Страница 10 из 76
С Анной присутствующие дружелюбно поздоровались, и никто не обратил внимания на то, как спокойно она прошла к левой двери. Ни о чем не спросили, не предупредили, не предостерегли — полное доверие, как будто то же самое градоначальница проделывала каждый день.
За дверью оказался коридор без окон, тускло освещенный одиноким зачарованным светцем в креплении под потолком, справа — решетка без видимых замков, кажется зачарованная. Но в ее сторону Набель даже не глянула, прошла прямо, к менее солидной двери, за которой справа начиналась крутая и узкая лестница на второй этаж, а слева имелась небольшая ниша для инвентаря уборщицы, занавешенная серым полотнищем; в темноте сквозь щель поблескивало ведро и слегка торчала ручка швабры. На втором этаже имелась всего одна дверь, и вела она в кабинет управляющего.
Никакой охраны Дмитрий, к своему удивлению, не увидел. Не считать же таковой кобеля у входа, право слово.
Хрустов Аполлинарий Адольфович оказался человеком неопределенного возраста, неприметной, но располагающей наружности: среднего роста, добротно и опрятно одетый, но без франтовства, с аккуратно подстриженной бородкой и тщательно уложенными короткими седыми волосами. И в обхождении он оказался весьма приятен: без заискивания или снисходительности, спокойное дружелюбие выспавшегося и вполне довольного жизнью воспитанного человека. Этакое зримое воплощение образа идеального чиновника.
Он принял незваных гостей, — а вернее, госпожу Набель с сопровождающим лицом, — радушно. Предложил чай, завел разговор о каких-то городских вопросах вроде расширения водопровода и прогнозов погоды. Анна поддержала разговор, и несколько минут Дмитрий, не вмешиваясь, слушал о местных проблемах. Ни слова про упырей и какую-то иную нежить не прозвучало, разговор вообще был самым обыкновенным и вполне невинным.
Никакой пользы для охотника в нем не было, но зато он сумел убедиться, что обязанности градоначальника А. П. Набель выполняет исправно. Как минимум знает нужды родного города, помнит про какие-то сметы, со знанием дела поминает чиновников из Хинги… Судить о ее профессионализме Косоруков не взялся бы, но наконец принял, что эта девушка не просто занимает кабинет и штопает там чулки.
К погибшему казначейскому проверяющему разговор таким образом вырулил не сразу, но плавно и удивительно естественно. Здесь, конечно, скрывать истинную цель приезда Косорукова никто не пытался.
Аполлинарий Адольфович внимательно изучил документы охотника и те бумаги, что выдали ему в Рождественске в закрепление полномочий, проверил все печати специальной зачарованной линзой для бумаг и только после этого неохотно согласился честно отвечать на вопросы. Но предупредил, что рассказывает он все это частному лицу исключительно из уважения к Анне Павловне и ее просьбе, ничего писать и подписывать не станет и уж тем более не подтвердит сказанного в суде.
Покойный проверял не только прииск, но и отделение банка, и некоторые другие учреждения, даже городскую казну. Образцовый порядок был только в последней, так что Анна искренне удивилась тому обстоятельству, что Шалюков брал взятки. Банкир же честно признался, что некоторые неточности и спорные моменты в его деятельности вроде отсутствия обязательной охраны всплывали нередко, и куда проще было договориться с проверяющим, чем с ними бороться. Тем более тот не зарывался, меру знал, был очень щепетилен в этом вопросе, и, со слов Хрустова, работать с ним было приятно. Аполлинарий Адольфович даже готов был ручаться, что примерно того же мнения придерживались все, с кем покойный работал. Банкир посетовал, что неизвестно, кого пришлют на смену и как с ним договариваться, и у Дмитрия сложилось впечатление, что беспокойство это было искренним.
— А почему нельзя устроить здесь нормальную охрану? Здесь что, настолько тихо и безопасно, что вы не боитесь грабителей?
— Зачем охрана? Есть же Тузик.
— Тузик — это тот кабысдох у двери? — озадачился охотник, не веря, что они всерьез могут на это рассчитывать. Сторожевые качества рыжего Тузика доверия не внушали.
