Отступник-2

Конев Станислав Лукьянович, известный бретёр. Вот уж кто никогда не бегал от драки, и даже намёк на его трусость вызывал в нём бешенство. Половина дуэлей значившихся за ним были не с дворянами, и ни разу ещё он не оказывался бит. Хотя и после драки с ним, далеко не всегда поединщик отправлялся на тот свет. Подавляющее большинство отделывались лишь ранениями, нередко лёгкими.

И дядюшка не нашёл ничего лучше, как отправить ко мне этого красавца. Интересно, он получил приказ убить меня на дуэли, или эти кости бросили просто на удачу? А ведь я искренне надеялся, что после всего того, что сделаю, Демидов предоставит меня самому себе.

Глупо? Вообще-то, основываясь на местное законодательство не так чтобы и очень. Мне реально ничего не светит, и я не могу претендовать ни на что. Свидетельствовать против него? А смысл тогда мне отказываться от права наследования и опускаться ниже плинтуса? Не захотел бы Александр Иванович сделать меня мещанином, и был бы я простолюдином. Однако, всё за то, что он решил поставить на мне точку.

— Я не называл вас трусом. Просто задал вопрос, — спокойно глядя ему в глаза, произнёс я.

— Ах ты мразь.

Он ударил меня раскрытой ладонью, резко, без предупреждения, и без замаха. Ошибочное мнение, что бить нужно кулаками. Вот такой удар свалит с ног не менее эффективно, и при этом шансы самому получить травму куда ниже. Разумеется, если бить основанием ладони, а не отвешивать пощёчину. То же, кстати, бывает весьма ощутимо.

Я и не думал обострять до крайности, поэтому отшатнувшись назад, избежал столкновения с тяжёлой рукой далеко не худосочного пилота. А вот ему не повезло. В удар он вложился хорошо, как результат его повело, и пальцы со всего маху столкнулись с декоративной деревянной панелью.

— Хк-к! — побледнев выдал бретёр.

Ничего так. Крепкий мужик. Я явственно расслышал хруст. Да и пальцы вывернуло в обратную сторону. Бледный как полотно Конев поднёс к подбородку левую руку и тут же по его лицу прошла лёгкая дрожь, а боль из глаз ушла, как будто её там и не было, сменившись поволокой удовольствия.

Одна из прерогатив дружинников, бесплатно и в любой момент сменить разряженный амулет на заряженный. Если он личный, тогда сдать на зарядку, и получить уже на следующий день. Этот был личным, топазом на пять карат.

— Сударь, сомневаюсь, что у вас был приказ прибить меня ещё до того, как вы выполните волю князя, — глядя ему прямо в глаза, спокойно произнёс я.

— Стас, остынь. У нас приказ, — положил ему руку на плечо второй пилот.

Этого я так же знал. Вернее, Григорий. Ему были известны не только все пилоты, но и кто чем дышит. Мелихов Никита Сергеевич, из потомственного дворянского рода, пять поколений которого, верой и правдой служили Демидовым. Ничем особым не выделяется, за пять лет дослужился всего лишь до младшего унтера. Товарищи характеризовали его всего лишь одним словом, надёжный.

— Я в курсе, — рывком сбрасывая руку с плеча, бросил Конев, и ожог меня злым взглядом

— Тогда давай сначала выполним, а всё остальное оставим на потом, — предложил Мелихов.

Мне оставалось только скромно развести руками, мол, ничего не поделаешь. Конев в ответ дёрнул уголком губ, и развернувшись двинулся в сторону лестницы. Я улыбнувшись Мелихову, пошёл следом.

В паспортном столе надолго не задержались. Здесь, как и в Пскове имелись большекаменские держатели очереди. Минут десять перед дверью, да не больше двадцати, пока заполняли паспорт, вносили всё необходимое в реестры, оформляли бумаги для отправки в псковское отделение, дабы привести учёт в порядок.

— Ну что, щ-щенок, теперь я не на службе, — когда мы вышли на широкое парадное крыльцо, многозначительно произнёс Конев.

— И что с того? — вздёрнул я бровь, изображая наивность.

— Я вызываю тебя.

— Меня? Но что я такого вам сделал?

— Ты назвал меня трусом.

— Трусом я вас не называл. Господин унтер-офицер, господин Мелихов тому свидетель. А вот лжецом, очень даже могу.

— То есть, я лжец!? — надвинулся он на меня.

— Ну если вы глядя мне в глаза говорите не правду, то выводы делайте сами.

— Ты принимаешь вызов, щ-щенок?

Вообще-то можно было и отказаться, вынудить его ударить первым, а там без затей набить ему морду. В своих силах я не сомневался. В силу специфики местные конечно уделяют времени рукопашному бою, ничуть не меньше, чем в моей истории дворяне фехтованию. Однако, я мог их удивить, так как обладал опытом не одной эпохи. Но тут есть нюанс. Он всё ещё в форме. А валять в пыли великокняжеского дружинника, так себе затея, которая очень даже может аукнуться.

— Рукопашный бой, — после короткой паузы произнёс я, так как выбор вида схватки остаётся за вызываемой стороной. — Только просьба не затягивать, мне завтра утром вылетать в Псков.

— Драться будем немедленно, — успокоил меня Конев.

От жандармского управления мы направились в тренировочный зал «Колтукова». Добирались на разном транспорте, как и предписывал дуэльный кодекс. Чему я был только рад. Вот не хотелось мне видеть рядом с собой эту рожу.

Вопрос с моим секундантом решился сам собой. Им вызвался быть один из тренеров. С местом поединка, так же никаких проблем. По десять рублей с каждого поединщика, и никаких вопросов, дерись хоть до посинения.

— Как будете драться? — поинтересовался распорядитель.

А вот тут уже выбор за оскорблённой стороной, ибо только он определяет, что именно может его удовлетворить его уязвлённую честь.

— До смерти, или пока кто-то не попросит пощады, — тут же ответил Конев.

— А если один из вас лишится чувства, или по иной причине не сможет признать поражение? — уточнил распорядитель.

— Это трудности проигравшего, — отмахнулся унтер.

— Ясно. Бой до смерти, или пока одна из сторон не попросит пощады. Начинайте на счёт три, — подытожил распорядитель, и пятясь начал отсчёт. — Раз. Два. Три.

Несмотря на свой боевой настрой, Конев не стал спешить с атакой. Пригнувшись он выставил руки, словно борец, и начал кружить надо мной, постепенно сближаясь. Я же продолжал стоять прямо, с опущенными руками, единственно все время поворачивался удерживая противника перед собой. Я ничуть не сомневался в своей реакции, так как уже скользнул в боевой транс, и наблюдал за происходящим словно со стороны, подмечая малейшие изменения в движениях, мимике и выражении глаз Конева.