Страница 8 из 16
Мне выдали шмат солёного сала, даже скорее мяса с тонкой прослойкой сала, каменные галеты, плеснули в крышку от термоса горячего сладкого чая. Я во все глаза смотрел на этот термос, на промасленную обёрточную бумагу, из которой достали мясо, на эмалированную кружку. И на галеты, которые где-то глубоко в подсознании ассоциировались с детсадом. Чтобы добить, развернули кулёк из обёрточной бумаги, а в нём были слипшиеся подушечки конфет. Орехово-соевые, — вспомнил я.
Водитель Вася с досады решил закурить. Он достал из кармана пачку «Беломорканала», выбил щелчком папиросу и схватил её зубами.
— Ты давай ешь, боец, и рассказывай, что случилось, — напомнил он, прикуривая. Спичками.
Кажется, я понял, в какую степь ушли мои глюки. Но почему СССР? Не сказать, чтобы я был ярым фанатом тех времён. Впрочем, хорошо, что не котёл со смолой. А то ведь на рай я вряд ли заработал, а после трупа какая ещё альтернатива? Ладно, смотрим мультики дальше. В принципе, почему бы не поностальгировать.
— Ты слышишь? Товарищи, он всё-таки не в порядке, — тревожно сообщил мужской голос.
— А? Я тут. Сейчас соображу. Нас было трое, мы дошли…
— Подожди, ты был с ребятами в походе?
— Ну… да. Только не с ребятами — с мужиками.
— Как зовут, сколько лет? Они продержатся в тайге? Доберёмся до партии, по рации сообщим. Приметы вспомни.
— Лёха Валов и Макарыч, Муханов Владимир Макарыч. Лёхе пятьдесят два, Вовке пятьдесят один. Приметы…
— Погоди. Приметы радисту скажешь. А как вы сюда добрались? Далековато от ближайшего посёлка.
— На машине приехали до Кизина, дальше пешком.
— Что за машина?
— УАЗ.
— Ого! Ну вот, уже кое-что. Теперь о том, что и как случилось. Вы искали кратер?
— Да, Патомский кратер.
— Нашли?
— Нашли, что б ему пусто было. Палатку быстренько внизу поставили, даже чаю попили. И решили до темноты на разведку сходить. Начали подниматься. И тут…
— Ну-ну?
— Не знаю я, что дальше. Мужики вперёд ушли, а я вижу, солнце уже садится. А потом… гроза прямо надо мной. Упал, потерял сознание, очнулся…
«Закрытый перелом», — подсказал внутренний голос.
«Пошёл в жопу», — заткнул я его. Вид собственного трупа опять встал перед глазами как живой. Нет, нифига не живой. Мёртвый. Взгляд остекленевший. Бр-р!
— Очнулся, уже утро. И никого. И лагерь сгорел. Всё черным-черно.
— А показать сможешь это место?
— Я вам даже точные координаты скажу.
— Ого! Молодец! Диктуй.
И я сказал, потому как запомнил их ещё дома, а в пути они вдолбились намертво.
Потом мы тряслись на этом чуде враждебной техники, и я осознал, что настоящие танки реально не боятся грязи. Мы пёрли через подлесок, легко подминая всё, что встречалось на пути. Больших деревьев тут не росло, разве что горелые остовы с бог знает каких времён. Остальное — чахлые лиственницы, карельские берёзы, тонкие осины и какие-то кустарники. И много-много мха. Лесотундра. Один недостаток у вездехода — амортизации ноль. Так что швыряло нас безбожно, знай держись. Ну и не поговоришь, кричать разве что.
Тем не менее, мой молодой организм спокойно уснул под этот скрежет, гул и болтанку, и благополучно продрых до самой базы геологов. Прибыли уже в потёмках, и меня попытались сплавить начальнику партии, но тот махнул рукой и побежал пинать народ на разгрузку какого-то ценного оборудования, на котором я так сладко спал в пути.
Спасибо доброй девушке Люсе, которая взяла надо мной опеку и повела кормить в некое подобие кухни, которое заключалось в навесе, примыкающем к скальнику, а внутри был очаг и большой стол, слишком высокий относительно брёвен, служивших лавками.
Мне выдали миску гречки, щедро сдобренной тушёнкой, а к чифирю, который тут назывался чаем — сгущёнку, которую предлагалось наливать из пробитой в крышке дырки всё на те же галеты либо ананасовые вафли, которые так настойчиво предлагали, что я сразу понял — вафли тут не в чести, и все рады их сплавить приблудному мальчонке. А я был в полном ступоре, потому что свежий чай заварили из пачки со слоном, сгущёнка была офигенно вкусная — та самая, из детских воспоминаний, которую сейчас хрен купишь, я даже вафли эти вспомнил.
Впервые за сегодняшний день я подумал: «А не так уж плохи мои глюки, даже как-то приятно вспомнить детство и молодость».
Потом ко мне подсел начальник, которого все звали Михалычем и начал допрос. И я растерялся уже на первых вопросах, а дальше стало только хуже.
— Так как тебя зовут, говоришь — прищурившись, начал он.
И это «говоришь», мне сразу не понравилось.
— Саня.
— А фамилия-отчество?
— Александр Дмитриевич Шарипов.
— Как-как? Подожди, я запишу.
— Шарипов. Как Володя Шарапов, только через «и», — попытался я пошутить.
— Что за Володя? — наморщил лоб Михалыч.
— Ну который с Жегловым бандитов ловил, — дивясь дремучести геологов, ляпнул я.
Вокруг пожимали плечами и переглядывались, мол, кто в курсе, что за история? А я впервые задумался, в антураже какого года вообще нахожусь? Вдруг это совсем древние геологи, а я им ещё Высоцкого начну втирать. Очень трудно с глюками общаться, чтобы они тебя за психа не приняли или куда следует не сдали. Но ладно, вроде не тридцать седьмой год. Одеты более-менее в знакомые шмотки. А вот вытащи я сейчас такой мешающий золотой утяжелитель из правого голенища, что со мной сделают? Надо мне о нём позаботиться и найти место понадёжнее.
Продолжаем разговор.
— Ладно, про Володю потом расскажешь, страна должна знать своих героев, — сообразил начальник и как-то гаденько ухмыльнувшись в бороду, спросил: — Так откуда вы приехали?
— Из Иркутска, — честно глядя ему в глаза, ответил я.
— Самолётом?
— Нет, своим ходом, на машине.
— Не знал, что есть дорога.
— Есть конечно.
— Не близкий путь. Как там Иркутск, стоит?
— Куда он денется. Тряхануло нынче опять.
— Да ты что? Сильно?
— Ощутимо. Около пяти баллов.
— Ого! Сидим тут в глуши, отстали от жизни. Говорят, у вас там нынче Вечный огонь зажгли?
Оп-па! А вот и дата прояснилась. Спасибо Любане, такие факты из истории я знал. Семьдесят пятый, значит. На тридцать лет Победы огонь у нас зажгли. Кстати, спички у меня в кармане с этой датой. Ты смотри, какие логичные глюки. Всё-то одно к одному.
— Да, на девятое мая.
— Видел?
— Не, там столько народу было. Потом ездил посмотреть, — вдохновенно вещал я.