Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 3 из 5



Удивительно, редко кто сам признает себя глупым, тем более красивые девушки. Ведь мир обычно снисходителен к ним. Такую юную и хорошенькую особу скорее назовут наивной, оригинальной или ещё каким-то приятным синонимом, в крайнем случае, глупышкой. А чтобы вот так внушить красавице уверенность в собственной глупости, это надо очень постараться. Что же не так в этом королевстве, что красивая, богатая, знатная девушка заработала такой комплекс и так горько плачет?

Глава 3. Красивые тоже плачут

– Ну, мало ли что все говорят. Может они из зависти.

Принцесса глубоко задумалась или, во всяком случае, надолго замолчала. Она хмурила бровки, поднесла пальчик ко рту и постукивала им по своей пухлой губке. После долгой паузы она задумчива произнесла:

– Завидуют? Чему? Не думаю…

Я прямо онемела. Хотя что я знаю? Может у них тут все такие красавицы и красавцы, и каждая вторая принцесса. Решила уточнить, а то если это так, то это просто жестокое наказание: возродиться в таком чудном мире в виде бабочки, упустив шанс побыть принцессой.

–А что, разве ты не красавица? Или у вас тут много принцесс?

– Красавица конечно! Я самая красивая девушка нашего королевства. А принцесс….– Илиниель стала вновь шевелить губками и загибать пальчики. – В нашем королевстве пятеро, в соседних по двое..

– Ну вот!

– Что вот?

– Говорят, что глупая, потому что завидуют твоей красоте и знатности. – пояснила я.

– Правда?! И папа с мамой?!

Да, это вряд ли. Если даже родители так говорят, то видно основания есть. Да и эти паузы в разговоре как-бы намекают.

– Значит, ты поэтому плачешь? Потому что глупая?

– Да нет, мне это не мешает. Мешает другим. – горько вздохнула девушка.

– Ну, это их проблемы. Ты-то что плачешь?

Глаза Илиниель налились слезами, она даже пару раз всхлипнула, но постаралась взять себя в руки.

– Папа сказал, что ему надоели мои глупости, и я должна выбирать – в монастырь или замуж.

– Ну… монастырь это не так уж плохо, – утешающе сказала я. – И там люди живут…

– Нет! Нет! Нет! – зарыдала принцесса. – У них рясы некрасивые! Мне фиолетовый не идет! А чепцы уже лет сто вышли из моды!

Да, это аргумент.

– Ну, тогда замуж. У такой красавицы наверняка есть выбор. Посмотришь, какой из женихов тебе понравится, за того и выйдешь. В браке тоже есть приятные моменты…

– Нет, – девушка потупилась и смущенно призналась – выбора нет. За кого бы меня папа отдал, не сватаются. А тут согласился на мне жениться… – Илиниель побледнела и продолжила заметно тише, – герцог Арисандо, а он страшный!

Рыдания возобновились с новой силой.

– Страшный? Неужели такой уж некрасивый?

– И некрасивый тоже!

Что-то зацепило мое внимание в словах принцессы.

– Согласился? Так он что, не сам к тебе посватался?

– Нет, папа ему предложил, а он не отказался.

Странно. Хотя что я понимаю в королевских делах. Но, пожалуй, то, что жених не сам жаждал обладать красавицей, внушало некоторую надежду.



– Так может быть, ты его отговоришь на тебе жениться. Объяснишь, что не хочешь выходить за него, может быть он и откажется.

– Объяснить? Герцогу?! Я не смогу, – и она вновь заплакала. Потом встрепенулась и с осветившимся надеждой лицом завертела головой.

– Ты где, Даша? Может, ты ему объяснишь?

– Я?!

– Ты, ты! Ты такая умная и добрая! Ты сможешь!

– Думаешь, он станет слушать бабочку? Я не умная, я опытная. Была бы умной – не была бы такой опытной. И этот опыт подсказывает, что бабочку вряд ли кто послушает,– с сомнением протянула я.

Принцесса погрустнела, и мне стало её жалко. Всё-таки это ненормально, что девушке кроме как на бабочку надеяться не на кого. Да и мне самой помощь нужна. Я ведь здесь ничего не знаю. Даже, как и где ночуют здешние бабочки.

