Спасения нет

— Пока нам не врежут чем–нибудь еще.

Горацио обнял ее за плечи.

— А все–таки им в первый раз дали отпор. Вот о чем надо думать. Они не всесильны.

— Нет. Не всесильны. Но близки к этому, Горацио.

Теано передала ей картинку еще одной торпеды на подходе к астероиду Дестену. Ген 8 Обороны Альфа принял командование над МГД-камерами и сплел вокруг астероида огненную сеть. Боеголовки торпеды взорвались, не достигнув цели.

Еще десять минут спустя, когда к цели подходила восьмая торпеда, оликсы изменили тактику. Первая боеголовка детонировала, едва соприкоснувшись с плазменным циклоном. Она на миг создала крошечный проход, в который попыталась шмыгнуть вторая. Просто не успела.

— Долгая будет ночь, — заметила Гвендолин.

Секс у них в этот раз получился не из лучших. Но все же это был секс — то, что ей требовалось. Горацио, кончив, почти сразу уснул, оставив ее перебирать сверхсекретные файлы, добытые через связи в ГПК и у членов семейного совета. Раз взглянув, увидев оликсов во всей красе, спать она уже не могла. И подозревала, что никогда не сможет.

Сейчас, через четыре часа после того, стоя на балконе в толстой кашемировой шали цвета морской волны, она вместе с Горацио разглядывала обескураживающе тихий город. Под ней ленточкой вился по блестящему мокрым илом ложу бурый ручеек — все, что осталось от Темзы. После того как щит надежно перегородил реку на западе, все оставшиеся в городе воды стекали под уклон к востоку и там бессильно плескались у восточного края щита в поисках выхода к морю. Здесь, в Челси, без воды остались модные плавучие дома, вкривь и вкось набросанные теперь у причала. В обычное время к этому часу над баржами висели бы стайки дронов, высматривая с высоты открытые воздушные коридоры над городом. Этим утром голуби и попугаи стали полными хозяевами своих исконных владений, впервые за полтора столетия превзойдя числом механических соперников. Лишь редкий полицейский монолет, паря над линией крыш, доказывал, что оликсы за ночь не похитили все население Лондона.

Теано подбросила ей тонкий, как белая паутинка, график, направив взгляд Гвендолин на южный край неба, где всю ее жизнь ободряюще светилось созвездие МГД. Городской щит преломлял лучи низкого солнца, размазывал розовато–золотистое сияние по всему куполу, как растекается лунный свет по полночному озеру. Все же сияние было не таким ярким, чтобы затмить протянувшуюся вдоль горизонта звездную полосу. Они были на месте, светили, утешали — россыпь искорок, аккуратно расставленных на орбитальной дуге за Нептуном.

На линзах она видела продолжение торпедной атаки. За последние четыре часа было атаковано 119 из 3500 астероидов. Оликсы упорно оттачивали тактику: теперь несколько боеголовок подрывались синхронно, чтобы пробить в буферном слое плазмы проход для других. Прием не давал большого успеха — только в одном случае из семнадцати астероид удалось уничтожить, да и то скорее удачей, чем точным расчетом. Однако на стороне оликсов был закон больших чисел. По сведениям от семейного совета, они располагали практически неограниченными ресурсами. Рано или поздно МГД-астероиды будут уничтожены. Это всего лишь вопрос времени.

Горацио, поднося к губам чашку кофе, другой обнял ее.

— Который из них Кайли?

Теано высветила для нее нужную звездочку, все еще ровно горевшую в небе.

— Вон тот. — Может, она показала не слишком точно, но, во всяком случае, в нужный момент он будет смотреть в нужную часть неба. — По–моему, это называется «призрачный свет». Он четыре часа как погас, а мы еще видим.

— Звездочка, гори, гори… — пробормотал Горацио. — Теперь–то я знаю, о какой звездочке речь.

Теано запустила для Гвендолин обратный отсчет. Надев пару темных очков от Раббиани — последний крик на небесных курортах, — она протянула Горацио другую пару, от Зароки.

— Без них нельзя, — пояснила она, стараясь не улыбаться при виде сверкающей блестками оправы на его лице.

На последней секунде у нее сжалось в груди. Выглядело это, будто в небесах перегорела старомодная стеклянная лампочка — только вспышка ее затянулась на несколько секунд. И в глазах, несмотря на солнечные очки пятого уровня защиты, плясали пурпурные блики.

— Черти полосатые! — воскликнул Горацио. — Сколько же мы хватанули радиации? Если свет такой яркий…

— Ничего с нами не случится. Не забывай, до него тридцать а. е., оттого свет и шел до нас так долго. От остатков гамма–излучения нас вполне защитит атмосфера и щит.

— Ну, если ты уверена.

Она сняла свои «Раббиани» и вымученно улыбнулась ему.

— До фейерверка Яната еще полтора часа. Да и смотреться он будет куда тусклее. Наверное, просто на минутку удвоит яркость. — Она опустила взгляд на пугающе пустую набережную. — Зато это зрелище, думаю, соберет зрителей.

Обернувшись, Гвендолин увидела у балконной двери Крину в зеркальной защитной ленте на глазах. Когда та сняла защиту, лицо ее ничего не выражало. Вроде бы профессионально, но Гвендолин угадывала в том следствие потрясения. Вчера вся планета задыхалась в потоке новостей, судила и рядила и основательно сомневалась. Сегодня действительность тяжело обрушилась всем на головы.

На кухне Горацио взялся разбивать яйца в большую кастрюлю с медным дном, а Гвендолин бросила в хлебопечку свежий брикетик теста.

— Через двадцать минут, — сказала она. — Это ранари, из него получаются хорошие тосты.

— Это здорово. — Он достал из холодильника литровую бутыль. — Что, и молоко из коровы?

— Угу. С золотым сертификатом.

— Не стану спрашивать, сколько оно стоит.

— Пользуйся, пока можно, потом не попробуешь. На Нашуа скота не держат, даже молочного стада. Там все продукты печатные.

— Новости оттуда есть?

Она покачала головой.

— Рано. Но совет Зангари явно готовит переселение всей семьи. Уже наметили пару тысяч лишних техников для подготовки места.

— В смысле? Это же хабитат, он либо пригоден для жизни, либо нет.

Гвендолин вздернула бровь.

— Извини, ты с моим семейством не знаком? Есть разница: ты пристроился на недельку на диване у приятеля или моя двоюродная бабушка въезжает в свою резиденцию. Причем у нас двоюродные бабушки далеко не главная головная боль.

— Ага, представил, спасибо.

— Ладно, пусть я несправедлива к высокопоставленным родичам, но, чтобы превратить Нашуа в надежное убежище, нам понадобятся звездные умы и лучшие во всех терраформированных мирах инженеры. Фактически совет обсуждает преобразование Нашуа в ковчег. Поговаривают, что пора навсегда покинуть этот сектор галактики. Иначе полной безопасности не видать.

— Ковчег? Разыгрываешь? Вроде «Спасения жизни»?

Она горько усмехнулась.

— Совсем не вроде «Спасения жизни»…

— Господи, так ты это серьезно. Значит… мы проигрываем.

— Кто выжил, тот победил.

— Только вот кто выживет?

— Нет, я тебя знаю. Ты хотел спросить: кто будет выбирать? Кто раздает билеты на спасательные шлюпки?

— Ну да.

— Так вот, один билет у меня в руках. И я отдаю его тебе.

— На планете миллиарды людей. Нельзя бросить их на… на что? Корабли Избавления уже идут, и остановить их нечем. Вот эти взрывы — такие, что из–за орбиты Нептуна видны. А если они начнут палить этими боеголовками по городским щитам? От нас мокрое место останется.

— Нет. Против щитов они ядерного оружия не используют — тем более такого калибра, как на Кайли. Заряд, способный пробить щит, убьет и всех, кто под ним. Говорю же, они не собираются нас убивать. Они хотят нас вознести, забрать к своему богу.

— Да ну? Ты так уверена?

— Да. Не забывай, у меня связи. И не только в семье.

— А те откуда знают? Кто может знать, чего хотят оликсы?

— Не знаю. На это моего допуска не хватает. Но можешь мне поверить: Энсли Третий не принял бы такого плана, не будь он уверен на сто один процент. Семейный совет готов бросить все построенное моим дедом. Ты понимаешь? Не будет «Связи», им больше не бывать плутократами. Все пропало. Они намерены бросить все, потому что только такой ценой можно выжить. А если Зангари действуют таким образом, смело можешь поверить — это не каприз.