Непоследний

Брови на квадратном лице коменданта сдвинулись, плечи опустились. Комендант встал и подошёл к стеллажам во всю стену, набитым книгами. Он провёл по корешкам, хотел достать одну из них, но передумал и направился к окну. Все прочитанные книги не добавляли ему убедительности в беседах с узником, часто перерастающие в споры в зависимости от настроения коменданта, но старец всегда оставался доброжелательным, вежливым и снисходительным. Это и выводило из себя коменданта.

– А мне кажется, что если бы не этот ваш Бог, то мы во многом сошлись бы. Я никогда не горел желанием становиться на сторону зла и потому стал начальником тюрьмы. Я добился всего благодаря своим способностям, упорству и целеустремленности. Как видите, мой дом – эта тюрьма – всё ещё стоит, несмотря на бури и штормы. А у вас, к сожалению, нет даже собственного дома. Даже до того, как попасть сюда, вы все время скитались по пустыням и городам.

Отец Эван беззвучно вздохнул.

– Всякому человеку предназначено поручение, одному так, другому – иначе. Для меня дом – это не стены и уж тем более не темница…

– Да, да, ваше жилище на небесах. Но вы пока ещё не там. Покорнейше прошу меня извинить, отец Эван, на сегодня, я думаю, достаточно. Вас обратно в камеру отведёт наш новый охранник Сол. До свидания, – сухо попрощался комендант Торн.

Старик вышел, охранник сопроводил его до камеры, где на столе его ждал обед. Узник поблагодарил охранника:

– Спасибо, Сол. А ты уже пообедал? –  поинтересовался отец Эван.

Охранник лишь пожал плечами и вышел. Вернувшись, когда узник доел, он взял поднос с посудой и направился к двери. Старик быстро подошёл вплотную к охраннику и положил руку ему на плечо. Тот резко дёрнулся и отпрянул, уронив поднос. Посуда с грохотом полетела вниз и ударилась о пол. Лицо охранника перекосилось, губы дрожали. Отец Эван попытался успокоить Сола, подняв обе руки. Затем старик указал пальцем на ухо и широко раскрыл глаза. Охранник отрицательно покачал головой. Узник показал на рот и стал медленно и отчётливо произносить разные звуки. Но охранник и на этот раз помотал головой. Старик подошёл к нише в стене, где лежала книга, раскрыл и ткнул в неё пальцем, широко раскрыв глаза. И в третий раз охранник замотал головой. Узник глубоко вздохнул и нахмурился, глядя на съёжившегося у двери охранника. Немного поразмыслив, отец Эван прищурился, и его лицо осветилось улыбкой. Он похлопал Сола по плечу и сказал:

– Ничего, что ты меня не слышишь и не можешь ответить. Время на нашей стороне, а нам нужно только оно и ещё упорство.

В конце недели, когда старика вывели на положенную ему прогулку на свежем воздухе, он не мог нарадоваться весеннему солнцу. Отец Эван решил ещё раз обдумать список знамений и последних новостей, полученных от предыдущих охранников – людей простых и необразованных. Когда он спрашивал, что происходит снаружи, многие из них не отвечали, особенно в первые годы его заключения. Или они говорили, что такие люди, как они особо не интересуются глобальными событиями. Со временем некоторые охранники стали разговорчивее. Лет 10 назад именно они поведали узнику о военных слухах, плавно и не очень перерастающих в настоящие конфликты. Хотя не все правители именовали это войнами, но старик всё же поставил мысленную галочку напротив этого пункта. Охранники также рассказали ему о разнообразных природных катаклизмах, вспыхивающих в разных уголках света: землетрясение в горах, унесшее жизни восьми тысяч человек; цунами со снегопадом на Востоке, в котором погибло вдвое больше— галочка вторая.

Отец Эван уже выучил несколько простых жестов, такие, как поднятая ладонь. Она могла означать одно из трёх: приветствие, прощание или требования внимания. Охранник тоже привык к обходительности и доброте старика.

           Через несколько дней, когда Сол пришёл, чтобы принести узнику завтрак, подойдя к двери, он увидел маленькую фигурку старика, сидящего на кровати с закрытыми глазами. Лицо его было обращено к маленькому окну под потолком. Охранник вставил ключ и отворил дверь, отец Эван продолжал сидеть в прежней позе и даже не открыл глаза. Сол поставил завтрак на стол и сел, дожидаясь, когда старик закончит. Его с детства влекли закрытые двери шкафов, буфетов, комнат. Тогда ещё не вполне осознавая, чем он отличался от остальных детей, он замирал при виде замочных скважин. Ему казалось, что открытие запертой двери – это магическое действие и что за дверями скрываются великие тайны и дары, такие, как высохшие леденцы в выцветших обертках, спрятанные за убогой утварью. Потому, когда за неимением других охранников позвали его – местного жителя забытого всеми полуострова, ребёнком часто околачивающегося вокруг тюремных стен, он с радостью принял предложение. В стенах тюрьмы он чувствовал себя как дома: во-первых, там почти не осталось людей, во-вторых, проведя всю жизнь в бедности, он привык к суровой простоте жизни. Старик прервал его воспоминания о детстве:

– Приветствую, брат Сол. Как ты потчевал сегодня? – произнёс отец Эван, приложив обе ладони себе под щёку.

Охранник кивнул в ответ и поднял руку в приветственном жесте. Старик улыбнулся.

– Я хотел тебе показать кое-что.

В камере было мало вещей, и большинство из них были в единственном числе, так же, как и старик был единственным заключённым тюрьмы: один узник, одна кровать, один стол и стул, одно окно, одна ниша и одна книга. Отец Эван достал книгу и передал её в руки охранника. Тот не ожидал, что она окажется такой тяжелой. Он видел много книг в кабинете коменданта, но никто не позволял ему брать их в руки. Сол провёл рукой по кожаному переплету с тиснением и ощутил незнакомый запах. Открыв первую страницу, охранник увидел заглавие, написанное крупными буквами из шести символов. Первый и третий выглядели одинаково, так же, как второй и пятый. Старик показал на последний символ и произнес звук. Потом он достал уголёк и начертил на полу ту же букву, взял руку охранника и указал ею на него. У Сола загорелись глаза, он попробовал выдавить из себя звук, открывая большой рот, как это делал старик. Охранник провёл пальцем по контуру нарисованной на стене буквы.

             В то утро узник показал охраннику первый десяток букв алфавита, пока тот не вспомнил, что ему пора отправляться на кухню за обедом. Не прощаясь, и, позабыв закрыть дверь камеры, он побежал по коридору, который наполнял запах супа с овощами, доносящийся из кухни. Там охранник наделал много шума, опрокинув ведро с водой. Кухарка по имени Мария, женщина лет сорока вместе с мужем – Питером Стэном – жили и работали в тюрьме. Сейчас она разливала огромным половником суп по мискам. Услышав грохот, Мария бросилась за половой тряпкой. Сол протёр насухо полы, к тому времени пришёл Питер, и они вместе продолжили накрывать на стол. Мария и Питер родились на полуострове и начали работать в тюрьме несколько лет назад, но уже не представляли жизнь за её стенами. Во внутреннем дворике на небольшом участке супруги выращивали овощи, ягоды и зелень. К маленькому хозяйству относилась и пятнистая корова. Мария второпях собрала выбившуюся широкую прядь белых волос в узел и понесла обед коменданту, Питер – караулу, а охранник понёс обед узнику.

              Из выводных надзирателей, охраняющих тюрьму снаружи, осталось только трое. Старший из них – капитан Вэг – почти всегда обедал отдельно от остальных. Он вообще мало общался с людьми и не любил перемен. Ещё более неуютно капитан чувствовал себя и с женщинами, поэтому обед ему всегда носил Питер. Сегодня он, сидя на каменных ступенях под вышкой, казался мрачнее обычного.

– Здравия желаю, капитан, – громко и бодро отчеканил Питер по привычке.

              Капитан вздрогнул, в его больших глазах отразились страх и тревога. Он надвинул фуражку на лоб и проговорил, заикаясь:

– П-питер, я, по-моему, г-говорил, что вам нет надобности здороваться с-со мной по форме.

– Мне просто приятно обращаться именно так. Я говорил, что когда-то мечтал стать военным? Но после службы в Армии мы сыграли свадьбу, и жена отговорила меня. Кто знает, глядишь, сейчас бы жил иначе.