– Знаешь, – задумчиво продолжила я, – наверно, я всё же могла бы попробовать помочь тебе… Я могла бы на ушко тебе подсказывать, что говорить. Только вначале осмотреться, разобраться нужно… Но ты не отчаивайся. Может ещё твой отец-король передумает тебя за герцога отдавать.

– Нет, не передумает. Он очень на меня рассердился.

– Из-за чего?

– Я целовалась со свинопасом. – опустив голову и порозовев щёчками, сказала Илиниель. Но тут же засверкав глазами, решительно продолжила. – Но я не жалею! Тони такой хорошенький и милый!

– Кто, свинопас?

– И свинопас тоже, – кивнула головой принцесса.– Но Тони лучше! У него такие живые глазки, такой носик! Он такой розовенький! Такой живчик!

Принцесса, вспомнив о неизвестном мне Тони, просияла, стремительно и грациозно поднялась. Меня от такой стремительности прямо порывом ветра подбросило.

– Осторожней!

– Чудесно, что ты со мной! Пойдем скорее домой, а то Тони, наверно, уже скучает!

Одновременно сказали мы. Принцесса вытянула пальчик и позвала меня:

– Даша, садись! Пойдем домой. Будешь жить со мной. Я сделаю тебе гнездышко. Бабочки живут в гнездах? – затараторила она.

Я перелетела на её пальчик. Ну, для меня-то он скорее был как хорошая толстая перекладина, на которой я расположилась довольно уверено. Если б я сама знала, как живут бабочки! Придется узнавать опытным путем.

И мы отправились в путь. На пальчике я долго не усидела, да и принцесса устала так руку держать, так что я то порхала, то присаживалась отдохнуть ей на плечо или голову.

Оказалось, то, что я приняла за лес, было частью большого старого парка, который плавно переходил ближе к дворцу в цветущий сад. Вначале мы были в старой, удаленной от дворца части парка, которая выглядела почти естественной рощей, лишь отсутствие сухих растений, аккуратные дорожки и стоящие в самых красивых местах скамейки, выдавали его окультуренное состояние.

Небольшие прудики, гроты и водопадики, изогнутые мостики, перекинутые через живые прозрачные ручьи, придавали парку особое очарование. Чем дальше мы шли от старой части парка, тем более явно проглядывала рука человека в подборе растений. Цветущие деревья и кусты чередовались с обычными, темная хвоя оттеняла серебристые лиственные, сочная яркая зелень незнакомых растений сменялась с ажурной нежностью чего-то, напоминающего плакучую иву. Разный цвет и текстура листвы, коры, даже без цветов, создавал определенный ритм, который радовал глаз гуляющих и не давал их вниманию утомиться. Меня же ещё и волны запахов, приятных и волнующих, будоражили, как музыка. Всё было ново и незнакомо. То ли от того, что мир был нов для меня, то ли от того, что я изменилась и воспринимала его совершенно по-новому.

Постепенно парк перешел в цветущий сад с великолепными клумбами. Голова у меня просто кружилась от обилия впечатлений. С принцессой мы почти не разговаривали. Так, обменивались междометьями. Видимо, и ей, как и мне, было о чём подумать. Правда, когда вдали между деревьев стала видна громада дворца, и я невольно вскрикнула «Ого!», девушка притормозила и, подняв глаза, словно только что проснулась, сказала:

– Это мой дом. Нравится?

– Впечатляет! – всё, что смогла ответить я.

То, что можно было разглядеть на довольно ещё большом расстоянии между зеленью, действительно впечатляло. Узкие острые вершины башен, яркая черепица крыш придавали массивному телу замка некоторое легкомыслие, которое не могло скрыть грозную основательность постройки. Впрочем, на таком расстоянии детали были не видны, складывалось только общее впечатление от возвышающихся над деревьями величественных строений.

Чем дальше мы шли, тем больше людей нам попадалось на встречу. Одни прогуливались по дорожкам, другие спешили по делам, третьи, видимо садовники, возились в стороне от дорожек с растениями на клумбах.

Все они приветствовали принцессу, но как-то без особой почтительности или сердечности, скорее небрежно или снисходительно. Никто не пытался заговорить с девушкой, и она лишь кивала в ответ, односложно отвечая на приветствия. Лишь рядом с пожилым садовником она приостановилась, отвечая на его теплое приветствие.