Банкир странно переглянулся с градоначальницей, пряча улыбку в уголках губ, и заверил:
— О, не волнуйтесь, он прекрасно справляется со своими обязанностями. Ведь главное не факт наличия охраны, а ее результат, разве нет? А нас ни разу еще не ограбили с момента основания, можете спросить у нашего начальства в Хинге, вам подтвердят. Хотя попытки были.
— И как здесь помогает облезлая дворняга? — вздохнул Дмитрий.
— Знаете, как говорят? Не будите спящую собаку. Вот и мы, думаю, не станем беспокоить его ради развлечения и утоления вашего любопытства. Да и помимо Тузика есть кое-что, что я, с вашего позволения, не стану афишировать. Безопасность все же. Возвращаясь к Шалюкову… Знаете, мне сложно поверить, что он вдруг изменил своим принципам и порядкам и потребовал у кого-то сразу много. Или, например, пошел на шантаж кого-то, кого шантажировать не стоило. По моим наблюдениям, ему вполне хватало на жизнь, и накопления на безбедную старость имелись, и еще через десяток лет подобной исправной службы он вполне мог позволить себе уйти на покой. И, может быть, не шиковать, но жить в свое удовольствие где-то в более приветливых краях, о чем и мечтал. Детей у него не было, женщины тоже, и не сказать, что он об этом жалел. Наоборот, я как-то сетовал ему, что приданое для трех дочек брачного возраста — изрядные расходы, так он вполне искренне сочувствовал и рассудил… Дословно я, увы, не помню, но и женщин, и детей он считал лишними тратами. А при столь скромных запросах, зачем бы ему понадобилось много денег?
— В таком случае выходит, что мотива для убийства не было ни у кого, однако кто-то же разрядил в него ружье и забрал документы. Не женщины, не шантаж, не деньги… Вряд ли у него при себе была значительная сумма наличными, верно?
— Смотря какую сумму считать значительной, — осторожно возразил Хрустов. — Для кого-то и рубль — большие деньги. А он ведь собирался уже уезжать, дела закончил, так что сколько-то наличности имел. Хорошая лошадь и эти деньги могли стать весомым мотивом, особенно для какого-то отчаявшегося оборванца.
— Пожалуй… — пробормотал Дмитрий, принимая и эту версию, а после проговорил рассеянно: — Интересно, куда он девал все эти законные и незаконные накопления? Дома у него ничего такого не нашли, банковского счета тоже.
— Существует практика номерных счетов, при пользовании которыми не нужны имя и фамилия, только комбинация цифр — номер счета плюс некий пароль. Вполне возможно, что именно таким он и пользовался. И если он нигде этот номер не записал, а унес с собой в могилу, то его вряд ли удастся отыскать. А он мог и не записывать, у него была прекрасная память на числа. Или записать, но где-то в таком месте, какое надо знать, иначе не догадаешься, что это именно оно.
— Но если кто-то узнал эти цифры, он ведь мог воспользоваться своим знанием? И убить Шалюкова за это мог, и при попытках вызнать пароль — тоже.
— Мог, конечно, но я сомневаюсь, что дело в этом. Если бедолага записал и номер счета, и пароль, и эта информация к кому-то попала, не было нужды его убивать, достаточно просто пойти в банк и забрать деньги. И он бы долго еще не обнаружил потери, а обнаружив, ни в коем случае не пошел бы в полицию. Чтобы он им сказал? Что у него украли полученные с взяток деньги, которые он ото всех прятал? Нет, за это его убивать не стоило. А вот если цифры и пароль пришлось выбивать — это другое дело, тут могли и прикончить.
— Тогда расследование можно сворачивать, — хмыкнул Дмитрий. — За то время, что прошло с момента убийства, убийца уже мог добраться до Рождественска, забрать деньги и счастливо отбыть в неизвестном направлении.
— Ну это уж вам виднее, — развел руками Аполлинарий Адольфович. — Но с другой стороны, ведь и узнать про этот счет как-то было нужно, а покойные не был болтлив. Поверьте мне, о договорной стороне работы Шалюкова знали очень немногие. Вот даже Анна Павловна не в курсе, а это о многом говорит. Только те, кто давно имел с ним дело и регулярно давал эти самые взятки.