел бы попросить у вас разрешения познакомиться с вашей дочерью.
Рука японца продолжала двигаться в блокноте всё с той же скоростью, не запнувшись ни на секунду, а сухой вопросительный взгляд по-прежнему был направлен на Евгения. После его вопроса не изменилось ничего, кроме лёгкого изгиба брови Хидео.
Ну и придурок. Стоит тут, строит из себя самурая. Как и говорил Алексей. Нужно просто продолжать — оставаясь почтительным, но дав понять, что ты и сам не абы кто.
Кстати, об этом. Улыбка Суворова стала чуть шире.
— Позвольте представиться, — заметил он. — Евгений Суворов. Наследник рода Суворовых, одного из сильнейших родов Москвы и старейшей военной династии России. Наша семья находится… на самом верху власти.
Самодовольный взгляд Евгения упёрся в равнодушные глаза Хидео. Может, японец плохо понимает по-русски? Он ведь не может правда вот так просто игнорировать его.
Но, похоже, именно это сейчас и происходило — и это настолько сбивало с толку, что Евгений просто замер, не зная, что сказать.
Он еле сдержался от того, чтобы оглянуться; по спине пробежал неприятный нервный холодок. На них ведь все смотрят, так? Всё грёбаное общество сейчас наблюдает за тем, как этот азиат-понторез позорит его.
Все, разумеется, делали вид, что не смотрят в их сторону — начиная от официантов, в изобилии сновавших по залу с подносами в руках, и крепкого вида охранников у стен, и заканчивая отцом и дедом. Евгений как раз мог видеть их краем глаза; те оба стояли, беседуя с Екатериной Воронцовой, наследницей деловых партнёров клана. Но он же чувствовал, как их взгляды направлены на него!
А может, ему просто кажется? Такое ощущение, будто они с Мори стали центром этого зала, что все смотрят, слушают, чего-то ждут…
А впрочем, плевать на других. Неважно, чего ждут они — важно, чего хочет он. Произвести впечатление. Завести связи, которые действительно будут чего-нибудь значить. Может быть… может быть, даже породниться с Мори, хотя сейчас, глядя на бесстрастное лицо японца и его быстро летающую руку с зажатым карандашом, Евгений и чувствовал отвращение.
И всё-таки Мори — это реальная сила. Распутины и Медведевы оказались в одинаковой степени ничтожествами. Один не смог защитить сынка от покушения, и суток не прошло, как его грохнули на какой-то заправке. Второй — позволил похитить свою дочь, да ещё прямо из места, полного людей. Вести дела с такими неудачниками — себя не уважать.
Хидео Мори — другое дело. Даже если он раздражает сейчас своим надменным молчанием, то, по крайней мере, имеет на это право.
Впрочем, он заговорит.
— Как вы можете понять, — продолжал Евгений после лёгкой заминки, — я не последний человек в этой стране. У меня такое чувство, что вашей дочери ещё не раз придётся побывать здесь… и, думаю, ей может понадобиться друг. Надёжный, сильный и…
Да ладно. Это уже просто хамство. Раньше Хидео хотя бы глядел на него, пусть и с этой пугающей пустотой во взгляде; теперь же — просто вернул взгляд в исходную позицию, направив его в блокнот.
— Господин Мори? — моргнув пару раз, уточнил Евгений. — Вы… так и не ответили. Вы не против, если я познакомлюсь с вашей дочерью?
Довольно странно это, спрашивать такое в двадцать первом веке. Но здесь Нахальный выразился предельно чётко. Попытка познакомиться с Юкино Мори в обход её отца — верный способ нарваться на неприятности, по-настоящему крупные неприятности. А вот проявить вежливость, показать следование традициям и старому этикету…
Впрочем, Хидео по-прежнему на него не глядел. Евгений растерянно моргал. Он ожидал чего угодно — согласия, отказа, гневных речей… но только не этого странного молчания, наполненного только шуршанием карандаша по бумаге.
Вот чёрт. Как вообще можно быть таким придурком?..
Впрочем, как раз такие, как Мори, и могут это себе позволить. Возможно, стоит подойди к нему позже? Может, Хидео думает, что его слова — только пустой трёп, или же хочет оценить его? Что ж, пусть убедится, что это не болтовня. Надо вернуться, когда он увидит, какие здесь все ничтожества, за редкими исключениями — вроде него, Евгения Суворова.
Не зная, что ещё сказать, Евгений развернулся. Идти, не получив ответа, да и вообще какой-либо внятной реакции, было неловко, но…
— Всегда любил делать наброски, — заключил спокойный, ровный голос Хидео Мори.
—…а?
Изумлённый Суворов обернулся, замерев на месте. Он решил заговорить с ним сейчас, когда он уже почти ушёл? И… о чём он вообще?
— Цвета, линии, детали… — Хидео почти не шевелился, только глядел на него — пристальным, холодным взглядом, от которого почему-то становилось не по себе — да медленно вращал в руке карандаш. — Всё это добавляет жизни общей картине, но суть произведения всегда отчётливо видна ещё на наброске. То, что действительно важно.
Евгений слегка сощурился, сделав два шага обратно.
— Простите, господин Мори, я не совсем…
— Я сделал набросок с тебя… Евгений Суворов, — выражение лица Хидео как будто вообще не умело меняться, а эмоции вообще не были ему знакомы. Он одним движением перевернул блокнот, демонстрируя Евгению свою работу.
Евгений вновь заморгал. Не показывать удивления, делать вид, что так и надо… легко сказать. Но всё это слишком странно.
Это действительно он. Отличный рисунок, что и говорить… действительно передал все его черты, ухватив главное в простых и чётких движениях. Но всё-таки… он просто молча стоял и рисовал его тут, пока он пытался заговорить? И… что это за странная рихтовка поверх его груди?
— Да, очень красиво, — Евгений попытался улыбнуться так вежливо, как только мог, и придать лицу выражение живого интереса. — Я… не ожидал, что вы нарисуете меня…
Эти японцы и правда странные, точно не от мира сего. Он думал, что всё уже пропало, но… кажется, дорожка к самой влиятельной девушке Азии ещё не перекрыта окончательно. Главное, сделать вид, что ему интересна эта мазня.
— А что это за линии у меня на груди, господин Мори? — дружелюбно поинтересовался он. — Какие-то… иероглифы?
Хидео улыбнулся. Впервые за всё время.
— Да, — кивнул он. — «Глупец, который считал себя смелым».
Всё происходило быстрее, чем кто-то мог отреагировать — слишком быстро. Вот наследник Суворовых стоит рядом с Хидео Мори, неловко пытаясь завязать разговор, а все кидают на него косые взгляды; вот Мори показывает ему рисунок, а вот…
Кровь.
Дикий крик боли прорезал уютную полу-тишину зала, начисто заглушив неспешную фоновую музыку. Иероглифы — те же самые, что были на рисунке — стремительно прорезались на груди, животе, шее, руках Евгения Суворова, и вот уже крики переходят в хрипы и бульканье.
Все оцепенели, уже не скрывая того, что смотрят в ту сторону; в задних рядах послышались сдавленные звуки — кого-то явственно тошнило; несколько охранников, стоявших подальше, куда-то побыстрей рванули…
Стоя на коленях, Евгений Суворов пытался собирать рукой рассыпающиеся узлы кишок; лицо искажено болью, струйка крови изо рта, глаза в неверящем, непонимающем ужасе глядят на японца…