Искусство малых шагов. Рассказы и хроники из жизни священника

– Нет, ты понял, те «чернила», что тогда назывались «Портвейном», лучше французского марочного по пятьдесят евро?! Что ты на это скажешь?

– Петрович, мы об этом уже говорили, я никогда не пил бормотуху. Представь себе. А до двадцати вообще не знал вкуса водки.

Игорь замолчал.

Оставшуюся дорогу ехали молча. Единственный раз он выдал со вздохом:

– Пашка прав. Разве об этом мы тогда мечтали? Как закручивает жизнь. Мог ли я себе представить, вступая в компартию, что когда-то сам стану активным строителем капитализма?

Минут через пять мы уже были на месте. Прощаясь, Игорь протянул мне бутылку дорогого французского вина:

– Возьми на память о нашей сегодняшней поездке. Ты счастливый человек, батюшка, раз не знаешь, что такое Покровский портвейн розлива 1979 года. Тогда это вино будет казаться тебе прекрасным.

Иудин грех

По вечерам, когда выпадала такая возможность, мы с внучками читали Евангелие. Сначала я прочитывал какое-то место, потом откладывал книгу в сторону и начинал на пальцах пояснять прочитанное. Очень многое из того, о чем они слышали, им было непонятно. Однажды я стал им рассказывать о последних днях земной жизни Спасителя и сказал несколько слов об Иуде и о том, как он предал своего Учителя. Выслушав мой рассказ, Полина спросила:

– Дедушка, а зачем он это сделал?

На что Алиса ей ответила:

– Ты что, не слышала? Ему за это дали денег.

Такое объяснение их обеих вполне устраивало. Раз Иуда хотел на этом заработать, тогда мотивация его поступка всем понятна и объяснима.

Однако если бы я, пионер Саша, в далекие годы своего детства узнал о том, что кто-то из каких-либо побуждений предал врагам своего близкого друга или командира, возмущению моему не было бы предела. Помню, еще ребенком присутствовал на встрече школьников с известным белорусским писателем Василём Быковым, слушал его рассказы. О чем он нам тогда рассказывал, я забыл напрочь. Зато потом читал его повесть «Сотников». Страшную историю о том, как в общем-то неплохой человек, партизан, попавший в плен, страстно желая выжить, становится предателем и убийцей. И этот сюжет я уже никогда не забуду. А у наших ребят всё так просто. Ну ему же дали денег. Я смотрю на них – дети как дети. Хорошие, пока еще послушные. Только живут они уже в других условиях, совсем не в таких, какие были у нас.

Вчера вечером Полина всё не могла улечься спать – никак не подберет себе удобную подушку. Дедушка принес внучке с десяток разных подушек, маленьких и больших, тонких и толстых, плотных и рыхлых. Всё перепробовала девочка, и ни на одной из них не остановилась.

– Надо же, – удивляется дед. – В девяностые, когда я работал в четыре смены составителем поездов на железной дороге, бывало, что ночью в промежутках между заданиями удавалось немного подремать. Так знаешь, чем обходился? Кирпичами. Или доску к стенке прислонишь, вот тебе и подушка. Только голова кирпича коснется, так сразу и спишь. Тяжело было, но работал и благодарил Бога, что у меня есть работа и я могу накормить свою семью.

Полинка вздыхает:

– Счастливый ты, дедушка, на чем хочешь можешь уснуть. Как наш Барсик. А у меня так не получается.

Ладно, это еще детское. Пока человек лично с трудностями не столкнется, вряд ли что-то поймет. Все равно, как если бы я им за ужином стал читать «Девочку со спичками». Слушать будут, а примерить на себя судьбу девочки из сказки Андерсена не смогут. Хотя, казалось бы, что ж тут такого сложного?

Обратил внимание: девчонки поедят, из-за стола встают и уходят, а посуду так и оставляют немытой. Начинаешь им выговаривать:

– Девочки, так нельзя. Посуду, хотя бы за собой, нужно помыть.

Смотрю, а они не понимают, в чем причина моего недовольства.

– Дедушка, зачем ее мыть? Вся грязная посуда в конце дня собирается и загружается в посудомоечную машину. Утром ее берут и снова используют.

– А у нас нет посудомоечной машины, – отвечает бабушка. – У нас посудомоечная машина – это наш дед.

Еще характерное наблюдение. Перед Успенским постом венчал одну супружескую пару. Вместе они уже тридцать лет. Решили на свой юбилей совершить венчание. Приезжают они к нам в храм. Пока готовимся, наблюдаю такую картину: их внук, ровесник моих девочек, со сдвоенной иконой-складнем в руках пытается маленькой отверткой выкрутить крошечные винтики, чтобы складень превратить в две отдельные иконы. Во время венчания положено мужа и жену благословлять каждого своей иконой. Но можно воспользоваться и складнем, это не принципиально. Наблюдаю за тем, как пыхтит этот мальчик, пытаясь выкрутить винтики, подхожу к нему и спрашиваю: «Зачем ты это делаешь?»

Я в полном облачении, у меня на груди крест. Понятно, что я священник этого храма, а не человек со стороны. Ответ ребенка мне запомнился: «Это наша икона. Мы ее за свои деньги купили».

Хотим мы того или нет, но эти дети другие, они похожи на нас, но они уже другие. Время наложило на них отметину.

У нас по улицам поселка в течение всего лета, практически каждый день и каждую ночь на своих небольших спортивных мотоциклах носятся подростки лет пятнадцати, девочки и мальчики. Раздирающим ревом они, словно очередная египетская казнь, не давая спать ни маленьким, ни взрослым, сводят с ума население целого поселка в несколько тысяч человек.

Читаю в чате сообщества нашего поселка, как мама тревожно спящего ребенка угрожает проткнуть им колеса, разбить, разломать грохочущую технику. В комментариях вижу ответ: попробуйте только повредить наши мотоциклы. Мы знаем свои права, мы имеем право, замучаетесь платить. И в самом конце еще один комментарий от девушки-мотоциклистки: «Ваши дети – это ваши проблемы. Спят они или нет, мне безразлично от слова „совсем“. Лично я вообще не планирую заводить детей».

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «